В ту же реку - Дронт Николай - Страница 4

В школе много националов, коряков, корейцев и даже китайцев. У нас учится множество Кимов, Ли, Паков и Юн, а самые популярные имена Николай и Маша, их особенно любят коряки. Школьные корейцы потомки эвакуированных в СССР от ужасов Корейской войны. Она закончилась в 1953, а уехавшие никак вернуться не могут. Точнее, не хотят, хотя паспорта КНДР имеют. Молодёжь старается сочетаться браком с советскими и сразу сменить подданство.

Программа чуть отличается от материка, мы учим родной язык. Родной, в нашем случае корякский, даже если в классе всего четыре коряка, да и те лишь наполовину. Коряков на Земле осталось меньше десяти тысяч человек, зато диалектов аж одиннадцать. Какой именно изучаем мы, школьникам не ведомо, до 30-х годов и письменности-то не было. Зачем учим тоже непонятно, ведь коряки неплохо знают русский. Однако при СССР требовали не дать угаснуть малым народом, выделяли им разные льготы. Только после распада Союза стали экономить и забили на такие излишества.

В классной комнате три ряда по три парты. Сижу в углу на последней, со мной Лиана, Ли Аня, симпатичная девчонка. Её родители настоящие китайцы, бежали в СССР от культурной революции. Девочка выросла в Союзе и говорит без акцента. Помню, после 10 класса она собиралась во Владивосток, больше про неё не слышал. Передо мной сидят Ким Коля и Лукина Ира. Колька не пойдёт в 9-й класс, поступит на работу в СМУ, через год сопьётся, а через два пропадёт из посёлка. С Иркой у нас была взаимная симпатия, но ни она, ни я вовремя в ней не признались. Лет через двадцать случайно встретились в Москве, тогда оно и выяснилось.

Мои приятели Колька Попов, Юрка Семенюк и Женька Соколов. Семя везде ходит в чёрной пилотке с белым кантом, как у подводников. Его мечта подводный флот. Поступит в Ленинградское высшее военно-морское училище подводного плавания, но на третьем курсе залетит по-крупному в самоволке. Отслужит матросом и пойдёт работать на БМРТ, большой морозильный рыболовный траулер. Попик потерялся сразу после окончания школы, но лет через десять вернулся в посёлок и работал там, пока цунами не смыло дома. Это его фото были в ЖЖ. Сокол жить будет в Подмосковье, дружить с ним получится долго, но расстанемся в 90-х весьма погано. Есть у меня и недруг, Пак Юра, которому я не понравился с первого дня знакомства. Почему? Думаю, сам не знает. Может завидует хорошим отметкам? Обидные прозвища именно он придумывает. На первомайских праздниках, на танцах в клубе, Юрка из-за чего-то поругается с приятелем, тот по пьяни насмерть пырнёт его ножом, за что надолго сядет.

Соня Перельштейн подошла, сразу как меня увидела. Её отец велел передать, что после уроков Пётр Петрович попросил навестить его в больнице. По поселковым меркам Марк Аркадьевич, Сонин папа, большой человек. Директор поселкового потребкооператива, при котором есть магазин для промысловиков с дефицитными товарами. Раз зовут, обязательно надо будет зайти. Заодно узнаю, куда девать вещи, отданные на хранение. Уж больно рискованно с ними, вдруг милиция нагрянет. Человека подводить не хочется, но и с ментами тереть тоже совсем не улыбается.

— Лёха, ты домашку по английскому сделал? — теребит меня Семя. — А то могу дать, я у Соньки списал. Пока будешь переписывать, могу твою математику тоже… того…

— Сенькою Веру уел, — благодарю за щедрое предложение, — сам перевёл. Там всего то два абзаца. Мать-и-Матику скатать не успеешь, скоро звонок.

— Я сам вчера бы написал, — вздохнул приятель, — но мы с Витьком на рыбалку ходили.

— И как?

— Полмешка одной наваги и штук двадцать корюшки. Я бы больше наловил, но Витька сказал "на праздники хватит". Давай с тобой на выходных половим?

— Куда столько рыбы? У вас в сарае кубометр наморожен! А скоро тепло будет, она стухнет.

— Не стухнет! Мы с тобой можем льда нарубить с припая. В сарай натаскаем, до августа рыбёшка долежит.

— Ага! А летом рыбу ловить не будем? Сам же потянешь. Я пас!

Юрка был страстным рыболовом, а я и раньше не любил сидеть на льду с дёргалкой, а уж сейчас тем более.

Закончить разговор не успели, в класс вошёл Игорь Николаевич, математик и учитель физики, в одном лице. Следующие часы я вспоминал, что значит быть учеником. Ни память школьника, ни воспоминания старика не смогли сделать меня гением. Даже чтобы держаться прежнего уровня, пришлось изрядно постараться. С математикой у меня всегда было хорошо, первый урок отсидел спокойно. Русский проскочил на общей эрудиции, правила давно и окончательно забыл, а скорее всего просто не учил, в лучшем случае "читал", однако в прошлой жизни писать пришлось много. Не беллетристику, техническую документацию, но грамотность кое-какую наработать смог. Хотя учебник, чувствую, почитать придётся.

От физкультуры освобождён с первого класса. Как обычно, пока одноклассники бегали-прыгали по залу, сидел в раздевалке и делал домашку на завтра. Пусть физически я слабоват, однако уже почти год, прочитав статью в журнале, увлекаюсь йогой. В прошлой жизни занимался ею до отъезда в Москву, заодно "позой змеи" полностью выправил себе сколиоз.

В институте ребята, под впечатлением японского фильма "Гений Дзюдо", организовали секцию карате. Два занятия каждую неделю, преподаватель с черным поясом. Какой сенсей без чёрного пояса? Вроде как ширинка с оторванной пуговицей. Цена вопроса, пять рублей в месяц, с учётом стипендии в сороковник, или даже повышенной в 46 рублей, была великовата для студентов. Тем более количество учеников не должно было опускаться ниже десяти человек, иначе инструктору финансово не интересно нас учить. Словом, когда однокурсники узнали, что я со школы "совсем йок", а значит почти готовый боец, затянули в секцию. У жулика прозанимался лишь первые пять рублей, затем сбежал, сославшись на недостаток финансов. На самом деле причина была другая, меня свели с синологом, довольно долго жившим в Китае. Он и открыл для меня прелесть ушу. Ничего боевого, только оздоровительные и медитативные практики. Группа шесть человек, те же два раза в неделю, но платили три рубля за занятие на всех, скидываясь лишь на аренду зала. Причём, учитель скидывался вместе с нами. От него я и заразился китайским языком.

На большой перемене, когда мы в столовке болтали о разных разностях, поглощали макароны по-флотски, закусывая их пирожками с повидлом и запивая сладким чаем, к столику подошёл главный школьный спортсмен и силач десятиклассник Вова Крюк. Он хлопнул меня по плечу и заявил: "Ты, Костёр, из правильных пацанов. Батя сказал, Чалдона один к людям вытянул. Уважуха тебе от нас за это. Если что, зови, я за тебя впишусь." Такие слова дорогого стоит, Вовка в авторитете среди ребят. Наши стали выяснять подробности, а Крюков покровительственно подмигнул и отошёл.

Химия один из моих любимых предметов, а её преподавателя запомнил на всю жизнь. Птица Леонид Андреевич, приехал из Сибири, первый год в школе, но успел стать любимцем учеников. Из будущего помню, что на следующий год, он станет директором школы, а ещё через год его заберут в райцентр третьим секретарём райкома партии. В разгул демократии, из секретарей обкома, он вернётся в обычную школу простым директором.

Последним уроком была моя прежняя беда, английский язык. Однако сейчас прочитал текст не напрягаясь. Работая программистом, хочешь — не хочешь, а язык выучишь. С произношением у меня так себе, хотя лучше, чем в прошлой жизни в то время, но ещё тренироваться и тренироваться. Лилия Николаевна, кстати тоже Ким, даже похвалила. Сама и по-русски с акцентом говорит, а уж английский у неё…

Учёба прошла спокойно, никто не заметил изменений во мне, можно не волноваться.

Отдельных палат в больнице не предусмотрено, а тяжёлых кладут в процедурную. Медсестра меня туда и направила, заставив снять пальто и набросить халат. Пётр Петрович выглядел плохо, что называется "краше в гроб кладут". Видать, хоть не сильно, но поморозился. Ещё и грудь забинтована. Около него сидит сухонький старичок. Незнакомый, не из посёлка. На тумбочке стоит вазочка, прикрытая вышитой салфеткой, стакан чая в подстаканнике, лежат пакеты. Заботятся о больном.