Никаких принцев! - Сакрытина Мария - Страница 40

— Розалинда, любовь моя, наконец-то!

Тут-то я его и узнаю. По голосу. Точно, это он немелодично ругался, когда мы с Роз в него горшки с геранью кидали.

Император гоблинов собственной персоной.

— Ваш-ш-ше уж-ж-жаснейш-шее велич-чество, — гоблины всегда спотыкаются на шипящих звуках, а придворный маг «уж-ж-жаснейшего велич-чества» с ними совсем не в ладах. — Мой король, это не она.

— Это не я!

— Как это — не она? — недоумевает император гоблинов.

Он молод, подозреваю, лет тридцать — сорок — почти мальчишка по меркам гоблинов. Это бросается в глаза: кожа без морщин, нежно-зеленого цвета, рога еще только проклюнулись, и на ногти он надевает специальные серебряные когти, потому что свои еще не отрастил. А еще, для гоблина, он очень даже ничего. Высокий (опять же — для гоблина), ростом не ниже меня (но и, конечно, не выше). Глаза золотистые, неожиданно яркие (гоблины живут под землей, потому видят за редким исключением плохо, а глаза у них или серые, или молочно-белые). Уши не торчат, как у остальных, а красиво прижаты к голове. Нос… ну, почти не сломан (гоблины — народ задиристый, чуть что не по ним — сразу в драку). Рот, конечно, мелковат… Но если император гоблинов удивляется (вот как сейчас) и округляет его — то очень даже ничего.

Ничего, да. Ничего особенного. Для своих этот гоблин наверняка красавец писаный. Меня даже удивляет, как он умудрился стать императором? У гоблинов же монархия весьма и весьма странная. Абсолютная — это да. Но по наследству власть никогда не передается. Скажи гоблину о наследстве — он покрутит пальцем у виска. Твой папа — император, а ты, следовательно, принц? Ха! Будешь копаться в шахтах на равных правах с сыном поварихи. А если хочешь трон — изволь за него сразиться. Раз эдак десять… двадцать… Или больше. По сути, до бесконечности. Вожак, считают гоблины, должен быть сильным, чтобы все его боялись. И это, кстати, работает: с гоблинами предпочитают дружить все вменяемые «солнечные» короли (как они называют тех, что правят на поверхности).

А следовательно, и этот гоблин добыл себе каменный венец (вместе с каменным молотом — если не ошибаюсь, он тут вместо скипетра) потом, кровью и железными кулаками. Хотя руки у него почти как у Ромиона: пальцы длинные, изящные, а ладонь почти девичья. Не работал он никогда в шахтах — сразу видно.

И как тогда стал императором?

— То есть как — не она? — взвизгивает он, когда гоблинский маг молчит. Всем император хорош (для гоблина), но как пискнет что-нибудь на ультразвуке, так хоть уши зажимай. Орал он на соперников, что ли? У гоблинов уши очень чувствительные.

Маг молчит, а я тем временем пытаюсь вспомнить, как их нынешнего императора зовут. Какой-то там Майяр — это точно. Но это тронное имя уже лет сто как прижилось, так все никак не отлипнет. Считается, приносит удачу. Но именовать им императора вне церемоний вроде бы невежливо. Тогда как? Величать? Их величество меня, между прочим, похитил, так что величания не дождется.

— Не она, — глубокомысленно повторяет наконец маг. Он старый: кожа серая, и весь седой как лунь. Еще и глаза молочно-белые. Жуткое зрелище, чем-то слизня напоминает. И руки у него узловатые, тонкие, как корни, кстати, липкие.

— Не я. — Не знаю, о чем они, но точно надо все отрицать. Когда так внимательно смотрят — лучше идти на попятный.

Я, забывшись, действительно пячусь — на меня шипит не то кот, не то мохнатая ящерица с треугольными ушами. Ростом она с добермана. Страшно.

— Но как же так? — потерянно вздыхает император, и мне даже становится его жаль. Готовился, наверное, организовывал похищение… А там — «не она».

— А можно, я тогда уйду? Ну, если это не я? — шагаю в сторону от ящерицы к выходу из пещерного зала. Увы, у него тут же вырастают охранники: две штуки и в броне от пяток до ушей. — А что? Я же вам не нужна?

— Ну нет! — взвизгивает опомнившийся император. — Сначала ты скажешь, куда вы ее дели! Ты и твой дух! И как ты посмела назваться ее именем, самозванка?!

Я жду, когда эхо от его визга уляжется, тру многострадальные уши и вежливо интересуюсь:

— Чьим именем?

— Ее! — визжит император.

— Ах, ее! — фыркаю я. — Тогда конечно, — поворачиваюсь к магу. — Папаша, растолкуйте, чего этому блаженному от меня надо? — Помните, я, когда волнуюсь, сразу хамить начинаю. Потом страдаю…

— Нет, — категорично качает головой маг, — не она…

— Ясно, — вздыхаю я. — Император, твой маг завис. Может, раз уж мы выяснили, что мы друг друга не знаем, то познакомимся?

И тут же задыхаюсь, потому что император гоблинов толкает меня к стене и легонько (наверное, ему так кажется) встряхивает.

— Я тебе сейчас познакомлюсь. Я тебе сейчас так познакомлюсь! — визжит он. — Говори, где принцесса Розалинда?!

— В театре! — машинально отвечаю я. Сложно не ответить, когда тобой стучат о стену. Больно так стучат.

— В каком театре? — изумляется император.

— Не она… — тут же отзывается маг.

Меня начинает разбирать истерический смех. От обиды, злости и страха.

— Не знаю в каком, но она решила стать актрисой и уехала.

— Как актрисой? — изумляется император. — А я?

— Не она…

— А ты в планы не входишь! — перекрикиваю я мага. — Пусти меня!

— Лжешь! — визжит император. — Розалинда не могла меня оставить! Мы клятву принесли! Говори, где она?! — и снова меня трясет.

Розалинда? Клятву? Этому?! Если только под розовой пыльцой…

— Да откуда я знаю! Пусти меня! — Ха, с таким же успехом я могла бы пытаться сдвинуть гору. Ладно-ладно, я уже начинаю догадываться, как он стал императором, только зачем эту силу на мне демонстрировать?

— Я тебя брошу в самое дальнее подземелье, и ты солнца век не увидишь, солнечная девчонка! — шипит мне в лицо император. — Почему ты назвалась ее именем? Говори, или я с тебя кожу сдеру! Ты видела людей без кожи?

Нет, но даже я знаю, что они обычно не разговаривают. А значит, все эти угрозы… Но, черт, император-гоблин, кажется, настроен серьезно.

И я не хочу, чтобы меня снова трясли, как Тузик — грелку.

— Роз — меня — попросила! — Меня встряхивают последний раз, и я больно ударяюсь о стену затылком. — Уй! Пусти, гад! Розалинда — моя сестра!

— Что? — вздыхает император. И выпускает меня. Я тут же падаю на пол, еще и больно ударяюсь коленками.

— Точ-ч-чно! — восклицает маг. — Сестра!

— Конечно, точно. — Я пытаюсь встать и одновременно тру коленки — по очереди. — Хватит меня трясти, или я буду молчать, как партизан!

— Ты — Виола? — выдыхает вдруг император гоблинов, снова толкая меня к стене и вглядываясь в мое лицо.

— Да!

Гоблин еще пару мгновений смотрит на меня, потом морщится.

— Ничего не понимаю.

— Взаимно, — бросаю я. — Может, тогда объяснимся? Только, чур, больше не орать.

Император отпускает меня и кивает на кресло у ярко-алого камня, заменяющего, наверное, здесь очаг.

— Ну, хорошо, Виола. Но ты рассказываешь мне всю правду. Мой маг узнает, если ты солжешь.

Сомневаюсь: маг выглядит повторно зависшим. Но я послушно прохожу (пошатываясь и шипя от боли) к креслу и падаю в него.

— Так где же твоя сестра?

Я рассказываю. Правду. Всю: гоблины народ суровый, если что — меня и правда могут кинуть в дальнее подземелье и содрать кожу. Оно мне надо? Прости, Роз, но я не подписывалась выгораживать тебя на допросе. Тем более ты какие-то клятвы этому императору принесла. И мне ничего не сказала.

Император с каменным лицом выслушивает и, когда я заканчиваю, поворачивается к магу.

— Она говорит правду?

— Да, ваш-ш-ш-ш… — И он начинает шипеть, как поющая игрушка, у которой сели батарейки.

Император отворачивается.

— Я не понимаю…

— Я тоже, — вставляю я. — Не понимаю, почему вы меня тут все еще держите. Мой отец не король, значит, никакой выгоды вы от моего плена не добьетесь. Если, конечно, вы не ставите на мою мамочку, потому что тогда вы полный…