Сделано в СССР (СИ) - Богдашов Сергей Александрович - Страница 19

– Славян раньше словене звали. Люди не с сохи, а с лова жили. Пока ружей не было, дичь или с собаками славливали, или в силки – капканы брали – ловили.

– Да, погодь мудрствовать, Силантьич. Пусть лучше Фёдор из жизни что-то расскажет, – прервут соратники новоявленного философа во время вечерних посиделок.

– Да что рассказывать-то, на охоте, сами знаете, всякое бывало, – встрепенётся Фёдор, признанный мастер жанра охотничьих баек. Для виду подкинув палочкой угольки обратно в костёр, он выждет необходимую паузу, и заметив, что народ готов слушать, начнёт неторопливую историю.

– Я молодым, когда только женился, в леспромхоз попал. С харчами там не очень было. Скотины своей почти никто не держал, огородов почитай нет, а в магазине или столовке изобилия отродясь не наблюдалось. Вот и приходилось охотой пробавляться. Пока утка шла, ещё терпимо было. Зато как лёд встал, да снегу немного насыпало, охоту у меня как обрезало. Я сам-то не из местных был. По боровой дичи охотиться тогда не умел, но тетеревов на болотах нашёл. Да и как их не найти. Болотищ там полно было. Как только промёрзли они, так тетерев и вышел туда кормиться. Только взять его, ну никак не получается. Стоят посреди болота сушины высоченные, а на них тетерева сидят. Вокруг ни кустов, ни камыша. Те птицы, что на высохшем дереве сидят, они, значит, вроде караула. Стая внизу кормиться. Потом меняются. Те что караулили, вниз спускаются, а на их место другие взлетают, и тут же головами во все стороны вертят. Чисто вертухаи. Как только ты на вид выйдешь, караульные птицы с места снимаются, и при этом крыльями хлопают так, что вся стая сразу вслед за ними поднимается. Побродил я вокруг болот пару дней. Птицы немеряно вспугнул бестолку, да и отложил ружьё до весны. Только тут заковыка вышла. Жёнка-то моя, она тогда на сносях была, ну и познакомилась с соседкой, такой же брюхатой. Прихожу я раз с работы. Жена мне тарелку супа наливает, и на вторую тарелку ножищу от тетерева выкладывает. Соседка ей, видишь ли, подарок сделала, да мужем своим хвалилась, мол, столько он птицы добывает, что самим невпроед. Пока я ел, жена так и не присела. Стоит напротив, руки на груди сложила, и на меня смотрит. Мне уже и кусок в горло не лезет. Ну, делать нечего. Взял я поллитру, и пошёл к соседу кланяться, чтобы опытом поделился. Короче, рассказал он мне, как тетерева берёт. Птица же от собаки не улетает. Поднимается на дерево, и оттуда смотрит, как собака под деревом на лай исходит. Любопытно ей. Сосед это дело приметил и решил сам, вместо собаки, таким способом птицу скрадывать. Тулуп мехом наружу вывернул, и к тетеревам на четвереньках пробирался, а для верности сам время от времени ещё и погавкивал. Взял я на работе отгул, и на охоту. До болот добрался тогда затемно. Светать чуть стало, присмотрелся – сидят голубчики. Переоделся по быстрому «под собаку», встал на четыре кости, и вперёд, к дереву сухому, на котором птица сидит. Никогда на четвереньках по кочкарнику зимой не лазили? Вот и не пробуйте. Метров через сто у меня руки в снегу по плечи были, в валенки по сугробу набилось, и вся морда осокой изрезана. Это я поначалу подлаивать пробовал, а под конец уже скулить начал. Но тетерева-то сидят! Не шелохнуться. Я на них поглядываю, и вроде, как сил прибывает. Подкрался на выстрел уже совсем взмокший. Упал на грудь, чтобы дыхание успокоить, и руки перестали ходуном ходить. Глаза пот заливает, вокруг ещё хмарь ночная не рассосалась, но птицы на дереве сидят. Все четыре. Ружьё незаметно подтянул, на кочку, для упора пристроил, да по нижним, как сосед учил, и приложил с двух стволов. И ведь промазал! Все четверо сидят, как сидели. Дым от выстрелов ещё не разошёлся, а я на колени вскочил, перезарядил ружьё, и дублетом как дал по ближнему. Слышу, орёт, – Фёдор вытащил из кармана папиросы, и не спеша закурил.

– Кто орёт-то? Тетерев? – не выдержал один из слушателей.

– Старик орёт, – Фёдор с наслаждением затянулся, и выпустил дым красивым кольцом, – Вылез из шалаша, снегом присыпанного, и кричит мне, чтобы профиля ему не портил. Фанеры доброй у него нет на новые. А сам ржёт, как лошадь, прямо не может. Понравилось ему, видите ли, как я собаку изображал. Говорит, что от хохота даже не смог вовремя из шалаша выползти.

– Так ты по фанерным профилям стрелял, – заходятся смехом охотники, сидящие до этого с открытыми ртами.

– Так и было. Научил меня тогда дед, как у них по тетереву охотятся. Потом себе стрельнул одного, и меня посадил на своё место, в шалаш, значит. Домой я тогда две штуки принёс. Одного тетерева жена сразу соседке унесла. Вроде как алаверды, ну и показать ей хотелось, что у неё муж-то тоже не лыком шит. А соседу я про профиля рассказывать не стал. Пусть и дальше из себя собаку изображает.

Каждая дичь имеет свою специфику. У горожанина, предполагающего, что он выйдет сейчас в лес с ружьём и настреляет там всё, что увидит, скорее всего ничего не получится.

– Дичь нынче пуганая пошла. На двести метров не подпускает, – обычный рассказ горе – охотника, который попёрся в лес без обученной собаки, громко топая сапожищами и яростно шурша одеждой. Без собаки он не обнаружит и три четверти потенциальных объектов для охоты, а шумным передвижением разгонит остатки неосторожных птиц или животных, которые не успели разбежаться заранее. Птица в лесу на подозрительный шум чуткая. Слышит она намного лучше человека.

Пробежаться по лесу с луком я решил в расчёте на пернатую дичь. По весне мы иногда выбирались к Чусовой на рыбалку, так что район будущей охоты я себе примерно представлял. До реки пробегусь лесной дорогой, по которой сено с покосов возят, потом рыбацкой тропой вдоль реки, и обратно вернусь по старой колее, оставшейся от лесовозов. Где лес почище найду, там и вглубь отклониться можно. Серьёзной птицы я во время рыбалок не видел, но рябчики в лесу и утки на реке должны быть.

Охотиться на рябчика лучше всего с манком. Специальный свисток издаёт тонкий писк, подражая издаваемыми птицами звукам, которыми те перекликаются между собой. На манок – пищик рябчик отзывается охотно. После ответного свиста можно определить направление, откуда откликнулся свистун. Затем рябчик добывается с подхода, или охотник дожидается, когда птица сама подлетит на выстрел. Как правило рябчик, которого спугнули, не отлетает далеко. Летит он по прямой, и обычно усаживается на нижние ветки деревьев, недалеко от ствола. Проследить за ним не сложно. Гораздо труднее его потом разглядеть на дереве.

Вдоль Чусовой нет знаменитых лесов с «мачтовой» сосной. Веками здесь приличный лес вырубали на производственные нужды. Когда на Урале появились первые заводы, то все они начинали работать на древесном угле. Лучший же лес шёл на строительство стругов. По весеннему паводку, докупив дополнительно воду с заводских прудов, эти судёнышки успевали сплавиться по Чусовой до Камы, а по ней уже и до Волги. Так вывозилась основная масса продукции демидовских заводов. По словам самого Демидова, он в 1721–1722 гг. вывозил «водою на стругах в Русь» 145 114 пудов железа, для чего надлежало выплавить с 1720 года около 290 тысяч пудов чугуна. Опытные кормчие, по высокой весенней воде, старались пройти Чусовую, как можно быстрее. Однако недаром огромные гранитные скалы по берегам реки носят название «бойцы». Много стругов побилось об них во время бурного половодья.

С охоты я принёс четырёх рябчиков и двух кряковых уток. Рябчиков оказалось неожиданно много. Иногда на манок отзывалось по две – три штуки. Утки нашлись в старице. Их я сначала услышал по барахтанию и негромкому покрякиванию, с которым они кормились. Оба раза ждал, затаившись, чтобы выстрелить тогда, когда они подплывут к самому берегу. Тогда их можно вытащить, не залезая в воду.