Элемента.L (СИ) - Лабрус Елена - Страница 60

- Дэн!!! - заорал Гена, - Я сказал, иди!

И Дэн пошел. Медленно переставляя ноги, он пятился от стола к выходу и последнее что он увидел, был спокойный и сосредоточенный взгляд Екатерины Петровны над маской, закрывающей ее лицо.

Он вышел в коридор. Он не знал, что ему делать. Люди в ужасе смотрели на его окровавленные руки и одежду. Он тоже посмотрел на свои руки и поразился, как сильно видна кровь даже на черной одежде. На полу у входа, пристегнутый наручниками к батарее сидел, согнувшись, Роман и скулил. Дэн хотел ему врезать, но тот поднял свое зареванное лицо, и Дэн увидел, что Валера к нему уже изрядно приложился своими кулачищами и, видно было, что не раз.

- Она сама виновата! Сама, - все повторял арестованный и плакал.

Валера, больничный охранник, стоял тут же, одетый по форме, расстроенный и серьезный.

- Он даже не пытался убежать, так и сидел там на полу, - пояснил Валера.

- Из чего он стрелял? - спросил Дэн.

- Пистолет с глушителем - ответил Валера, - старый, конечно, но видно, ухоженный. Да он там так и лежит. Ментов ждем.

Дэн молча кивнул, потом спросил:

- Ты хоть поставил там кого?

- Да, конечно.

И он еще что-то говорил, но Дэн уже не слышал. Он прислонился спиной к стене прямо по центру небольшого вестибюля, сполз по ней на пол и так и сидел на полу, уронив голову на руки.

Он видел, как приехали менты, увели арестованного. Унесли прямо в руках, без пакета, тяжелый пистолет с коричневой рукояткой. Время от времени он поворачивался в сторону операционной, но оттуда никто не выходил.

Да, он помнил, что выстрела не было. Он услышал лязг затвора и за долю секунды до того, как пуля достигла своей цели, он успел единственное, что ему было доступно. Он инспирировался и даже успел схватить Еву и потянуть к себе. Но она не была алисангом. И в тот момент, когда она выскользнула из своего тела, а тело застряло на границе измерений, он понял, что она не была и совсем человеком. Душа человека, как обычно принято это называть у людей, не попадает в то измерение, в котором могут находиться алисанги. А алисанги попадают в него вместе с телом, поэтому и становятся невидимыми. Когда же алисанг умирает, то есть его душа расстается с телом, то вернуться в него она самостоятельно не может. Хотя эта его, свободная от тела, душа полностью сохраняет свою личность и может жить потом сколько угодно в Замке Кер. Но Ева выскользнула и попала в это их измерение и видела Дэна, который пытался ей помочь, и видела свое раненое тело. Когда Дэн понял, что повреждена артерия,  решать нужно было немедленно – или это тело умрет сейчас без души, или надо срочно Еву возвращать в тело и реанимировать. Он вытащил ее обратно в ее привычный мир, и она вернулась в свое тело и, сейчас, он очень надеялся, борется за свою жизнь. И ему сейчас было не важно, кто она. Ему было важно, чтобы она выжила.

Время шло ужасно медленно. Но он никого не видел и ничего не чувствовал, сидя на этом цементном полу. Он ждал и прислушивался к каждому шороху из операционной. От отчаяния он даже хотел инспирироваться прямо здесь. Плевать, что он просто исчезнет у всех на глазах. И он хотел, но боялся знать, что там происходит, поэтому просто сидел и ждал.

Если данное стечение обстоятельств можно назвать счастливым, то им сильно повезло, что сегодня дежурил Гена. Дэн не знал, по какой причине под старость лет Гена решил осесть в этой дыре, но зато точно знал, что в его послужной список входит не одна горячая точка, в которой он побывал в составе миссии "Врачи без границ". И он был хирургом не по профессии, как он любил говорить, а по состоянию души. Ну, а Екатерина Петровна, видимо, умела все.

Какой бесконечный день! Ему казалось, что он поцеловал эту девушку первый раз много лет назад, а не несколько часов назад. Ему казалось, что он прожил с ней целую жизнь и не хотел жить без нее дальше, потому что хотел на самом деле прожить эту жизнь с ней. Он не мог ее сейчас потерять! Нет, он должен быть с ней!  Может последние секунды ее жизни, но он должен побыть с ней. Он поднялся с пола. И в этот момент дверь операционной открылась. И они стягивали с лица маски и.... улыбались!

Да! Да, да, да! И он со всей силы стукнул кулаком в стену и, крутанувшись на месте, затряс ушибленной рукой.

- Ай-яй-яй, - укоризненно покачал головой Гена, глядя на его ушибленную руку, - только нам еще твоих переломов на сегодня не хватало. И он обратился к подошедшей Екатерине:

- Да, Катюха?

- Да, Гена, да, - сказала она устало, прислонившись к мощному плечу хирурга, - я и так словно снова в Либерии побывала.

- Да, уж, сколько мы там заштопали этих пулевых, - и он обнял ее за плечи, - и не сосчитать!

- Все с твоей подружкой будет хорошо! - обратился он к Дэну, - Даже дышит сама! Ключица, конечно, сломана, но это мелочи!

- Хорошо, что ты рядом был! Крови много потеряла, но даже вливать не стали, - добавила Екатерина.

- Да, у нас, правда, и нечего вливать, - как бы невзначай добавил Гена, - но это неважно. Подружка твоя пока спит, конечно, но тебе можно, сходи, - и он показал Дэну на операционную.

И Дэн уже почти скрылся в дверях, но слышал, как Екатерина Петровна сказала Гене:

- Ишь как рванул, а ты подружка, подружка! Вот увидишь, еще жениться на ней.

До момента открытия этого Зала и появления первых посетителей было еще часа два. Агата прикатила тележку и принялась за ежедневную уборку. Работа была не пыльная, но тяжелая. Зал Великой Судьбы, где находилось Дерево, от остальных помещений был отгорожен толстыми прозрачными стенами от пола до потолка, вот эти стены ей и приходилось ежедневно мыть. И хоть никто их сильно и не пачкал, так, иногда посетители оставляли несколько отпечатков на стекле, разглядывая соседние помещения, но Агата выполняла свою работу честно и терла их каждый день. Ей нравилось работать в одиночестве, что после того как ожило Дерево стало возможно только в ранние утренние часы. И она работала и думала о своем. Сегодня ее мысли, растревоженные сном, и взбудораженные цветущим деревом, были о единственном романтическом приключении в ее жизни. Том самом приключении, которое если и не станет причиной её многолетнего заточения, но сыграет в нем роковую роль.

В захваченную фашистами Варшаву в ноябрь 1939 года они с подругой прибыли из своего предновогоднего Берлина 1940-го. Им было по 17 лет, они только-только освоились со своими новыми способностями, и подруге Агаты почти как всем новорожденным алисангам хотелось изменить этот мир к лучшему. 22 ноября 1939 года на Гитлера было совершено очередное покушение, но бомба не взорвалась, и ее подруга решила, что сможет помочь человечеству справиться с этой чумой и во что бы то ни стало взорвёт эту бомбу. Ее подругу звали Ирма. Светловолосая, с глазами цвета пустынного шалфея, веселая и открытая, она совершенно не была похожа на своих темноволосых чопорных и строгих родителей. И никого это не смущало до шестнадцати лет, когда она узнала, что она алисанг и к тому же венет, которые тоже все сплошь были темноволосыми. Сначала все удивлялись, а потом перестали. Хотя Ирму и подвергли каким-то дополнительным тестам и проверкам, но на выпускном вечере все же торжественно приняли в семью венетов.

Сама Агата была керой, типичной рыженькой керой и своей необычной подругой обзавелась как обычно и бывает у алисангов, в школе. Они были одногодками, в школе познакомились, в школе подружились, остались подругами и после школы. Конечно, Агату, в то время звали совсем не Агата, но она так привыкла к своему новому имени за эти годы, что даже сама себя привыкла называть так, хотя настоящее свое имя ей нравилось больше. Когда-то ее звали Гудрун. В Средневековье это имя давали только девочкам из знатных семей, и для девушки звучало в нем что-то и воинственное, и божественное, связанное и с рунами, и с тайнами, и с богами. И с детства она увлекалась рунами и древними языками, и росла девочкой очень замкнутой, такой самой в себе. Она никогда не думала связаны ли были ее увлечения с тем как назвали ее родители, но, когда ее нарекли новым именем и жизнь, и увлечения ее сильно изменились. В то же время, когда ее еще звали Гудрун, и она уже стала алисангом, выбор стать монахиней был для нее настолько очевиден, что она просто не могла больше думать ни о чем другом. Ее консервативные родители немедленно согласились с ее решением, Гудрун даже показалось, что обрадовались ему, поэтому она уже стала самой юной послушницей с отличием сдавшей все экзамены и готовилась принять обет. Если бы не Ирма.