В объятиях волка (СИ) - Pricklys Darya "PricklyS / Darina_Dress" - Страница 46

Парень надеялся, что держит под контролем зверя. С дуру, он хлопнул склянку волчьего зелья, рассчитывая даже сейчас не потерять контроль, ибо опасался, что волк снова может пробудиться и пойти за ней, снова сделать ей больно или того хуже — убить. Но почему же зверь всю злость выплеснул на Гермиону? Шел бы к Уизли и предъявлял права, но… он решил иначе.

С ухмылкой, Драко думал, что с удовольствием бы придушил Уизли, но понимал, что это всего лишь мысли, и он не сможет, кого-либо убить по собственной воле, хотя… только если себя. Попытка была, но она потерпела фиаско из-за Танура.

Глупый домовик! Зачем он влез? Зеркало бы отразило проклятие и Драко не стало. Всем было бы легче. Родителям не нужно было бы страдать от несбыточных надежд, чиновникам — очередная сухая галочка в отчётах о том, что ещё одним преступником стало меньше, общественности — краткий некролог о самоубийстве наследника богатейшей династии на последней странице «Пророка», а Гермионе, ей, что ещё одним убийцей и чудовищем стало меньше. Она, наверняка не стала бы горевать, скорее всего, не прочитала бы газету, где была упомянута его трусливая смерть. Но Танур всё переиграл. Он спас его жизнь и предоставил «возможность» метаться, убиваться и самоуничтожаться от содеянного.

Драко не хотел терять Гермиону, но она ушла. Убежала голой из его норы, по его же вине.

Ему не вернуть гордую гриффиндорку, никогда не вернуть. От этого осознания хотелось выть волком, который притих и молчал. Он не отвечал на зов, как бы Драко ни старался. Словно его и не было вовсе. Слово это не он так поступил с девушкой. Малфой хотел получить объяснения того, почему это исчадие ада посмело вообще показать голову! Он ещё больше возненавидел этого урода внутри себя, с удовольствием и особым наслаждением вырезал бы эту сущность из себя, но это ему было неподвластно. Волк всё сильнее и чаще брал контроль.

Малфой сидел на мраморном полу одного из многочисленных залов Менора в кромешной тьме. Теперь это его пристанище. В его голову закралась безумная мысль, что он должен привыкнуть к темноте и холоду, так как всерьёз обдумывал план о попадании в Азкабан. Он хотел сдаться, рассказать что он на самом деле, что совершил нападение с попыткой убийства. Драко действительно начал просчитывать вариант выхода из лабиринта самобичевания именно таким путём. Да, Боль никуда не уйдёт, а так он будет отбывать справедливое наказание.

От выпитого зелья слегка кружилась голова, а, может, это всего лишь банальный недосып. Драко не знал сколько прошло часов или дней, суток с того момента, как ушёл Поттер. Тот кинул заявление Гермионы в лицо Малфою со словами: «Это копия» и ушёл.

Малфой миллион раз перечитывал эту бумагу, вглядывался в красивый почерк, запоминая каждый завиток, каждую букву, выведенную её рукой, её пальчиками, которые сжимали перо. Жаль, что это не оригинал, иначе он мог бы некоторое время вдыхать её аромат.

Как же она была ему нужна. Нужна! Но она ушла и больше не вернётся.

Драко схватился за волосы, уткнулся лбом в колени и заскулил. Он не хотел её терять! Он чувствовал такую пустоту внутри, словно кто-то просверлили дыру, и там гуляют все ветра мира, выдувая остатки надежды, оставляя лишь отчаяние и боль.

По залу раскатом грома раздался крик безысходности, безнадёжности и тоски.

***

В ванной стоял столб пара. В зеркале Гермиона пыталась рассмотреть своё измученное тело, но горячий иней не позволял. Подойдя ближе, она протёрла запотевшее стекло ладонью и без каких-либо эмоций посмотрела на своё отражение. Девушка по ту сторону зеркального мира была бледна; тени под глазами были результатом бессонных ночей, осунувшееся лицо, бледные, слившиеся с цветом лица губы покрылись тонкой обкусанной корочкой. Тело до сих пор болело: на бёдрах, животе и ногах, отдавая желтизной и синевой сизыми пятнами, алели синяки — напоминание о том дне, который она силилась забыть.

На глаза навернулись слёзы, когда её взгляд скользнул выше по телу — под левой грудью синел отпечаток пятерни. Гермиона изо всех сил успокаивала себя, пыталась прогнать тёмные мысли, но не выходило. Она только нашла контакт с этим человеком, они только начали приятельски общаться и он показывал своё небезразличие, но… поступил так. Раздавил её, практически уничтожил, сломал. Гермиона не знала, сможет ли снова восстановить внутреннюю гармонию. Забыть те страшные мгновения как страшный сон.

Он приходил по ночам из темноты. Его горящие жёлтым огнём глаза вселяли ужас и страх, мешали дышать. Он нависал над ней, шептал и рычал, что она принадлежит только ему. Что она его, и он никому её не отдаст! Но это был не Драко, а какое-то, сотканное из тьмы, безликое существо. Он обнимал, целовал и облизывал, а потом кусал и сдирал кожу, вырывал куски мяса, забрызгивая белые простыни её кровью. Этот убийственный сон заменил страхи Войны, от которых девушка раньше просыпалась в крике, да, но никогда в паническом ужасе. Гермиона понимала, что это игра её уставшего и оробевшего сознания.

Всхлипнув, Гермиона приложила к синяку свою ладонь. Она оказалась гораздо меньше отметины. Как же ей было больно, страшно, тошнотворно дико и жутко в тот момент, когда Малфой занёс над ней кулак. В ту секунду, Гермиона попрощалась с жизнью, ибо те удары, которые он наносил по паркету, могли размозжить её череп с первого касания. Он крошил доски в щепки, словно пол не был высечен из векового дуба, а являлся тонкой Васи*. Он был настолько силён, свиреп и необуздан, что замирало сердце от осознания самой страшной и болезненной смерти, которую можно было придумать.

Она с трудом помылась. Прикосновения к самой себе были донельзя неприятны, и она боялась, что будет, когда придёт Рон. Пребывая в Хогвартсе всю прошлую неделю, Гермиона невольно и не осознанно сторонилась парней. Вздрагивала от каждого резкого движения рядом стоящего студента. На неё стали коситься, но ей было всё равно, что о ней подумают. Давно наплевать.

Что касалось Рона, то она обдумывала вариант вообще написать ему письмо с просьбой о перерыве в отношениях. Для неё было очень тяжело подпустить к себе любого более, чем на шаг. Гермиона не хотела никому выдавать своего состояния, тем более своему парню.

Девушка прикрыла глаза и прикусила губу, отвернулась от зеркала, не имея больше сил смотреть на своё истерзанное тело. Она накинула халат прямо на мокрые плечи, и побрела в спальню. Она боялась, что Малфой мог прийти к ней, и… она даже думать не могла о том, что было, если бы он заявился к ней домой, поэтому в вечер пятницы она отправилась к родителям в австралийский дом и забылась беспокойным сном.

Гермиона была до безумия рада тому, что Малфою неизвестен адрес родителей и тому факту, что ему открыт доступ в этот дом. Вероятно, он бы убил её или родителей, или снова унизил, оставив медленно подыхать в осквернённом, поруганном теле, доведя дело до конца.

Грейнджер вздохнула полной грудью, надела джинсы и лёгкий свитер. Несмотря на тёплую австралийскую погоду, ей внезапно стало холодно, озноб прошёлся по всему телу и заставил сжаться в нервный жалкий комок. Гермиона содрогнулась и обхватила себя руками. Девушка остановилась у окна и посмотрела на зелёную лужайку у дома. Мама пересаживала какие-то цветы в многочисленных клумбах, а отец читал газету, сидя на удобном раскладном кресле для кемпинга. Она не хотела показывать родителям своего состояния — незачем им знать, что с ней произошло. Она сильная. Она справится со всем сама.

Когда она писала заявление об уходе, хотела раскрыть причину, но затем почему-то передумала. Глупое девичье сердце твердило, что не надо никому создавать дополнительных проблем, и Малфою в том числе.