Не единственная (СИ) - Миленина Лидия - Страница 59

И снова он ласкал ее, владел ее душой и телом, долго, так что она потерялась, растаяла в происходящем, желая только, чтобы эта близость не прерывалась никогда. Балансировал на грани страстного желания и того, что должно было случиться.

— Готова? — услышала она, когда он был совсем близко, так что хотелось рвануть навстречу… Она утвердительно чуть сжала рукой его плечо.

— Открой глаза, — сказал он, и Аньис потонула в черной бездне, ставшей удивительно сладкой, родной. В этот момент казалось, что быть еще ближе нельзя, он уже проник в нее, а она — в него…

«Вот сейчас должно быть очень больно», — пронеслось у нее в голове, она вспомнила рассказы подруг. Но когда он вошел, она не ощутила боли, только давление, в чем-то даже приятное — она открывалась, отдавалась впервые и навсегда любимому мужчине. И от этого душу и разум затопило перламутровым, полным любви наслаждением.

«Хватит с тебя боли, любой…» — как легкий ветерок, пронеслось у нее в голове, а страстно горящие черные глаза слегка улыбнулась. А дальше давление превратилось в ощущение удивительной наполненности, словно до этого ей всегда не хватало именно этого проникновения и отдачи… Глаза сами собой закрылись, и она отдалась ему целиком, не оставляя границ и сомнений, позволяя себе растаять, а потом родиться снова, взорваться и воскреснуть.

Все оказалось не так, как рассказывали подруги и сестра. Их мужчины засыпали, овладев ими один или (поначалу) несколько раз. Иногда это действо было приятным, иногда — нет, часто нейтральным, таким, что было несложно пойти мужу навстречу. Только Марша, по-видимому, сама наделенная горячим темпераментом, неизменно хвалила постельные утехи.

У Аньис все оказалось по-другому. Это было не сиюминутным актом соития или утехой ради наслаждения. Это было действо любви, и с первых касаний Рональд показывал ей это, не отпускал, удерживал в щемяще-прекрасном, меняющем душу чувстве взаимопроникновения.

Он был неутомим… Да и не человек он, подумалось Аньис, не знает усталости.

Второй раз он брал ее еще нежнее, давал растечься в нежности, что рождается после первой удовлетворенной страсти. И так продолжалось еще не раз и не два…

А в середине ночи в нем родился ураган. Должно быть, он отпустил себя, позволил своей чувственной страсти вырваться наружу. Его губы, руки, все его тело стало требовательнее, горячее, более яростное. И теперь ее стоны срывались в крик от невероятных ощущений. Он снова просил ее открыть глаза, и черная бездна поглощала, заставляя душу и тело выгибаться, извиваться от страсти снова и снова. И овладевал ею по-другому, целиком, не оставляя ей компромиссов.

А потом, под утро, он долго успокаивающе ласкал ее, лежа рядом и заглядывая в глаза. И Аньис нежными обессиленными руками гладила его лицо и тело, но руки опускались от сладкой усталости.

Рассветные лучи просочились сквозь занавеску. Обнаженный — теперь Аньис не смущалась смотреть на него и любоваться его мужественной красотой — он поднял ее на руки и отнес к окну. И Аньис увидела, как рассветные, полные радости рождения нового дня лучи заливают мир.

— Наше первое утро, Аньис, — сказал он, прижавшись губами к ее спутанным от страстной ночи волосам. — И их будет сколько ты захочешь, пока тебе не надоест. Я буду с тобой всю твою жизнь, если ты сама этого желаешь.

— Мне не надоест, — прошептала Аньис. И заснула у него на руках в рассветных лучах первого дня, что они были вместе.

Все же Кай ин Ви пожалел сына и огласил приговор наедине, не выставляя его на позор перед Советом архоа.

— Что-о?! — глаза молодого дракона вспыхнули темным пламенем. Сейчас даже в человеческой ипостаси он напоминал свирепого ящера. — Два года со связанными крыльями?! Не бывать этому!

— Это самое мягкое, что я могу предложить, — спокойно, но жестко, ответил Кай. — И твоя мать одобрила мое решение. Вреда это не причинит, а заставит задуматься.

Эдор прошел от одной стены грота к другой и усмехнулся.

— Не бывать этому! — и быстро, прежде чем отец поднял руку, чтоб накинуть магическую сеть или припечатать его «словом власти», рванул к выходу. — Я ухожу из архоа! Ты больше не властен надо мной, раз не хочешь помочь мне! — накануне Эдор просил отца присоединиться к нему в игре против наставника. Но, похоже, отец полностью встал на сторону Рональда. Эль переиграл своей демонстративной откровенностью.

— Тогда я лишаю тебя наследования. Мы родим другого сына, а тебя ждет судьба изгнанника! Ты и сейчас позоришь наш род и народ архоа, не желая принять наказание! — жестко кинул ему вслед Кай.

А Эдор поменял ипостась и взвился над морем. Отец даже не пытался остановить его. Эдор знал, что на его устах сейчас была жесткая, но горькая усмешка.

Ну и пусть родят себе другого наследника. Когда еще маленький дракончик появится на свет, когда вырастет, и где гарантия, что будет достоин… Сам же Эдор никогда и не мечтал о бремени власти. Он был умен, обладал всеми необходимыми способностями. Но править, принимать решения за весь народ, подчас вопреки собственным интересам, не желал. Хоть с самого детства считал, что когда-нибудь придется.

Сначала черный дракон устремился на восток. В изгнание, куда сам себя отправил. Говорят, где-то там живут архоа, ушедшие из своего народа — каждый сам по себе. Их трое, они ненавидят друг друга и весь мир. А ему, Эдору, предстоит стать четвертым…

Но все же у него было хорошее чувство самосохранения и остатки здравомыслия. Злость на наставника и отца не полностью одурманила мозг. Он понимал, что в драконьей ипостаси сможет жить лишь там, вдали от других народов, в выжженных скалистых пустынях. Стать одним из изгнанников, чья единственная страсть — собирать драгоценности, ширить свою сокровищницу. И корпеть над ней, копя злость и алчность, пока разум совсем не помрачится от жажды обладания.

Этого Эдор не хотел. К тому же у него есть цель, и, скрываясь в пустошах, он ее не достигнет.

Поэтому Эдор повернул на юго-запад и полетел на полуостров Юкка-Мэл, где в шхерах прятались целые пиратские города. Молодой дракон всегда любил море. Летать над ним, нырять и охотится на крупных рыб, просто сидеть на обрыве и любоваться… А еще он хорошо умел управлять кораблем — научился когда-то в детстве. Да и крутой пиратский нрав импонировал ему.

Прибыв на полуостров, где не спрашивали, кто ты и что привело в ряды рыцарей удачи, Эдор вписался в одну из команд. Острый драконий ум, сила, ловкость и магические способности, которые он особо и не скрывал, вскоре сделали его капитаном. А после — адмиралом целой армады пиратских судов. Чаще всего они грабили альбенийский торговый флот, и лишь обязательная магическая защита, выставленная на суда по приказу первого советника, спасла флот от полного упадка.

Так Эдор все же стал вожаком. Не в своем народе, но среди тех, кого понимал сердцем. А стоя на юте в штормящий день, он ощущал внутри полет, подобный полету над морем на огромных крыльях. В такие дни его сердце взлетало от восторга. И рвалось от тоски по Аньис.

Про себя он больше не называл ее Сокровищем. Она стала его Аньис. И ради того, чтобы быть с ней, он должен найти способ получить кольцо. Наставник больше не сможет управлять его волей. Он сам будет управлять ею при помощи кольца.

Рано или поздно он придумает, как добыть его. Молодой пиратский капитан верил в это.

Утром Аньис проснулась от чувства сладкого тепла внизу живота и легкого поцелуя. Так же, как уже делал один раз посреди ночи, Рональд положил свою горячую руку на низ ее живота, и невероятно приятное, блаженное тепло проникло в нее, разбежалось по всему телу.

— Что ты делаешь, господин мой? — с улыбкой спросила Аньис.

— Восстанавливаю баланс в твоем теле, — улыбнулся он. — Еще вчера вечером ты была невинной девушкой, а мы ведь не хотим, чтоб тебе еще неделю было больно ходить… Немного магии, скоро ты сама научишься делать такие вещи. Жаль, что нельзя было применить это, когда ты выздоравливала после пламени, это было опасно…