Побратим змея (СИ) - "Arbiter Gaius" - Страница 71

– А Знающие, по-твоему, старухами на свет родятся?

– Ну нет... Но...

– А что, по-твоему, в Знающей главное?

– Не знаю...

– Ну, во мне вот? Что главное?

Анхэ задумалась и долго молчала, глядя, как пляшут языки пламени в Общем костре.

– То, что мы все тебе хороши – наконец ответила она. – То есть, ты ругаешься, конечно. Но ты не со зла. А чтобы нам же лучше было. Ты как будто со всеми рядом. Все про всех знаешь. И случись что – ты сразу тут как тут – помогать...

– Ну а ты?

– А что я? Я ж совсем не такая.

– Разве? Помнишь, я спросила, зачем ты пошла мирить Тура и Кныша? Что ты ответила?

– Ну, что они мне хороши, и надо сделать так, чтоб им не было плохо... Ну нет! Это все равно не так, как с тобой!

– А кто советы старейшин подслушивает, чтобы все знать? – неумолимо продолжала знахарка.

– Да не подслушивала я! Так... Разок... Узнать хотела... Ну потому что это важно было! – она хихикнула, понимая, что между ней и Фетхой действительно много общего. – Нет, ну правда... Не смогу я такой, как ты, быть. Ты ж еще заклинания всякие знаешь...

– Знаю. Откуда бы?

– Научили? – робко поинтересовалась Анхэ.

– Научили. Родительница моя и научила.

– Хала – Видящая?

– Она самая.

– А ты тоже?.. Видящая?

– Все мы – видящие, когда нужно. Главное – что и зачем ты хочешь увидеть.

Анхэ вздохнула.

– А... А как же Шох?

– А что он?

– Я в его дом войти хочу.

– Ну так и входи. Он твоему ремеслу противиться не будет. Только не он.

На сей раз молчание длилось долго и было прервано лишь последним робким вопросом:

– А... А на песке и ключевой воде гадать научишь?

Тихий смех знахарки таял в темноте...

====== Глава 24 ======

«Тебе ведь ясно, Взывающий, что мы не можем проводить лето и встретить Холодное безвременье без разговора с духами? Слишком важным и странным был этот круговорот. Ты должен говорить с ним от имени Рода на Летних проводах. Так, как делал твой родитель или по-новому – но ты должен это сделать. Ты ведь это видишь, верно?»

Слова, сказанные вождем Марухом на площадке у Общего костра Кныш вот уже два восхода снова и снова прокручивал в голове, словно пытаясь найти в них какой-то новый, неразгаданный до этой поры смысл. И чем дальше, тем больше убеждался: ничего он в них не найдет, кроме того, что с ослепительной ясностью открылось ему в тот самый момент, как они были произнесены: с самого своего возвращения из Запретного леса в Ночь излома он лгал. Лгал самому себе – и Роду, видимо, тоже. «Не ходить больше за Белую границу». Это даже и не решение было – просто импульс, продиктованный болью и страхом. Он был в какой-то момент хорош – позволил немного успокоиться, прийти в себя, пережить случившееся. Но дальше... Дальше это «не пойду» стало напоминать трясину, в которую Кныш с каждым шагом, действием, сказанным словом или совершенным выбором проваливался все глубже и глубже.

Поначалу это было не слишком заметно, и жизнь, виделось, пошла на лад. Неожиданно появились соплеменники, жаждущие поделиться с ним своими проблемами и переживаниями, ищущие совета и поддержки. Беседы эти Внемлющего порядком утомляли, а иногда и весьма раздражали – однако он не мог не признать, что были в них и положительные моменты: прежде всего в том, что благодаря им он, по меткому выражению Тура, возвращался из Холмов предков, оставив гибель Величайшего, хоть и близко, но позади. Кныша это удивляло, иногда пугало, а иногда он чувствовал себя виноватым, за то, что приходит в себя, кажется, даже слишком быстро. Однако факт оставался фактом: на смену непереносимой боли пришла глухая тоска, которая, хоть и покидать его не собиралась, но и жить в целом не мешала.

Кроме того, разговоры и советы так или иначе открывали ему мир Рослых, сближая молодого Внемлющего с Родом, который круговоротами воспринимался им лишь как досадное препятствие на пути в его мир – мир духов и бестелесных полетов, где властвовал Величайший. Теперь же Кныш с некоторым удивлением замечал, что так или иначе находит себе место среди соплеменников, и жизнь с ними была вовсе не такой ужасной, как виделось ему когда-то...

Казалось бы, чего еще желать?

Однако тревожные знаки, говорящие о том, что трясина, хоть и незаметная поначалу, никуда не делась, так или иначе показывались – и со временем игнорировать их было все сложнее. Главным из этих знаков была фраза, которую его собеседники часто произносили в разговорах с ним: «Ты ведь духам внемлешь... » Продолжение было, как правило, тоже почти одинаковым: «спроси у них, узнай, попроси...»

Кныш отмалчивался или отвечал, как тогда Шоху, что все гораздо сложнее, чем видится. Однако никакие отговорки не могли победить наивной веры поселян в то, что теперь ответ на любой вопрос и решение любой проблемы они могут получить напрямую из По-Ту-Сторону и больше не сомневаться в том, что поступают правильно – так, как духам того бы хотелось.

А он – он чувствовал себя самозванцем и иногда задумывался о том, что мешало ему попросту объявить Роду, что связи с По-Ту-Сторону для него больше не существует, с духами он говорить больше не будет и за Белую границу не пойдет. Кныш старательно убеждал себя, что от подобного заявления Род только вздохнет с облегчением: мол, перебесился Взывающий, теперь все снова пойдет своим чередом, – а если кто и будет разочарован, – так со временем все, что он делал, забудется, и старое снова вступит в свои права...

Выглядели такие рассуждения весьма гладко и даже убедительно – однако от них становилось почему-то до того тошно, что оставалось лишь отбросить их подальше и занять себя чем-нибудь – все равно чем – лишь бы об этом не думать. Мысли послушно отбрасывались – и медленно, но верно умножали трясину...

Еще одним шагом в топь было то, что он так и не решился поговорить с Ёлем. Собирался было. И даже пару удачных моментов видел, когда рыжий подросток был один и не слишком занят. Но моменты были упущены, а все благие намерения разбиты о простой вопрос: «А что, собственно, я ему скажу?»

И верно: если больше никаких духов, никакой Белой границы, никакого По-Ту-Сторону – так и учить подростка нечему и незачем. Обряды, которые отправлял Анх, тот знает назубок – так, что, похоже, это ему, Кнышу, пора снова напрашиваться к нему в ученики...

Раз представив себе это, Внемлющий заскрипел зубами и поспешил убраться от Ёля подальше – неровен час, тот сам захочет о чем-нибудь поговорить. Однако же проблема теперь была очерчена более ясно: чтобы «не ходить за Белую границу» стало не импульсом, а осознанным решением, ему нужно было подобрать альтернативу. Именно об этом и говорил Марух, подчеркивая: «Ты должен поговорить с духами – так как твой родитель – или по-новому...»

По-новому – или как родитель... Этот невозможный выбор совершенно извел Кныша за два восхода, прошедшие с того разговора. «По-новому» означало вернуться в Запретный лес. «Как родитель...» Что ж, это означало попросту признать, что вся предыдущая жизнь была ошибкой, и все, что ему остается – считать капли воды да воскурять ароматные сборы... «С сон-травой», – с мрачной иронией подумал он, и на какой-то миг это решение и вправду показалось ему самым простым из возможных.

Мгновение, однако, прошло – а выбор без выбора так и остался. И стал тем более острым и неизбежным, когда речь зашла об обряде на Летние Проводы. Тут уж не отговоришься, не уйдешь от ответа, не буркнешь, что все не так просто, надеясь, что вопросов больше не зададут. Тут уж – отправишь либо так – либо этак. А там и... – Кныш зябко поежился, хотя в нагретой Лучезарной хижине было тепло, – там и жизнь повернет или так или этак. И потом уж ничего не исправишь...

«Ты пойдешь за Белую границу, потому что не сможешь иначе», – вспомнились ему слова Тура, и теперь он увидел их в новом свете. «Не сможешь иначе» вовсе не означает захочешь так, что не сможешь противиться собственному желанию. Это означает именно что не сможешь. Сердце будет дрожать, будешь упираться, – но знать, что, не сделав шаг за белые камни, погубишь себя еще вернее, чем если решишься...