Побратим змея (СИ) - "Arbiter Gaius" - Страница 75

====== Глава 26 ======

Утро выдалось на редкость погожим и теплым, предвещавшим восхитительный жаркий восход. Вообще-то для конца лета они были редкостью: обычной погодой в эту пору были быстро набегавшие тучи, сыпавшие мелким дождиком, чтобы затем столь же быстро растаять. И собраться снова... Бывало, что за один восход поселянам случалось и по-пальцам-руки раз намокнуть и высохнуть, так что о каком-либо комфорте говорить не приходилось.

Теперь же Лучезарная словно спешила одарить своими жаркими богатствами копошившихся внизу смертных... Впрочем, может, не всех – а лишь тех двоих, что осмелились вступить в ее мир?

Как бы то ни было, тепло пришлось весьма кстати, и Тур с Кнышем успели за утро не по разу мысленно поблагодарить за него дневное светило. Поблагодарить, будучи почему-то уверенными, что их услышат.

Рассвет, однако, принес не только тепло...

– Странно все здесь как-то... – заметил Тур, когда они позавтракали остатками вчерашнего зайца. – Будто все как и было – и все же...

– Вовсе не все как было, – возразил Кныш. – В тот раз Величайший чуть не уничтожил весь этот мир, так что тут был полный погром, разве не помнишь?

– Помню, – признал Тур. – Я почему-то думал про то, как было в Путешествии... Хм... Тогда еще больше странно – где весь тот погром?!

Они окинули взглядом пейзаж, расстилавшийся перед ними. Пустошь, Озеро и Горы и в самом деле выглядели вполне мирно и даже безмятежно, словно разомлев под ласковыми прикосновениями Лучезарной. Представить себе тот хаос, что творился здесь еще так недавно, было попросту невозможно. И все же...

– Смотри, – Кныш указал на Потусторонние горы. – Видится, когда я подходил тогда к Пустоши, туда попали молнии Величайшего. Видишь?

Тур пристально взглянул в указанном направлении – и согласился, что две из горных вершин, как раз в середине гряды, действительно изменили форму: теперь они были словно срезаны сверху исполинским ножом.

При внимательном осмотре выявились и другие различия: например, просеки, оставшиеся от гигантских валунов, выделялись свежей растительностью на фоне многовековых деревьев.

– Чудно, – озвучил свой вердикт Тур. – Ясно, что духи, а может и сама Мать-Земля, постарались тут все прибрать. Но почему тогда просто не сделать все так, как было? Не может же быть, чтобы сил не хватило?

– Мне видится... – голос Кныша звучал грустно, – видится, что это, чтобы осталась память о нем. О том, что он был разным. Ясно, конечно, что все то, что здесь есть – это память. О нем и о том, кто был ему хорош: они ведь это и создали. Но должно было что-то остаться и в знак того, что он мог и разрушать. Как от ран остаются шрамы...

– Может, ты и прав... И если о нем и такие знаки оставили – значит, он был хорош тем, кто тут обитает... – они долго молчали, глядя, как прогорает костер, затем Тур поднялся на ноги.

– Пошли со мной, – пригласил он. – Мне тут одна мысль пришла...

Он пошел вдоль опушки. Кныш последовал за ним, чувствуя, как тоска, уже было притупившаяся, разрастается с новой силой. Может, идея остаться здесь еще на восход была все же неудачной? Слишком мало времени прошло, слишком свежо все еще в памяти... Чего, собственно, он добивался?.. И... И куда они идут?!

Охотник, услышав, что его спутник остановился, обернулся, твердо заглянул ему в глаза.

– Пошли. Мы оба должны с ним попрощаться.

Голос его звучал непривычно хрипло, и Кныш со смутным удивлением подумал, что не припомнит случая, когда Туру было бы так сложно сдерживать собственные чувства. Выходит, то, что случилось, не для одного него стало трагедией? Ведь, – и эта мысль его поразила, – ведь, последовав за ним в Запретный лес той ночью, охотник знал, с чем, вернее, с кем ему придется столкнуться. И здесь, на этой самой Пустоши, бросаясь между ним и Змеем – он знал, на кого поднимает оружие. А значит, он не надеялся выжить – хотел только обменять свою жизнь на его... Чтобы у Рода был Взывающий. Чтобы лето вернулось. Чтобы не было Перехода за Дальние холмы...

Кныш пошел медленнее, стараясь не упустить ход своих рассуждений.

А дальше? Когда он все-таки выжил, пришел в себя? Каково было ему почти сразу узнать, что Змея он убил зря? Что весь свой невозможный выбор – отдать свою жизнь за жизнь Взывающего, – основал на иллюзии? И что реальной была только боль, которую он, не желая того, причинил?.. Каково ему было оставаться таким – без вины виноватым? Не оправдываясь. Не пытаясь ничего разъяснить. Просто уйти в тень, с глаз долой, чтобы он, Взывающий, мог вволю пожалеть себя да полелеять свои обиды... Уйти – а потом еще и найти в себе силы вернуться после той страшной ночи, – будто почувствовав, что он так дико, до зубовного скрежета, нужен...

– Ты что, спишь?

– Что?..

– У тебя был вид, будто ты спишь стоя.

– Нет, я просто... Просто думал.

Потом. Все, что нужно, он еще скажет. Но не сейчас. Сейчас они пришли.

Найти то самое место было уже невозможно – но Тур к этому и не стремился, понимая, что точность до шага в данном случае не имеет значения. Достаточно и общего направления. Вот и небольшая излучина опушки, где он выбрался тогда из Леса... А там, дальше, был Шох... Что же, искать больше нечего.

Охотник повернулся к своему спутнику, мягко подтолкнул его в плечо.

– Иди давай. Простись. Надо плакать – плачь. В последний раз. Потом будешь жить дальше.

– А... Ты?

– Меня там и в прошлый раз не должно было быть.

Наблюдая, как Кныш неуклюже, какой-то деревянной походкой направляется к берегу Озера Избранницы, охотник на мгновение засомневался было, стоило ли отпускать его одного – да и вообще затевать все это. Однако, поразмыслив, он пришел к выводу, что идея все же была верной: есть вещи, через которые проходить нужно. И есть среди них те, которые должно встречать одному.

Сам сын вождя устроился под деревьями, прикрыв глаза, и вскоре почувствовал какое-то странное оцепенение и сосредоточенность, как тогда, когда неведомая сила привела его к Белой границе. На сей раз он не сопротивлялся, не пытался понять, что происходит – просто дал мыслям струиться свободно, словно лесной ручей...

«Кто ты, Величайший, – и кто я?.. В чем настоящее значение того, что я сделал с тобой? И что сотворил со мной ты – такого, что теперь, глядя глазами смертных, я ощущаю себя слепым?.. Почему я хочу сказать тебе, что жалею о том, что не повстречался с тобой раньше – и сказать этого не могу, потому что мне видится, что я тебя все-таки встретил?.. И что, Величайший, что мне делать дальше? Чего хотеть, к чему стремиться, чего искать – если я теперь не знаю, кто я?.. Если вся жизнь становится с ног на голову – а я ощущаю, что это только начало?..»

Мысли словно иссякли, сменившись глубокой внутренней тишиной – однако, как ни силился охотник различить в ней хоть какие-то намеки на ответы, – их не было. Словно уверившись в этом, внутренний монолог возобновился, сменив, однако, направление.

«Ты хорошо прожил, Величайший... И порядок, который ты создал с тем, кто тебе хорош, – им можно любоваться и радоваться ему... И если то, что сделал я, помешало тебе этот порядок творить – то я в любом случае сделал очень плохо – даже если совсем этого не хотел... Это моя вина». Он мысленно коснулся кулаком груди, хотя и не был уверен, что тело повторило этот жест. Впрочем, это было неважно: Тура не покидало ощущение, что тот, кому были адресованы его беззвучные слова, все услышал и понял и так.

«Но для тебя – для вас, – все закончилось хорошо... – мысли потекли дальше. – Ведь то, что я видел тогда, пока лежал в лекарской, все же не было сном. А для меня... Для меня все только начинается – и я не знаю, какой дорогой идти... Что сделать, чтобы и в мою жизнь вернулся порядок... Ты ведь об этом знаешь-знаешь, да? О порядке. И о том, как его создать... Скажешь мне?»

Внятного ответа и на сей раз не последовало, но охотнику показалось, что на какое-то мгновение он ощутил теплое прикосновение к своему лбу. Знак? Или просто посланник Лучезарной пробился сквозь ветви деревьев? Впрочем, бывает ли в делах с духами «просто»? Да и вообще – бывает ли?..