Fatal amour. Искупление и покаяние (СИ) - Леонова Юлия - Страница 145

— Николай Васильевич отправил вам письмо, а на другой день скончался, — вздохнул Хоффманн. — Мне пришлось устроить похороны прямо на месте, ибо погода нынче стоит жаркая, и я опасался, что не довезу тело в сохранности.　

Марья ощутила сухость во рту, в глазах потемнело, пол, потолок, стены — всё завертелось сумасшедшей каруселью перед её взором, и она медленно осела на ковёр.　

Княгиня Куташева пришла в себя от противного резкого запаха нашатыря, лёжа на кушетке, куда её перенёс лакей.　

— Машенька, доченька, — Елена Андреевна склонилась над ней, утирая слёзы, — как же ты нас всех напугала!　

Хоффманн, обеспокоенный её глубоким затяжным обмороком, приблизился к ней, достал из кармана брегет и взял за руку, отсчитывая сердечный ритм.　

— Марья Филипповна, голубушка, — ласково заговорил он, — я вам настоятельно рекомендую оставаться некоторое время в постели.　

— Мне уже лучше, — княгиня Куташева нахмурилась, приподнимаясь с кушетки и повернулась к матери. — Где Софи? — Бедная девочка, — всхлипнула Елена Андреевна, — так рано осиротела, а теперь и брата потеряла.　

— Где она? — Марья оглядела гостиную.　

Madame Ракитина отвела глаза.　

— Граф Ефимовский пожаловал, — вздохнула она. — Он в библиотеке с Софьей Васильевной.　

Марья закрыла ладонями лицо и упала обратно на кушетку.　

Ссора с Марьей оставила в душе Андрея горький осадок. Он собрал все вещи, которые могли бы выдать их присутствие в охотничьем домике, в том числе шляпку, позабытую княгиней Куташевой. Разыскав ключ в маленькой гостиной, он запер двери и вернул его на место между стеной и перилами крыльца.

Возвращаясь, он едва не заплутал. Дорогу, по которой они приехали с Марьей Филипповной, он так и не нашёл, потому выбираться из лесу пришлось узкой тропой, ведя жеребца на поводу, потому как верхом проехать оказалось невозможно. Тропинка вывела его на дорогу, ведущую к усадьбе Ракитиных. Некоторое время он пребывал в раздумьях. Желание объясниться с Марьей толкало его к воротам имения, но вспоминая, в каком гневе она уезжала, Андрей понимал, что должно пройти время, прежде чем она остынет, и тогда можно будет говорить спокойно, опираясь на доводы разума, а, не потворствуя сиюминутным эмоциям и чувствам.　

Он собирался уже сесть верхом и повернуть в Клементьево, когда его внимание привлекла открытая коляска, промчавшаяся мимо и обдавшая его клубами пыли. В одиноком пассажире он с немалым изумлением узнал личного врача князя Куташева, который ныне должен был пребывать вместе с Николаем в Европе. Ведомый дурным предчувствием, Ефимовский поехал следом.　

В усадьбе все пребывали в страшном смятении. Пока Андрей, всё более раздражаясь, пытался объяснить рассеянному дворецкому цель своего визита, в вестибюль из гостиной вышла Софья. Едва расслышав знакомый голос, говоривший резким раздражённым тоном, княжна устремилась к входным дверям.　

— Andre, — она шагнула к нему, вглядываясь в любимые черты глазами полными слёз. — Это ужасно, Andre.　

— Софи, я встретил на дороге Хоффманна, — смутился Андрей. — Боюсь даже предположить…　

Софья зарыдала, кивнула в ответ на его слова и, приблизившись к нему, спрятала заплаканное на лицо на его широкой груди.　

— Его больше нет, Andre, — захлёбываясь рыданиями, с трудом выговорила она. — Не могу поверить…　

Ефимовский, оглушённый полученным известием, поначалу растерялся. Приобняв одной рукой плачущую девушку, Андрей огляделся по сторонам.　

— Где мы можем поговорить? — Склонился он к уху Софьи.　

Софья подняла голову, взяла предложенный ей платок и взглядом указала на двери, через анфиладу комнат ведущие в библиотеку.　

— Я не знаю, как буду жить дальше, — выдохнула Софья, закрывая за собой двери библиотеки. — Не могу поверить, — вновь повторила она, покачав головой и, глядя на Ефимовского жалобным взглядом, сказала: — ему было намного лучше, и мы все надеялись, что он вернётся по осени.　

— Это огромная утрата, — тихо отозвался Андрей. — И для меня. Вашего брата не вернуть, но о своей судьбе можете не тревожиться. Я обещал ему…　

— Я знаю о вашем обещании, — поспешно перебила его княжна. — Но нынче не время говорить о том. Генрих Карлович сказал, что не было никакой возможности привезти тело в Россию и его пришлось похоронить там, — Софья вновь поднесла руку к дрожащим губам, борясь с подступающими рыданиями, — но ведь ничто не мешает панихиду по нему отслужить? Я сама поговорю с Марьей Филипповной, — княжна вздрогнула и обхватила себя руками.　

Едва она произнесла имя княгини Куташевой, двустворчатые двери тотчас распахнулись, явив взору ту, о ком говорили. Бледная, растрёпанная, со следами недавних слёз, княгиня выглядела ужасно.　

— Вот Господь и решил всё за нас, — молвила Марья Филипповна, обращаясь к Ефимовскому. — Завтра после заутрени я собираюсь просить отца Иону отслужить панихиду по моему супругу, — она повернулась к Софье. — Коли желаете, вы можете поехать со мной.　

— Я с вами о том же говорить хотела, — смутилась Софья.　

— Примите мои соболезнования, Марья Филипповна, — Андрей отвёл взгляд.　

— Благодарю, Андрей Петрович, — княгиня Куташева величественно склонила голову.　

— Мне отрадно, что вы разделили с нами боль утраты в сей скорбный час. Не буду вам мешать, — она взялась за ручку двери. — Без сомнения, у вас имеется повод для беседы с глазу на глаз.　

"Всё рухнуло! Всё! — Марья, насилу переставляя ноги, добралась до своих покоев. Её сознание никак не желало принять тот факт, что отныне она вдова. — Не может того быть! Господи, отчего ты так жесток со мной?!" — Глядя остановившимся взором в освещённый ярким майским солнцем парк, вопрошала она.　

В большом сельском храме в Овсянках на поминальную службу по усопшему князю Куташеву собралось от силы полтора десятка человек. Николая Васильевича в здешних местах почти не знали, потому помимо его молодой вдовы, были лишь сестра покойного, тёща, граф Ефимовский, князь Урусов, доктор-немец, привезший скорбную весть, и ближайшие родственники семьи Ракитиных.　

Всё время, что длилась поминальная служба, Ефимовский не отводил тяжёлого взора от молодой вдовы. Андрею был виден только бледный профиль, окутанный чёрным кружевным эшарпом. Ни слезинки не выкатилось из широко распахнутых глаз, лишь чуть подрагивали губы, вторя словам архиерея. Марья Филипповна чувствовала его пристальный взгляд, но головы в его сторону так и не повернула. За её спиной тихо рыдала Софья, едва удерживая свечу дрожащей рукой. Калитин тяжело вздыхал и то и дело отирал пот, струящийся по красному от жары лицу. Василий Андреевич несколько раз бросал на племянницу мимолётные взгляды и всякий раз неодобрительно качал головой.　

— Вот хоть и люблю я Марьюшку, — прошептал он, склонившись к своей супруге, — но видит Бог, не пойму порой. Сердца у неё будто нет. Другая бы поплакала, а эта стоит аки статуя. Нехорошо это, Оленька.　

— Нехорошо, Василь, — согласилась madame Калитина. — Это не от того, что сердца у Машеньки нету, а от того, что горе в себе таит, а вот это совсем нехорошо, — вздохнула Ольга Прокопьевна.　

Отстояв панихиду, немногочисленные собравшиеся помянуть усопшего князя неспешно вышли на церковный двор. Князь Урусов, опередив Андрея, подал руку княжне Куташевой, помогая подняться на подножку экипажа. Марья не глядя ни на кого из присутствующих, опираясь на руку дядьки, следом за Софьей скрылась в закрытой карете. За семьёй покойника и остальные отправились с церковного двора в Полесье, где их ждал поминальный обед.　

Во время трапезы в столовой царила тишина. Сказал несколько слов о покойном граф Ефимовский. В этот день он старался не помнить нанесённых обид, думал только о том, что связывало его долгие годы с тем, кого он более никогда не увидит. После его короткой, но такой пронзительно речи, молодая вдова поднялась из-за стола и стремительно вышла в распахнутое на террасу французское окно.