Феромон (СИ) - Лабрус Елена - Страница 50

- Ладно, попробую, - с азартом углубляюсь я в чтение, когда стоящий на углу стола необычный принтер оживает, распечатывая что-то на странной перфорированной по краю бумаге. Одна часть её наматывается под стеклом на барабан, словно кассовая лента размером с обычный лист, а вторая выползает наружу медленно и со страшным скрипом.

Но я стараюсь не отвлекаться, листая туда-сюда талмуд и вчитываясь в скупые строки.

- Парень, - наконец, поднимаю я голову. - У каждой из них есть парень.

- Парни есть у большей половины респонденток, - качает головой Дэвид. - Хоть я и подозреваю, что многие из них соврали, как например, «№116», - мягко улыбается Дэйв, отрывая первый лист с результатами.

- Но она его «между прочим, любит», не сдаюсь я.

Я получаю в ответ ещё одну улыбку и ободрение продолжить свою мысль, так как я близка к истине.

- Любит, но... - и я вдруг догадываюсь: - Чёрт! Её сердце как бы несвободно, да?

- Любовь - это тоже биохимическая реакция, - довольно кивает Дэвид. - И чем глубже я погружаюсь в это исследование, тем больше убеждаюсь, что прямо противоположная по своей химической сути выработке феромонов, то есть веществ, притягивающих особей противоположного пола. И все примеры животного мира, где есть истинная пара, та же лебединая верность, например, лишь подтверждают это. Ведь человек по своей сути животное моногамное. Только разум, - разводит он руками, словно подтверждая наши расширенные горизонты, - даёт нам большую вариабельность в выборе партнёра. Но даже самые закостенелые бабники рано или поздно, а находят свою половину.

- То есть женщину, которую не могут забыть?

- Да, - вздыхает он и, выдернув из принтера второй лист, погружается в его расшифровку.

- И что там? - робко спрашиваю я, когда, повторно вздохнув, он откладывает результаты.

- Как я и ожидал, - сочувственно пожимает он плечами. - Ничего необычного. Ни «афермона», ни повышенного уровня короткоцепочных органических кислот, так называемых копулинов - женских феромонов. Ни триметилгексеновой кислоты. Отсутствием обоняния, как я понял, ты тоже не страдаешь. И, согласно тестам, - он показывает на папочку, где я несколько раз выбирала одну из двух вроде бы ничем особо и не пахнущих полосок, - на андростенон в чистом виде реагируешь, как и большинство респонденток.

- Хочешь сказать, что я самая обычная? - улыбаюсь я.

- Только с точки зрения биохимии. Никаких видимых отклонений от нормы я не нашёл.

- И всё же я не реагирую на феромон Ханта. Почему же это происходит?

- Мне кажется, ты прекрасно понимаешь, что происходит, - грустно улыбается он. - Твоё сердце несвободно. И рискну предположить, что занято оно не Хантом. - Он захлопывает книгу, и его улыбка сменяется сосредоточенной задумчивостью. - Только я никак не могу понять, как. Как, если вы встретились буквально несколько недель назад... как могла сформироваться у тебя такая устойчивость. Ведь ты даже первичных признаков реакции не проявляешь, - он тяжело вздыхает, сокрушённо почёсывая затылок, а это уникальная, единичная мутация феромона, к которой в принципе устойчивости не может быть.

- Я не просто не вписываюсь, да? Я свожу на нет все твои многолетние усилия?

- Эх, - снимает с волос резинку Дэйв, натягивая её на тонкое запястье. Встряхивает головой, рассыпая по плечам непослушные кудряшки. - А такая красивая, стройная, я бы сказал, идеальная была теория. Что настоящая любовь подавляет у носителя выработку феромона, то есть вещества, призванного привлекать других, уже ненужных особей. А объект воздействия наоборот, делает устойчивым к такому веществу, если он уже нашёл, выбрал свою вторую половинку.

- Да ты романтик, Дэвид, - усмехаюсь я.

- Увы, - снова тяжело вздыхает он, - но хоть это и рушит напрочь мою теорию, такая уж наша учёная доля: почти достигнув конечного результата, начинать всё заново.

И мне это слышать гораздо горше, чем Дэвиду. Его феромон на месте, значит, Эйвер не влюблён ни грамма. Как я и думала: я заинтересовала его своей устойчивостью и трудностью, с которой меня приходилось добиваться. Приходилось, ведь, по сути, я довольно быстро сдалась. Снижение уровня его феромона произошло из-за воздержания. И он его довольно быстро восстановил. А вот я влюблена. Правда, не факт, что в него. Или факт, но Ханту о нём знать не обязательно.

- Боюсь, твоя теория верна, Дэйв, - беру я недопитую бутылку и киваю, побуждая Дэвида последовать моему примеру. - И я, кажется, знаю причину своей устойчивости. Он меня не помнит, но мы учились в одной школе. Моё сердце действительно несвободно. Но это именно его я любила с шестнадцати лет. И, боюсь, до сих пор люблю. - протягиваю я бутылку. - Так что... За твой успех, Дэвид!

- Чё-о-о-рт! Так вот в чём дело! - он поддерживает мой тост, но зависает в задумчивости, так и не отпив. - И, выходит, если он тоже... Вот чёрт!

Дэвид убегает куда-то к стеллажу с книгами, ничего не поясняя. Что-то ищет. Что-то настолько важное для него, что про меня совсем забывает.

Чтобы его не отвлекать, я снова открываю книгу с подшитыми анкетами. И в этот раз начинаю с начала.

- Код жёлтый. «... пришла с головной болью», - читаю я. - «после применения препарата головная боль пропала».

Ну надо же, да его хоть к ранам прикладывай, оказывается. И в голове всплывают слова Теи Андерсен, где она тоже поделилась, что это было сильнее неё, что она даже ходила на работу со сломанной ногой, потому что дома нога болела, а рядом с Хантом - нет.

И, посчитав это занятным, я намеренно ищу анкеты, где в самочувствии указано какое-нибудь недомогание.

«Зубная боль» - вознаграждает меня «респондент №44». И в конце анкетирования среди необычных реакций: «боль прошла».

- Дэвид, скажи, - оборачиваюсь я к хозяину лаборатории, но он и сам уже подходит, положив на стол раскрытую книгу в мягкой обложке. - Скажи, а ты обращал внимание вот на это, - теперь моя очередь тыкать пальцем, иначе его внимание мне на себя явно не перетянуть.

- Боль прошла? - читает он, ещё не сосредоточившись.

- И вот здесь, - возвращаюсь я на первую страницу.

- Ну-у-у... - как-то неуверенно тянет он, - это, скорее всего, просто сублимация. Когда внимание от одного очага беспокойства перетягивается к другому. Вот организм, увлечённый инстинктом размножения, и забывает о других проблемах.

- Да? Ну, ладно, - пожимаю я плечами. - А у тебя что?

И его несчастное лицо красноречивее ответа.

- Боюсь, у меня всё, - тяжело, просто-таки неподъёмно вздыхает он. - Проиграем мы этот суд. И Ханта к чёртовой матери посадят. От двух до пяти, - показывает он пальцем, и я с удивлением обнаруживаю, что он, оказывается, рылся в Уголовном Кодексе.

- Но ты же сказал, что у него всё в порядке, - ничего не понимаю я. - Уровень феромона восстановился до обычной нормы.

- Я соврал, Ан, - хватается он за голову, запуская пальцы в волосы. - Соврал, потому что... в общем...

-Из-за Ив? - по несчастному выражению на его лице понимаю я.

- Да, - его словно растоптали. - У Ханта больше нет феромона, Ан. По нолям, как у любого обычного человека. И, боюсь, что это уже не исправишь. Ничем. Он любит тебя. Ты любишь его. Финисьён, как говорят французы. Финиш. Финита ля комедия.

63. Анна

Вот уж никогда бы не подумала, что такое поразительное и важное для меня откровение будет произнесено с таким отчаянием и даже равнодушием: Эйв любит меня, я люблю его.

Но пока Дэйв упражняется в языкознании, я вполне прихожу в себя. И сама удивляюсь своему хладнокровию.

- Как же тогда твоё исследование?

- Никак, - сокрушённо качает он головой. - Мне больше нечего исследовать.

- А Эйвер знает?

- Нет, - снова мотает он гривой. - Я не смог ему сказать. Я сказал то же, что и тебе. Что всё в порядке.

- Вот правду пока и не говори. Пусть думает, что у него всё, как прежде. Пусть ведёт себя как ни в чём не бывало. Иначе он точно проиграет этот суд. И это поставит крест не только на его карьере, Дэвид. На всей его жизни.