Наша непостижимая бесконечность (ЛП) - Янг Саманта - Страница 36

— Она лесбиянка! — хрипло выкрикнул он, когда я повернулась к нему спиной.

Неожиданно я почувствовала себя идиоткой, которая встала в машине с открытым люком и поняла, что впереди висит тяжелый металлический знак, лишь врезавшись в него лбом.

Я медленно развернулась. Финн в ужасе смотрел на меня.

— Элоиза лесбиянка?

— О, фак. — Он потер руками лицо, не переставая бормотать: — Фак, фак, фак…

— Финн. — Я поспешила к нему. — Все в порядке, успокойся.

— Нет, не в порядке! — рявкнул он. Его глаза заблестели от слез. — Я не могу поверить… О, фак.

— Финн… — Я стояла, ощущая свою полную бесполезность и беспомощность, пока он в панике стремительно расхаживал передо мной. — Перестань. Ну пожалуйста. Я никому не скажу.

В его глазах не было ничего, кроме мучительного раскаяния.

— Ты права. Я эгоистичный козел. — Он опустил голову и закрыл глаза. Черты его лица были искажены болью.

Нас окутала тишина, и я в полной мере осознала, что именно сказал Финн.

Элоиза была лесбиянкой.

И боялась, что кто-то узнает о ней… Они использовали друг друга?

— Так вот, что ты имел в виду, — произнесла я, — когда сказал, что Элоиза тоже получает выгоду от ваших отношений.

Он кивнул и сел на диван.

Осторожно, чтобы не спугнуть его резким движением, я примостилась с ним рядом.

— Мы правда долго были друзьями, — произнес он. — А после смерти наших матерей стали еще ближе. Но только как брат и сестра.

— Она знает о твоем отце?

— Знает, что он мудак, но насилие я скрывал от нее. Мне было…

— Стыдно, — договорила я.

Подняв голову, он встретился со мной взглядом и мрачно кивнул.

— Да. Стыдно.

Я сморгнула жгучие слезы.

— Так как вы?…

— С нею стало твориться что-то неладное незадолго до ее пятнадцатилетия, а в тот вечер Эль впервые в жизни напилась. В хлам. Я избавил ее от приставаний одного парня из нашего класса и, спрятав у себя в комнате, пытался помочь протрезветь. Внезапно она расплакалась. Но вовсе не из-за парня. Она призналась мне, что она лесбиянка. Чтобы ты понимала: ее отец один из основных доноров средств Республиканской партии. Он консервативный поборник традиций, — объяснил Финн. — В 2004-м он выступал против однополых браков и не обрадовался, когда Массачусетс стал первым штатом, легализовавшим однополые браки. Я к тому, что он стопроцентно отреагирует на ее секрет плохо. Отец для Эль — целый мир. Она очень боится потерять его и остаться не только без матери, но и без отца. И страшно боится отличаться от других. Ты видела, как люди здесь заботятся о своем имидже. Это консервативное общество. Но дело даже не в этом. В том смысле, что сейчас люди стали терпимее. Они приняли бы ее, если б узнали, и я пытался донести это до Эль, но понял, что есть нечто большее… Нечто, как мне кажется, связанное с ее мамой, и чем бы оно ни являлось, оно заставляет Эль бояться реакции отца. Она боится потерять все и всех.

Вот это да, подумала я. Наши обстоятельства, может, и отличались, но мотивы были похожи — чтобы чувствовать себя в безопасности, нам обеим была нужна популярность и одобрение. Оказалось, что у меня есть еще одна общая черта с Элоизой.

— Но Тео… — Я замолчала. Да, многое указывало на то, что Тео не обрадуется, если узнает, что его дочь лесбиянка, но я видела их взаимодействие. Видела, сколько в нем было любви. Я попыталась представить, как он отворачивается от дочери, и не смогла. Впрочем, кто знает, на что он был способен. Мне захотелось спросить, что именно произошло с матерью Элоизы, но в итоге я сказала другое: — Значит, вы заключили сделку?

Финн кивнул.

— Мы будем притворяться парой до колледжа. Чтобы отец не донимал меня, и никто не узнал правды об Элоизе.

— Ничего себе.

Я не знала, что еще на это сказать.

Меня словно контузило.

— Она знает о моих чувствах к тебе. Как минимум, знает… что ты нравишься мне. — На его лице было извиняющееся выражение. — Я бы никогда и не помыслил предать ее… Просто я… Такое чувство, что я схожу с ума ото всей этой лжи и секретов. — Он будто бы умолял меня. — Большую часть времени моя жизнь душит меня. Я словно существую, а не живу. Но с тобой… Когда ты рядом, я словно дышу чистым и свежим воздухом. Я ощущаю себя живым.

Боже мой.

Финн повернул руку и переплел свои пальцы с моими, а затем поднес мою руку к губам и бесконечно нежно поцеловал.

— Я обещаю, что никому не скажу. Я никогда не поступлю так ни с тобой, ни с Элоизой.

— Спасибо, — хрипло ответил он.

От того, что он безоговорочно мне поверил, меня затопило теплом.

— Так что…

Дверь домика распахнулась. Свет с улицы осветил лицо Элоизы. Она зашла внутрь и, закрыв за собой дверь, скрестила руки.

— Что вы здесь делаете?

И я умудрилась именно в этот — наихудший — момент потерять свое обычное непробиваемое спокойствие и талант притворяться. То, чем я в совершенстве овладела за прошедшие годы. Я так резко отскочила от Финна, что соскользнула с дивана и свалилась бы на пол, если бы он не успел меня подхватить. Мое поведение так и кричало: нас застукали, когда мы занимались кое-чем запрещенным.

— Черт, — пробормотала я и, пригладив дрожащими пальцами волосы, замерла в ожидании реакции Элоизы.

Она покачнулась на каблуках — явно не особенно протрезвев с тех пор, как я видела ее в доме. Потом прищурилась.

— Финн?

Судя по всему, Финн тоже утратил умение притворяться.

— Эль, я… — В его взгляде горело чувство вины, и Элоиза, несмотря на все свое опьянение и на царивший в домике полумрак, распознала его.

Она отшатнулась от нас с беспредельным страхом в глазах.

— Финн?

Он отпустил мою руку и встал.

— Эль, прости. Я нечаянно.

— О, боже, ты же не…?

— Элоиза. — Я тоже встала. — Я никому не скажу.

Однако мои слова не пробились к ней.

— О, боже. — Она подняла трясущуюся руку ко лбу и прислонилась к стене. Ее спина задела выключатель, и я сощурилась, когда помещение залил свет.

Элоиза этого и не заметила. Она еле дышала, а ее лицо стало неестественно бледным.

— Эль. — Финн бросился к ней, но она, вытянув руку, остановила его.

— Меня сейчас вырвет, — всхлипнула она, после чего побежала в ванную.

Финн кинулся за ней следом, я тоже и, догнав ее первой, еле успела поднять ее волосы, после чего она согнулась над унитазом, и ее стошнило всем, что она съела и выпила на вечеринке. Даже когда ничего не осталось, ее продолжали мучить позывы, и она издавала скулящие звуки, которые вскоре превратились в полномасштабные рыдания.

Мои глаза обожгли слезы. Мне было ненавистно, что я стала причиной ее боли и страха.

— Ш-ш… — Я подползла к ней поближе и погладила по спине. — Элоиза, — дрожащим голосом прошептала я, — для меня это ничего не меняет. Тебе нечего стыдиться. Но я понимаю, что ты испугана. Понимаю. Я никому не скажу. Честное слово.

Она отпрянула и сердито уставилась на меня. Ее лицо блестело от пота, а вокруг глаз размазалась тушь.

— И я должна тебе верить?

— Да.

— Ну а я вот не верю.

Она переместилась от унитаза к ванной, привалилась к ней спиной и трясущейся рукой откинула с лица волосы.

Финн неуверенно мялся в дверях.

Атмосфера была настолько тяжелой и ужасающей, что походила на скорбь. Когда родители Анны расстались, психотерапевт сказала ее матери, что переживания Анны были своего рода скорбью. Каждый день после занятий я сидела с ней, и она просто молчала. Но окружающая ее атмосфера говорила сама за себя. Она была тяжелой и пугающей, состоящей из единственного чувства утраты невинной веры в волшебное «навсегда», потери постоянства и… безопасности.

Такой же была атмосфера в крошечной ванной, и создавала ее в основном Элоиза.

— Мы станем семьей, — наконец тихо сказала я.

Ее глаза воинственно вспыхнули.

— И?

— Я никогда не причиню своей семье боль.

Она отвернулась. Выражение ее лица сообщало о том, что она мне не верит.