Прорыватель (СИ) - Поселягин Владимир Геннадьевич - Страница 52

— Гони сержант, валим отсюда.

— Обратно?

— Нет, к мосту. Разворачивайся.

Я развернул пушку назад и посылал снаряд за снарядом по солдатам, там и осколочными по бронетранспортёрам хватало. Вроде в два попал, но уж больно качало. В один точно, он горел. Это тот что с зенитной турелью, я на фоне горящих грузовиков стволы торчащие рассмотрел. Ну а мы уходили. По нам стреляли вслед, многочисленные шлепки по броне это подтверждали, но снарядами, особенно болванками, попасть не успели, а потом и не смогли остановить, поэтому и уходили мы своим ходом. Эх Лапин, из-за своего упрямства и сам погиб и колонну с ранеными подставил. Я пытался возражать, да никто особо и не слушал, тот получил приказ сверху и выполнял его. А когда к колонне раненых прилипли, то и тут ничего не успел. Надо было остановить его и настоять на своём, идти на своих двоих.

— Сержант, чего двигатель так странно работает? — спросил я Бабочкина, когда мы удалились от места боя километров на семь.

— Баки пустые. Сейчас встанем.

— Ну это не удивительно, немцы уже два дня без снабжения. У нас снарядов тоже едва полбоекомплекта было. Одни осколочные остались. Ладно, сверни с дороги и уйди куда.

— Хорошо.

Танк повернул и метров сто не проехал, когда окончательно встал, двигатель стих и наступила тишина.

— Выбираемся. Не забываем свои вещи и оружие. И то что немцев прихватите. У нас с припасами туго. Надеюсь эти танкисты экипированы хорошо. Пленного берите тоже, я смотрю он очнулся.

Я первым открыл люк. На всякий случай держа револьвер наготове, мало ли какой солдат на броне прячется, вряд ли конечно, после того сколько по нам палили, и из пулемётов тоже, но перестрахуемся. Оказалось, не зря, немец был, солдат, но мёртвый. Его самого порешили свои же. Лежал на надмоторном отделении. Приняв свою винтовку и ранец, а потом вещи остальных, я сложил их у танка и помог вытащить языка. Ну и Бабочкину чтобы похозяйничал, поискал всё что пригодится. А я, подсвечивая фонариком командира танка, осмотрел труп. У солдата ранец был. Я достал документы и ранец осмотрел. Ого, повезло, две банки советской тушёнки, печенье, тоже наше, и ещё две банки консервов, но уже немецких. Больше ничего интересного не было, и я убрал трофеи в свой ранец. Хотя нет. Знакомая удлинённая коробочка-чехол. Я вытащил из ранца солдата бритву. «Золинген» у меня также была, в танке сгорела. Зеркальце в кармашке карманное нашёл. Вот теперь точно всё. Ещё на ремне солдата котелок был, неплохой с крышкой под второе, но пулями побит, зато такие котелки в танке оказались, я себе один забрал и прицепил к поясному ремню, и рядом флягу, тоже немецкую. После этого спустившись, велел Гарину:

— Помоги сержанту со сбором трофеев. Если есть возможность, снимите пулемёт. Сошки под сиденьем должны быть.

Ганин стоял на часах, охранял меня, так что выдернув кляп, я допросил командира танка, тот был в звании фельдфебеля. Думал тот мало знает, но нет, информацией поделился.

— Чего это от лается? — спросил Бабочкин, он в танке уже закончил, всё достал, и теперь на броне отбирал что можно взять, а что лучше оставить.

— Это он нас ругает, мол, мы варвары, не умеем вести правильную войну, нападаем со спину на честных танкистов и стреляем им в спины.

— Вот гад, а сами колонну с ранеными расстреливали, это значит можно?! — возмутился Гарин. — У меня до сих пор мурашки от криков раненых, что заживо сгорали в том грузовике.

— Им можно, они высшая раса. План «Ост», мать его.

— Звери, — с ненавистью выдохнул тот.

— У меня патроны к «Нагану» закончились. Есть у кого?

— Нет, — вразнобой ответили мне.

— Ладно. Тогда сниму кобуру и трофейное оружие буду исползать. Бабочкин, что там из интересного есть?

— «Вальтеры», два, и три «Люгера».

— Артиллерийская модель есть?

— Откуда?

— Ну давай «Вальтер». Вполне хваткое оружие. А для дальней дистанции у меня винтовка есть.

Сняв кобуру от револьвера, я надел в проушины тяжёлую кобуру к трофейному пистолету, и застегнувшись, согнав складки назад, сказал:

— Пора уходить. Отобрал что берём?

— Есть трофейный пулемёт и к нему две банки по пятьдесят патронов. Три автомата, по четыре магазина к каждому, два пистолета осталось. Восемь гранат на длинной ручке. Три ранца, в двух продовольствие, а в третьем патроны. Всё.

— Ясно. Всё нужно и ничего не унесём. Кстати, сержант, мне пленный больше не нужен.

— Ага.

Подойдя, тот без затей ударил его в грудь, тело командира танка выгнулась, но потом обмякло, а Бабочкин, вытирая нож, поинтересовался:

— Товарищ майор, а что он сказал-то? Пел как соловей.

— Сказал, что вышли к его командиру четверо в советской форме, диверсанты, опознавательный знак показали, и сообщили что нужно перехватить колонну. Какую, им сообщат. Они в засаде две пропустили, а потом был сигнал и атаковали нашу. Что думаешь по этому поводу?

— Вас искали.

— Это точно. Причём диверсанты так и не проявились, остались в тени. Я их там у колонны не видел. Думаю, они и дальше искать будут. Поэтому броды и мосты обходим. Будем переправляться так.

— Так?!

— Да. Топор у этих танкистов есть?

— Сейчас в инструментах посмотрю.

Вскоре Бабочкин нашёл топорик, и мы, оставив большую часть вещей, забрав только пулемёт с запасом патронов, гранаты и оба ранца с продовольствием, пошли в сторону речки. А танк позади ярко полыхал, оставлять немцам боеспособную машину я не хотел. Я лишь перед уходом насыпал патронов к своему пистолету в свой ранец, куда револьвер убрал. Да забрал плащ-палатку. Скатал валик и закрепил на ранце. Бабочкин также поступил, на сидоре увязал его, а осназовцы от такой ценой шутки отказались. Ничего, побывают под ледяным дождиком, поймут, что это такое. Бойцы несли пулемёт, вдвоём, положив его на плечи, и по одному ранцу с продовольствием у них были. Бабочкин нёс с патронами. А я шагал впереди, метрах в тридцати и проводил визуальную разведку, держа винтовку в руках наготове. Изредка останавливаясь и изучая карту что взял у командира танка. Хорошая, много что указано.

Через два часа пути, я посмотрел на наручные часы и скомандовал:

— Привал полчаса. Потом продолжим путь. Сержант, организуй перекус.

Пока бойцы с облегчением поставили пулемёт на сошки, а они ведь и пулемётные коробки к нему несли, я присел в сторонке и изучив карту ещё раз, хотя на память и не жалуюсь, сказал:

— До первой речки осталось восемь километров. Будем переправляться между мостом и деревней. Между ними километр.

— Лодка? — догадался Бабочкин.

— Да, надеюсь найти какую плоскодонку. Это решит много проблем. Тихо!.. — громким шёпотом скомандовал я, и сам прислушался, и не совсем уверенно спросил. — Никак говорит кто-то рядом?

— Ага, и не по-нашему, — прошептал Гарин.

— По-тихому, к бою. Ганин, ну-ка сползай, узнай кто это, а мы тебя отсюда прикроем.

— Есть.

Скинув с себя всё, прихватив только автомат, тот извиваясь как змея, вскоре скрылся, даже силуэта в этой темени не видать. Ловкий. Вернулся тот вскоре, я даже заволноваться не успел. Гарин лежал за пулемётом, там неровность удобная, как лежачая позиция, Бабочкин чуть в стороне со своим карабином, у наших вещей схоронился. А я впереди. Именно на меня Ганин и выполз, не промахнулся. Подобравшись, тот зашептал мне на ухо:

— Немцы, товарищ командир. Я сперва думал наши, в нашей форме, а говорят на немецком. Только там пушки почему-то.

— Пушки? — удивился я. — А что за пушки?

— Маленькие совсем, меньше наших «сорокапяток», противотанковые, наверное. Три штуки. Стволы на дорогу направлены.

— Тут полевая дорога, никто не ездит, ни мы, не немцы, чего они тут забыли? — несколько озадачился я, и не доставая карты, и так всё помню, пробормотал себе под нос. — Это тупиковая дорога ведущая в деревню. А та на впадении двух рек стоит. Бродов и мостов нет, добраться до деревни и уехать оттуда можно только по этой дороге. Кого они караулят?