Давай сыграем… в любовь… (СИ) - Каблукова Екатерина - Страница 28

— Вот почему вы постоянно оскорбляете меня? — вырвалось у Амалии.

— Оскорбляю? Да я то и дело, отбросив свои дела, выполняю ваши прихоти! — возмутился Рудольф.

— Мои прихоти? — она почти взвизгнула, потрясённая несправедливостью его слов, — О, если бы вы исполняли мои, как вы называете, прихоти, то вы давно прекратили бы весь этот фарс и позволили мне уехать домой!

— Где вас выдали бы замуж за этого юнца, который бросил вас? Или вы желаете остаться старой девой и прислуживать своему брату?

— Да как вы смеете? — задохнулась она, едва удерживая себя, чтобы не ударить Рудольфа по щеке. Он лишь усмехался, словно дьявол, прекрасно понимая, что твориться у нее на душе.

— Смею что? Сказать вам правду? Даже в вашей собственной семье перед вами стали почтительно кланяться, лишь когда вы получили предложение от Леопольда. Кстати, в отличие от меня, он передал его с лакеем!

Не сдержавшись, Амалия все— таки с силой влепила ему пощёчину, размахнувшись так, что голова императора дернулась. Он тут же схватил ее за руки, удерживая от дальнейших действий.

— Вы забываетесь! — зло процедил он, до боли сжимая ее запястья. Девушка непроизвольно охнула и отступила назад, опасаясь гнева, полыхавшего в бирюзовых глазах мужчины. Но он так и не выпустил ее руки.

Они стояли, с яростью смотря друг на друга. Затем в лице Рудольфа что-то дрогнуло, он выдохнул, разжал пальцы и почти миролюбиво посмотрел на невесту:

— Думаю, на сегодня мы сказали друг другу больше, чем хотели! И если я каким— то образом обидел вас, то приношу свои извинения, — он склонил голову, — Поверьте, единственным моим желанием является обрести в вас союзника.

— Это очень заметно, — Амалия вновь не сдержалась. Её жених покачал головой:

— Уверяю вас, я тоже не в восторге от своего положения, как и вы от своего.

— Вы хотя бы не заперты во дворце, — по— детски пожаловалась девушка. Император тяжело вздохнул:

— Этого и не требуется! Достаточно лишь взглянуть на кипу бумаг, а потом выглянуть из дверей приемной, чтобы понять, что я не скоро покину этот кабинет.

— Но вы его покинете, и никто не запретит вам выйти.

— Будем надеяться… вчера, например, министр финансов два часа рассказывал мне о прошлогоднем бюджете. После него был военный министр… потом я трусливо сбежал в библиотеку, поняв, что иначе так и умру здесь, погребенный отчетами и доносами.

— А ведь кто— то мечтает оказаться на вашем месте, — заметила Амалия.

— Как и на вашем. А поскольку я не желаю менять невесту, то сегодня утром попросил Эдмунда проследить, чтобы вы не выходили никуда без охраны. Наверно, мое распоряжение поняли слегка превратно.

— Нет, они все поняли верно, только никто не донес его до меня, — девушка виновато заморгала, понимая, что устроила скандал на пустом месте, более того, подняла руку на царственную особу. Впрочем, судя по виду, Рудольф не обратил на это особого внимания, — Я думала, что вы приказали не выпускать меня, опасаясь, что я сбегу…

Император почти весело посмотрел на нее:

— С чего… Только не говорите, что вы собирались выйти из дворца и ходить по улицам одна!

— Меня сопровождала Герда, моя горничная!

Рудольф лишь приподнял брови, под его взглядом Амалия опустила голову:

— Да, вы правы, мне стоило подумать о том, что теперь я… — она не договорила. Император протянул руку, намереваясь поправить ее локон, выбившийся из прически, но в последний момент передумал.

— Рад, что мы пришли к согласию, — он отошел к столу, присел на край, скрестил руки на груди, точно был не уверен сам в себе. Разочарование промелькнуло на лице девушки, но она тут же улыбнулась, пряча свои истинные чувства. Ей не стоило так явно показывать свои чувства:

— В таком случае не смею более отнимать у вас время, Ваше Величество!

Безукоризненный реверанс, и Амалия очень быстро подошла к стене, панели которой скрывали выход и замерла. Оглянулась. Рудольф так и сидел на краю стола, задумчиво смотря на нее.

— Дверь слева, — подсказал он, — Третья панель.

— Спасибо, — теплое дерево дрогнуло под пальцами, панель отъехала в сторону. Девушка торопливо вышла, чуть не запутавшись в юбках, створка за спиной закрылась.

После кабинета, освещенного ярким солнцем, коридор показался очень темным. Все еще не понимая, почему она не увидела лестницу, Амалия почти на ощупь сделала несколько шагов, отдернула драпировки, скрывающие нишу, где располагался вход в кабинет, и оказалась в небольшой комнате.

Не желая раздергивать тяжелый зеленый, перевитый золотым шнуром, бархат портьер, закрывавших окна, девушка вновь применила заклинание, зажигая свечи. По углам вспыхнули едва заметные паутины: комната явно охранялась с помощью магии. С тихим звоном они растаяли, признавая власть помолвочного кольца, надетого Рудольфом ей на палец.

Свечей оказалось достаточно много, и Амалия смогла спокойно рассмотреть темно— зеленые стены с белой росписью, мебель из красного дерева, удобную, но очень аскетичную, несколько картин на стенах со сценами охоты.

Амалия вдруг поняла, что картины развешаны не просто так, а в строгой последовательности: сбор охотников, гон зверя, финальная схватка с собаками и последняя — егеря несут тушу убитого оленя. Грациозная голова запрокинулась, глаза безжизненны… и все же зверь наблюдал за зрителями…

Девушка вздрогнула и поспешила отойти от полотна.

В воздухе еще витал слабый, едва уловимый запах табака, девушка вдруг вспомнила, что император Франц курил трубку. По всей видимости, Рудольф — в силу своего крайне дурного чувства юмора — подсказал ей второй выход, и девушка оказалась в личных покоях императора.

Она подошла к столу, взглянула на забытые утренние газеты, одна из статей на первой странице была обведена, рядом четким почерком было выведено: «дать опровержение». Взгляд девушки зацепился за заголовок: «Траурные торжества» — описание празднования их помолвки. Автор статьи в язвительной манере описывал бал, якобы проходивший во дворце, и задавался вопросом, насколько новый император и его невеста еще нарушат приличия, и не собираются ли они танцевать свадебный вальс на могиле императора Франца.

Амалия почувствовала, что её руки дрожат.

— Какая мерзость! — она отшвырнула газету, чувствуя, что, еще немного, и она просто разорвет дешевую бумагу с черными, слегка расплывавшимися буквами, жалея, что не может швырнуть её в лицо жалкого писаки, и направилась к одной из дверей, ведущих из гостиной.

Охваченная яростью от несправедливых обвинений, девушка быстро прошла через несколько пустых комнат, выразительных лишь казённым однообразием: крашенные все в тот же зеленый цвет стены, темная мебель с обивкой из зеленого и красно— коричневого сафьяна, лишь лепные потолки, кованые бронзовые люстры и дорогие безделушки, стоящие на каминных полках, напоминали о том, что это все— таки личные покои императора. Она опомнилась, лишь когда оказалась в комнате, по всей видимости, служившей спальней императора.

Коричневые с белым стены, узкая, почти походная кровать, несколько удобных кресел, у окна — туалетный столик с бритвенными принадлежностями и фарфоровым кувшином для умывания, Амалия слышала, что в обычной жизни император Франц был неприхотлив. Племянник унаследовал эту черту, или просто не хотел ничего менять. На одной из стен висел несколько картин, внимание привлек портрет: красивая темноволосая женщина с белокурым ребенком: императрица Анна и кронпринц Леопольд.

Амалия подошла ближе, взглянула. Художник очень тонко уловил ту надменную снисходительность, свойственную второй жене императора Франца. Интересно, как бы сложились их отношения, стань Амалия невестой, а потом и женой кронпринца. Позволила бы она сыну целовать свою невесту так, как это делал Рудольф. Девушка еще раз взглянула на картину. Ей показалось, что женщина смотрит на нее с осуждением.

Вздрогнув, Амалия быстро перевела взгляд на другое полотно, скорее, даже миниатюру, висевшую рядом. Болезненно бледное лицо, впавшие щеки, светлые волосы волной рассыпались по плечам. По всей видимости, на миниатюре была изображена первая жена императора Сесилия.