Давай сыграем… в любовь… (СИ) - Каблукова Екатерина - Страница 50

— Сударыня, просите мне мои манеры! Меня оправдывает лишь то, что я очень волновалась за Мари. Я вам благодарна за то, что приютили мою фрейлину.

Старуха усмехнулась, подставляя щеку для поцелуя.

— Признаться, я была удивлена, что Эдмунд привез сюда лишь Мари, оставив вас во дворце, — заметила она, пристально наблюдая за слегка покрасневшей гостьей.

— Да, я решила, что разумнее всего будет остаться.

— Неужели? — баронесса задумчиво посмотрела на Амалию, — Вы действительно думали о разуме? Или же вами в вашем выборе руководило что-то другое?

Та скрежетнула зубами, понимая, куда клонит ее собеседница:

— Мной руководил лишь страх, — достаточно холодно ответила она, — не каждый день видишь клыки оборотня неподалеку от своего горла.

— Браво! — баронесса захлопала в ладоши, — Запомните этот ответ, дитя мое, и отвечайте всем сплетникам и злопыхателям!

— Так это была проверка? — изумилась девушка.

— Нет, всего лишь репетиция. Свет жесток, а вы, насколько я слышала, слишком рьяно стали исполнять предложенную вам роль. И если вчера вторжение в кабинет императора было фурором, то сегодняшняя ночь, проведенная в его спальне, может слегка испортить вам триумф. В лицо вам, конечно, никто ничего не скажет, но разговоры за спиной неизбежны.

— Разумеется, ведь людям просто нечем заняться! — язвительно отозвалась Амалия.

— Дитя мое, вам пора привыкнуть, что свет — это стая шакалов, которые с удовольствием будут тыкать вам в нос вашими ошибками, тщательно скрывая свои, — резко отозвалась баронесса, вновь закуривая папиросу, — А сейчас вам следует быть вдвойне осмотрительной, кто— то явно хочет расстроить ваш брак с императором!

— Вот как? — девушка нахмурилась и посмотрела на Мари, гадая, стоит ли рассказывать об утренних событиях, — Но кому… хотя, конечно, у Рудольфа было много женщин…

— Я не сказала «с Рудольфом», — поправила ее баронесса, — Я сказала — «с императором».

— Но ведь императором стал принц Рудольф… — возразила Мари.

— Баронесса говорит о союзе двух государств, — перебила ее Амалия, садясь на стул и внимательно смотря на хозяйку дома, — Не так ли?

— Именно! Судя по всему, кому— то очень не хочется, чтобы Империя имела свой выход к морю, — кивнула та, выпуская клубы дыма.

— Северное королевство получает пошлину за проход имперских судов через пролив во Фьордах, — Амалия вспомнила свои уроки.

— С учетом наших восточных колоний, это — значительная сумма, — заметила баронесса, — Именно это и явилось одной из причин сватовства Франца к вам.

— Да, мое приданое — Северная марка. Это было одно из условий подписания брачного договора.

— Странно, что ваш отец решил расстаться с ними.

— На самом деле у него не было особого выбора. Отношения с Северным королевством, и без того шаткие, в последние годы окончательно испортились, — Амалия невольно вспомнила свою сестру и те сплетни, которые окружали Элизабет с момента рождения, — А наше герцогство слишком мало, чтобы оказать им достойный отпор в случае военных действий.

— К тому же ваш папенька слишком резок и не слишком жалует послов Северного королевства, — с ехидцей заметила хозяйка дома. Девушка пожала плечами:

— Это его право.

— Возможно, хотя, веди он себя осмотрительнее, ему не пришлось бы терять свои земли, — баронесса задумчиво покрутила в руках папиросу, — Но тогда вы бы не встретились с Рудольфом.

Амалия слегка покраснела от смущения:

— Не думала, что скажу это, но, наверное, мне стоит поблагодарить отца за этот выбор…

— Можете сделать это и после заключения брака, — проворчала хозяйка дома, — сейчас вам стоит направить усилия на то, чтобы он все— таки состоялся.

— Полагаете, северяне будут пытаться расстроить свадьбу? — задумчиво спросила Мари.

— На их месте я бы сделала все возможное и, отчасти, невозможное, — заметила баронесса, все— таки закуривая очередную папиросу. Амалия кивнула:

— Вы правы. К тому же именно в их традициях приносить жертвы… — видя непонимающий взгляд хозяйки дома, девушка сбивчиво пересказала ей то, что узнала за последние дни.

Баронесса слушала, не перебивая, лишь пальцы, держащие папиросу, подрагивали, выдавая волнение.

— Значит, заговор… — задумчиво произнесла она, когда Амалия закончила свой рассказ, — Кто бы мог подумать! Бедный Франц…

— Странно, что заговорщики не приняли в расчет Рудольфа, — заметила Амалия.

— О, это как раз не странно: Рудольф никогда не носил фамилию Лауфенбург и не претендовал на корону, вполне довольствуясь своим титулом и положением родственника императора.

— А что случилось с его родителями? — вдруг спросила Амалия, вспомнив, что сам император, с теплотой отзывавшийся о дяде, никогда не говорил о родителях.

Баронесса задумчиво посмотрела на нее:

— Его отец был ученым. Конечно, у него был титул, но… В свое время императрица— мать противилась браку своей дочери с ним, но та была непреклонна и смогла настоять на своем. Они прожили несколько лет, и потом он начал вновь уезжать в свои экспедиции. Жена настояла, чтобы он брал ее с собой, оставляя единственного сына на попечение нянек… они пропали где— то в пустыне, а Франц взял опеку над племянником, — охваченная воспоминаниями, баронесса помолчала, затем встрепенулась и распорядилась принести чай и свежие вафли.

Это было выполненное незамедлительно.

— Я не могу понять лишь одного, — продолжила Амалия, когда лакей, принесший поднос с чашками, вышел, — Если у императора Франца больше не было прямых наследников, то кого же хотели возвести на престол?

— Думаю, это могут сказать лишь те, кто готовил заговор, — баронесса откусила маленький кусочек вафли. Девушка покачала головой:

— Если действительно имеет место заговор с целью свержения императора, то очень глупо не принимать в расчет его племянника, если только… — она осеклась и решительно продолжила, — Если только есть тот, у кого— то больше прав на престол, чем у Рудольфа.

— Больше прав было только у кронпринца, — тихо заметила Мари.

— И у самой Анны, — подтвердила баронесса, — Но и сама императрица, и ее сын находились на злополучной яхте.

— Может быть, об этом не знали? — предположила Амалия. Хозяйка дома покачала головой:

— Нет, Франц всегда выходил на яхте с сыном. Они оба были прекрасными мореходами, — баронесса достала папиросу и закурила, — Так что тот, кто все это устроил действовал наверняка.

Мари закашлялась. Хозяйка дома виновато посмотрела на нее:

— Простите, моя дорогая, если хотите, откройте окно!

— Да, конечно! — девушка послушно встала. Баронесса задумчиво проследила за ней взглядом:

— Прекрасная девушка, но совершенно не переносит табачный дым, а я не собираюсь бросать свою пагубную привычку, — вполголоса сказала она, ни к кому не обращаясь, — Впрочем, после женитьбы Эдмунд может снять себе дом.

Амалия недоверчиво взглянула на нее:

— Вы не будете возражать…

— Милая моя девочка, в данной ситуации мое мнение ничего не значит, — усмехнулась баронесса, — Мой единственный сын, слава богу, уже вырос из того возраста, когда ходят в коротких штанишках испрашивают разрешения! Единственное, что я могу сделать — не вмешиваться и благословить Эдмунда в тот момент, когда он все— таки решится просить руки Мари.

Рудольф приехал через час, который Амалии показался вечностью. Еще более мрачный, чем обычно, он зашел в гостиную, сопровождаемый своим адъютантом. Заметив улыбку своей невесты, адресованную ему, император улыбнулся в ответ и подошел к баронессе.

— Доброе утро, — поздоровался он, почтительно целуя руку хозяйке дома. Эдмунд лишь кивнул матери, давая понять, что сейчас не время для семейных нежностей, и бросил быстрый взгляд на Мари, сидевшей у окна, поскольку баронесса за утро курила уже третью папиросу.

— Рудольф, — улыбнулась баронесса и почти весело потрепала его по волосам, — Ты выглядишь усталым. Эдмунд дорогой, рада тебя видеть!