Давай сыграем… в любовь… (СИ) - Каблукова Екатерина - Страница 64

— Оно и видно! Хорошая взбучка пошла бы девчонке на пользу.

— Надеюсь, что её муж это поймет…

— Не знаю, что он там поймет, по крайней мере она скоро уедет. А вот вам самой хорошая взбучка тоже бы не помешала! — все еще воинственно отозвалась служанка, — Целители сказали, что вы надорвались! Если бы не помолвочное кольцо, вы бы просто сгорели от магического опустошения!

— Они преувеличивают, — Амалия бросила невольный взгляд на руку. Ей показалось, что кольцо засветилось.

— То-то вы проспали аж до обеда! И до сих пор слабее котенка!

— Глупости! Я в порядке и могу встать, — Амалия откинула одеяло, вскочила и невольно ухватилась за столбик балдахина, голова кружилась.

— Вот— вот, — проворчала Герда, почти силой укладывая её обратно в кровать, — Так что лежите, и так вон одни глаза остались!

Девушка хотела возразить, но, говоря по правде, она действительно устала, поэтому идея о том, чтобы полежать несколько часов в кровати, была весьма заманчива.

Словно послушное дитя, она позволила служанке укрыть её одеялом, подоткнуть края и поправить подушки. Амалии хотелось спросить служанку о Рудольфе, но, вспомнив отношение Герды к императору, сдержалась. Да и к чему было бередить свои раны. В памяти возник тот взгляд, которым император смотрел на нее: холодный, жесткий, презрительный. Император слишком горд и никогда не простит ей ни ее поступков, ни поступков её сестры. Скорее всего, её ждет участь графа Сиверза — покинуть империю, как только позволит её здоровье. Амалия откинулась на подушки и закрыла глаза, чувствуя, что лицо стало мокрым от слез.

Чуть позже ей принесли букет от барона Фриша. Адъютант Его Величества желал скорейшего выздоровления. Затем доставили еще один, на этот раз — от шефа жандармерии. Мари сменила Герду, девушки поболтали, затем фрейлина, очаровательно краснея, сообщила, что барон Фриш сделал ей предложение, и она его приняла. Свадьба состоится, как только в Империи закончится траур.

Улыбнувшись, Амалия поздравила её и с горечью подумала, что, хотя бы подруга будет счастлива.

— И ведь это все благодаря вам! — воскликнула Мари.

— Глупости, я вообще ничего не сделала, чтобы посодействовать вашему счастью!

— Вы назначили меня фрейлиной, если бы не это… Эдмунд… барон Фриш никогда бы не заметил меня.

— Вам придется привыкнуть называть его по имени, — заметила Амалия, — Он уже просил вашей руки у ваших родителей?

— Да, оказывается, он ездил к ним еще позавчера, разумеется, они согласились, — Мари прикусила губу.

— Вас что-то смущает?

— Нет… то есть — да, — фрейлина внимательно посмотрела на Амалию, — Все случилось очень быстро…

— И теперь вы в растерянности, — подсказала контесса. Девушка изумленно распахнула глаза:

— Это так заметно?

Амалия почти весело кивнула. Заметив, что Мари окончательно смутилась, она поспешила её успокоить, как в свое время герцогиня Норрик успокаивала своих протеже:

— Впрочем, в своем замешательстве вы очаровательны. Успокойтесь, траур в Империи будет длиться еще полгода, за это время вы с вашим женихом сможете узнать друг друга лучше.

Это возымело должный эффект, фрейлина улыбнулась:

— Действительно, как я не подумала об этом!

— Все мы слегка теряемся, когда события касаются именно нас, — Амалия пожала плечами и вновь откинулась на подушки, устало прикрыла глаза, все еще чувствуя предательскую слабость. Мари, решив, что она хочет вздремнуть, поспешила задернуть шторы и тихо села на кресло, стоявшее в углу.

Наверное, успокоенная тишиной, Амалия действительно задремала, потому что, когда она открыла глаза, в комнате уже была полутьма.

Мари уже ушла. Теперь ее место заняла Герда, как всегда, склонившаяся над шитьем.

На этот раз Амалия почувствовала себя почти бодрой. Отметая все возражения служанки, она встала с постели и приказала подать ужин в столовую.

Есть пришлось в одиночестве. Слуги сказали, что Мари вместе с женихом уехала к баронессе Фриш. Амалия не сомневалась, что та с радостью примет её фрейлину как избранницу сына.

Рудольф так и не появился. Амалия хотела спросить о нем, но её удержала гордость. Не стоило терзать себя и его. Несмотря на брак с послом, позор Лиззи несмываемым пятном ложился на всю семью.

Не зная, чем еще себя занять, девушка решила расспросить Герду. Под нажимом служанка рассказала Амалии то, о чем уже два дня судачили все слуги. Оказалось, император Франц всю жизнь скрывал правду о своей первой жене.

Слишком рано выданная замуж, дочь герцога была не готова ни к семейной жизни, ни к обязанностям императрицы. Обладая очень тонкой нервной системой, легка впадавшая то в ярость, то в слезы, она просто начала сходить с ума.

Одна из кухарок, проработавшая в замке всю жизнь, вспомнила, как ходили слухи, что императрица Сесилия покушалась на жизнь мужа и даже в человеческом обличии чуть не вцепилась ему в горло. Видимо, после этого император Франц запер ее, объявив о смерти жены. За обезумевшей императрицей смотрел лакей, один из тех, кто прибыл с Сесилией из Северного королевства. Скорее всего, он был влюблен в свою госпожу и жаждал освободить ее, потому что, одержимый ненавистью к императору, именно он и устроил бурю, в которой погибла императорская семья. Гибель императора ослабила магические узы, и Сесилия смогла покидать свою тюрьму.

Именно лакей и заманил Элизабет в кладовку, намереваясь принести еще одну жертву и прекратить род Лауфенбургов, а после этого открыть правду о своей госпоже, провозгласив её императрицей, но Сесилия, впав в один из своих приступов, просто загрызла его и вырвалась на свободу.

Все это Амалия и обдумывала, медленно прогуливаясь в сопровождении Мари по парку. Судя по сияющему лицу фрейлины, визит к будущей свекрови прошел более чем успешно, и девушка жаждала поделиться подробностями, но сама Амалия была слишком подавлена мыслями о том, что случилось с первой женой Франца, поэтому почти не слушала весело щебечущую Мари. Заметив это, та слегка обиженно замолчала.

— Прости, — контесса повернулась и виновато посмотрела на подругу, — Просто я думаю, как это все ужасно… И что я могла быть на месте Сесилии, я ведь приехала сюда не по своей воле…

Она осеклась, потому что Мари вдруг склонилась в реверансе. Амалия обернулась. Рудольф стоял в нескольких шагах от них. Он смотрел так, что девушка растерялась.

— Добрый день, — сказал она первое, что пришло в голову. Император вздрогнул, поклонился в знак приветствия:

— Рад, что вы чувствуете себя гораздо лучше.

— Да.

Они замолчали, затем Рудольф еще раз поклонился:

— Простите, мне пора, — и зашагал прочь. Амалия ошеломленно посмотрела ему вслед.

— Странно, — тихо заметила Мари, — Он так смотрел на вас, словно прощался.

После этих слов сердце оборвалось. Амалия понимала, что своим поведением она задела Рудольфа, но она все— таки рассчитывала на его снисхождение. Снисхождения не было, как не было и теплоты в его взгляде. Холодное бесстрастное лицо, как всегда, когда император уже принял решение и теперь ожидал лишь исполнение приказов.

— Пойдем обратно, — предложила Амалия. За ужином она все еще надеялась на то, что император зайдет к ней, но он так и не появился. Всю ночь девушка проворочалась, пытаясь понять, что же делать. Холодность Рудольфа задевала больше, чем любые слова. Под утро она все— таки заснула тяжелым сном, который оставил после себя горечь поражения.

Голова раскалывалась. Внезапно поняв, что так продолжаться больше не может, Амалия написала записку с просьбой о встрече. Ответ пришел не сразу.

Барон Фриш писал, что император очень занят, но непременно уделит внимание невесте, как только это будет возможно. Отчаяние сменилось гневом. Амалия вдруг заметила, что Мари вопросительно смотрит на нее.

— Неприятные известия? — спросила фрейлина.

— Нет. Просто… просто мне необходимо поговорить с императором! — она стремительно вышла, все еще сжимая в руке злополучный лист бумаги.