Выбери любимый жанр

Что такое реальность? Концепт - Курпатов Андрей - Страница 2


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

2
7

Мы изучаем язык – тот самый, который считаем родным, – интуитивно угадывая смысл слов, которыми пользуются в нашем присутствии окружающие нас другие люди. Он, скорее, социальная, а не языковая игра.

Никто не учил нас языку как таковому. Нас учили чему-то другому – показыванием (мол, смотри – это «человек», а это «собака»), где-то мы и сами догадывались, о чём идёт речь (из контекста, мысленно проигрывая соответствующие ситуации, объясняя себе непонятное уже понятым как-то).

То есть нас учили социальному взаимодействию, коммуникации, обмену знаниями, а не языку.

Как, например, вы уяснили для себя значение матерных слов? Я узнал об их существовании в весьма сознательном возрасте, и поэтому хорошо помню, как это происходило.

Меня отправили в спортивный лагерь секции мотокросса, где все ребята активно использовали ненормативную лексику. Я же, к стыду своему, не знал ни единого матерного слова. Впрочем, я как-то понимал, что имеют в виду мои товарищи, когда говорили, например, что я должен взять некую «штуковину» и «ударить» с её помощью по другой «штуковине». И всё это несмотря на то, что обе эти «штуковины» и даже указание – «ударь» – обозначались, по сути, одним и тем же словом!

Матерный язык, используемый моими товарищами, был для меня лишь набором странных звуков. Однако мне вполне хватало контекста ситуации и сопутствующих невербальных стимулов, чтобы понять, о чём идёт речь.

То, что это конкретное слово (звук) в действительности означает мужской половой член (а другие подобные слова – другие человеческие органы и действия сексуального характера), я понял лишь из анекдотов, которые ребята безостановочно рассказывали друг другу.

Не понимая анекдота, я проигрывал в голове соответствующую историю, пытаясь представить, что эти слова могут значить, чтобы возник эффект шутки. Остальным действительно было весело, а потому у меня был очевидный критерий, и я достаточно ловко решал эти ребусы.

В конце концов разобрался, что к чему, – понял действительное значение матерных слов. Причём даже в тех случаях, когда речь шла и вовсе загадочных для меня вещах. Например, я вообще ничего не знал тогда про мастурбацию (мои товарищи, конечно, не пользовались научной терминологией и называли ее другими словами). Однако из череды анекдотов на эту тему мне удалось понять не только значение данных матерных слов, но и то, как соответствующее действие производится и к чему оно должно привести.

Это хороший пример того, каким образом мы осваивали значения всех слов, которыми сейчас пользуемся. То есть язык (точнее – использующие язык другие люди) оснастил нас не только средствами для успешной ориентации в социокультурном пространстве, но и обучил нас множеству важных действий, рассказал нам о явлениях, с которыми мы не сталкивались.

8

Представьте, что вы глухи, слепы и вдобавок парализованы, а тут вдруг появляется нечто, что позволяет вам видеть, слышать и даже двигаться. Как бы вы отнеслись к этому «нечто»? Насколько вы бы стали ему доверять? Думаю, тут вариантов нет – перед нами спаситель и божество!

Таков язык, и потому наша вера в него безусловна. Мы верим словам и тому, что за ними скрывается что-то реальное (даже если знаем об обратном). Эта наша убеждённость в правдивости языка абсолютна, а потому без всяких проблем распространяется не только на те слова, что обозначают «органы» и «действия» (дурное дело – нехитрое), но и на любые языковые химеры.

9

Проблема, казалось бы, должна возникнуть там, где на референты соответствующих слов никаким образом указать нельзя (например, «любовь», «предательство», «власть» и т. д.).

Но у нас есть языковой контекст, состоящий из «органов» и «действий», так что нам остаётся лишь подключить «интуитивное понимание» – и всё становится «ясно как белый день».

Можно ли понять, что имеют в виду люди, использующие слова, на референты которых невозможно указать? По логике вещей это вряд ли осуществимо. Но ведь нас, по большому счёту, и не интересует референт, нас интересует возможность взаимодействия с этими людьми. Какая разница, о чём именно они говорят или что они имеют в виду, если нам надо просто с ними договориться?

Таким образом возникает совершенно замечательная ситуация, при которой мы вполне «понимаем» друг друга, совершенно не понимая при этом, о чём же каждый из нас на самом деле ведёт речь.

Никто не знает, что такое «справедливость», «свобода», «добро», «атом», «пространство» или «эволюция», никто не знает, что такое «реальность». Но у каждого из нас есть некое «интуитивное понимание», «теоретическое представление», и мы договариваемся друг с другом, хотя, в действительности, мы просто уладили проблему социальной коммуникации.

10

Представьте, что вы находитесь в некой комнате в очках виртуальной реальности. Здесь кроме вас ещё несколько таких же «счастливчиков», но у каждого в очках своё VR-видео – один блуждает по джунглям, другой стреляет в тире, третий совершает прогулку по Марсу, а у вас перед носом Собор Святого Петра в Риме.

Вы все двигаетесь по этой комнате, что-то делаете и временами натыкаетесь друг на друга. Столкнувшись, вам придётся договариваться. И вы легко это сделаете, имея такое желание, хотя каждый будет уверен, что соответствующее событие случилось в его VR-реальности. Вот что такое на самом деле пресловутая «интуитивная понятность».

Примерно таким образом мы себя и ведём, когда используем слова, не имеющие референта, на который можно было бы указать с предельной определённостью.

Забавно, что все разговоры друг с другом, которые мы считаем «важными», «сущностными», «принципиальными», как правило, подразумевают использование именно таких – нерефентативных – слов. Разговоры о реальности, например.

«Скандал в философии»

11

Впрочем даже возможность указать на референт однозначно не решает задачи понимания.

Я, например, так и не понял, какую функцию выполняет карбюратор, который мои товарищи по спортивному лагерю называли тем самым словом, производным от нецензурного обозначения мужского полового члена. Впрочем, снять его с мотоцикла и «продуть» я все-таки, следуя их витиеватым инструкциям, смог – мы договорились.

Так что я почти уверен, что все эти языковые (а по существу, социальные) игры не имеют ровным счётом никакого отношения к тому, о чём, как нам кажется, мы ведём речь, когда говорим о реальности и о возможности её понимания.

Но мы этого не замечаем, что, как мне представляется, и является основой того самого – ключевого – «скандала в философии».

12

До сих пор было принято говорить о двух «философских скандалах».

Первый носит оценочный характер – мол, нельзя не считать скандалом тот факт, что за многовековую историю философии в ней не было сформулировано ни одного тезиса, очевидность которого признавали бы все философы.

Второй, сформулированный Иммануилом Кантом: «…нельзя не признать скандалом для философии и общечеловеческого разума необходимость принимать лишь на веру существование вещей вне нас и невозможность противопоставить какое бы то ни было удовлетворительное доказательство этого существования, если бы кто-нибудь вздумал подвергнуть его сомнению»[1].

13

Но оба этих скандала полностью нивелируются современной нейрофизиологией.

Относительно кантовской интерпретации выяснилось, что проблема не в том, существуют ли вещи вне нас, а в том, что не существует «нас» как таковых.

Действительные мы и есть это «внешнее» по отношению к нам «существование». Мы (как «я») – лишь языковая игра, а реальные мы (всякий активный в данный момент участок нашего мозга) находимся по ту сторону этой языковой игры.

То есть фактические мы – та самая вещь, которая, по Канту, недоказуема, что, конечно, абсурдно. Проще говоря, на веру мы принимаем как раз наше «я» (производим его своей верой[2]), а вовсе не «существование вещей».

2
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело