Справедливости – всем - Щепетнов Евгений - Страница 5

А вот еще: шла женщина по улице с работы домой. И кто-то воткнул ей в спину нож. Узкий такой нож, заточку. По раневому каналу ясно, что это было нечто, похожее на стилет. За что убили, почему? Кошелька нет, телефона нет. Вот за то, видать, и убили.

Женщине сорок лет, учительница истории. Никто ей не угрожал, никто не обещал ее «наказать» за издевательство над учениками и за выставленные им плохие отметки. Безобидное, как божья коровка, существо, ползающее по миру тихо, беззлобно и незаметно. И вот – погибла.

И, само собой, как и в случае с пареньком-программистом, абсолютный висяк. Такие дела если и раскрываются, то только по горячим следам (поймать прямо над жертвой) или случайно – эти уроды-злодеи начинают болтать по пьяному делу, хвастаясь своими «подвигами». А когда их собутыльников берут и настоятельно советуют сдать все преступления, о которых они знают, действуя убедительно и жестко, то они рассказывают все, что знают о болтуне.

По этому поводу мне вспоминается фильм «Рожденная революцией», где старый спец-полицейский рассказывает о том, как в прошлые времена добывали признание у подозреваемых. Мол, вызывает следователь двух дюжих полицейских и начинают те подозреваемого бить, требуя, чтобы он рассказал все, что знает обо всем. Герои фильма, начинающие милиционеры, тут же возмутились, сказав, что это «не наш метод», но на самом деле сюжет этот – чушь собачья. Ничего не изменилось с тех самых времен. Только бьют не так откровенно. Официально – совсем не бьют. Только почему тогда стулья в кабинетах не имеют спинок и сиденья у всех у них оторваны напрочь?

На второй день моей службы в ГОВД меня вызвал в свой кабинет Татаринов типа на беседу. Я его так до конца и не понял, даже сейчас, про прошествии трех месяцев после знакомства. Вот бывают такие люди, понять которых очень трудно – нужно прожить рядом с ними несколько лет, и только тогда можно сделать хоть какие-то выводы о личности и характере. Да и то не всегда. Скрытный, без лишних эмоций, непредсказуемый и хитрый, каким, в общем-то, и должен быть настоящий опер. А Татаринов и есть опер – тертый, жесткий, знающий. Наверное, один из последних монстров розыска, наследие советской эпохи.

Я не раз думал на этот счет: вот уйдут такие, как Татаринов, и кто останется? Самойлов? Или я, который по большому счету в розыске ни уха, ни рыла?

Хотя, вообще-то, я себя принижаю. Не такой уж я и плохой опер. Ведь нашел же убийц семьи олигарха! И даже заработал на этом деле. Если бы меня не душила куча бумаг, которую я должен составлять ежедневно, да задания Семушкина – так я бы показал, как умею заниматься розыском!

Так вот, во время моего «задушевного» разговора с Татариновым как раз привели одного злодея, пойманного на хазе. По информации, был он кем-то вроде главаря банды, грабившей дачные дома. Выносили все, что попадалось под руку, благо хозяев на месте не было по причине осенней поры, а потом и зимнего времени. Но ладно бы выносили, так эти твари еще и поджигали дома. Зачем? Негодяй так и не смог сказать – зачем. Следы преступления они не скрывали, так зачем тогда поджигать? «Просто так», – ответила эта мразота.

Как материал оказался в ГУВД? Твари подожгли дачу, в которой, на беду, оказался ее хозяин. Хозяину разбили башку, а потом бросили в горящем доме. И дача эта стояла в черте города. Так бывает – вначале все эти дачи находились в пригороде, но город рос, расширялся, и вот – границы его передвинули на несколько километров. То есть труп оказался на нашей территории.

Само собой, экспертиза показала криминальность трупа, закрутилась машина розыска, и в конце концов опера вышли на этого самого Серого. Его вычислили, взяли на хазе и на радостях сразу же завели в кабинет Татаринова.

И вот когда начали его колоть – при мне, ведь я уже «свой», Татаринов и предложил: «Каргин, ну-ка, врежь ему ногой в рыло! Давай!»

Что это было, не знаю до сих пор. Может, он хотел меня проверить – насколько я подчиняюсь приказам, даже незаконным. Вряд ли он хотел меня подставить, хотя и это возможно. Опера потом покажут, что это я избивал задержанного, и меня как минимум спишут назад, в участковые. Или уволят. В любом случае – я этого не знаю, потому что не выполнил приказ, не стал бить Серого. Что, впрочем, ему никак не помогло. Через минуту у него на ушах уже висел стул, а еще через минуту он валялся у стены, зажав живот и пытаясь выблевать свои внутренности.

Подельников, конечно, он сдал. А я ушел из кабинета Татаринова с ощущением того, что не прошел некой проверки. Или прошел. Только вот результат был не тем, какого от меня ожидали. Или – тем…

С чего я решил, что меня могли подставлять? И зачем это надо начальнику отдела? Да легко это все можно объяснить. Вдруг в отделе появляется человек со стороны. Человек, которого назначили без ведома начальника отдела. Зачем назначили? Кто он такой, этот парень? Герой, понимаешь ли, злодеев пачками кладет! И его суют сюда, в розыск. С какой целью? «Освещать» деятельность отдела? Может, «соседи» заслали? То есть комитетчики? Так не лучше ли сразу его поставить на место?

Не знаю, возможно, я на этой работе стал параноиком, а может, это результат деятельности у Сазонова, обучающего меня премудростям конспиративной работы, но только теперь я стал смотреть на мир совсем по-другому. И вижу его иначе, стараясь замечать во вроде бы простых, незамысловатых поступках и словах второй смысл. И третий, и четвертый.

Я должен просчитывать свои действия на много ходов вперед и только так могу выжить и сделать то, что должен сделать. Осторожность, хитрость, предусмотрительность и скрытность – вот залог выживания такого, как я. Здоровая паранойя – только в помощь. Ни с кем не дружи, ни с кем не откровенничай, никому не верь, помни – весь мир против тебя!

По большому счету, мне все равно – уволят меня или нет. Конечно, прикрываться красной корочкой выгодно. Но с другой стороны, служба отнимает слишком много времени, а время мне нужно для моей основной работы.

Но если я все-таки еще не уволился – надо продолжать делать то, что обязан делать офицер милиции. То есть служить и защищать. Хотя звучит сейчас это довольно-таки смешно. Защитник, понимаешь ли, служака!

Я слушал Самойлова, который нес какую-то малоумную хрень, и думал о том, что этот придурок заслуживает того, чтобы сломать ему нос. И о том, что, если такие придурки защищают честных граждан от негодяев, мне жаль этих самых честных граждан. И только когда в словах Самойлова дважды повторилась фамилия Татаринова, заинтересовался и уже осмысленно переспросил:

– Что-что? Что Татаринов?

– Я и говорю – ругается Татаринов! Говорит – два балласта у меня в отделе – Самойлов да Каргин! Один совершеннейший осел, которого непонятно зачем тут держат, и второй – герой-Рэмбо, участковый, которому только по помойкам лазить, а не преступников искать! Два кадра от мохнатой лапы! Которых гнать надо поганой метлой! Понял, что творит этот придурок?! Гнать нас поганой метлой, вишь ли!

Я сидел и чувствовал, как мурашки бегут у меня по телу. Только что я думал о том, что мне все равно, если меня вышибут со службы, но, когда подошел к барьеру вплотную, это оказалось очень неприятным откровением. Я в одной компании с Самойловым, которого презираю всеми клеточками своего организма! Он считает меня подобным себе – таким же придурком, попавшим сюда по протекции некого мохнатолапого индивидуума! Это ли не унижение?! Меня аж дрожью пробило!

– А откуда ты знаешь, что он это говорил? – мой голос даже охрип, и я едва не «дал петуха», каркнув, как старая ворона.

– Знаю! – многозначительно подмигнул Самойлов, и я тут же сообразил – это у кого-то из замов ГОВД Татаринов распространялся обо мне и моем «соратнике». А может, и у «самого». Уточнять не стал, все равно не скажет. Да и не надо. Вполне очевидно, что тут и как.

Впрочем, и спросить я ничего не успел. Дверь распахнулась, и в кабинет вбежал-ворвался Семушкин, мрачный, как туча. Ни на кого не глядя и не здороваясь, он уселся за свой стол и начал что-то искать в ящиках, выдвигая их один за другим. Похоже, что нужного ничего не нашел, откинулся на спинку старого офисного кресла и замер, глядя в потолок. А потом, ни к кому не обращаясь, сказал: