Обреченные попаданцы (СИ) - Светлая Мила - Страница 28

Дочка хмурится, куксится, вот-вот заплачет. Это плохой знак. Да, мне эта женщина тоже не нравится – крючковатый нос, седые пряди нагло вылезают из-под черного парика. Она пытается стоять прямо, но видно, что горбатой ей ходить привычнее. О стеклянный взгляд поцарапаться можно. Ей бы широкополую островерхую шляпу, черную хламиду до земли и метлу в руки – была бы вылитая наша дворничиха тетя Фрося.

– Мам, скажи этой тете, что она меня уже забодала. Пусть не тянет ко мне свои залежи плодородной земли под ногтями, а то буду кричать до самого дома.

– Простите, пожалуйста, моя дочка не любит, когда к ней прикасаются, – я пытаюсь быть вежливой, но сама оттираю телом тетеньку от коляски. Ага, легче фонарный столб сдвинуть – она даже не шелохнулась.

– Дочка? Ты сказала – дочка? – лицо женщины кукожится и становится похоже на печеное яблоко, которое забыли под диваном. Надолго забыли.

– Женщина, простите, я бы поговорила ещё, но загорелся зеленый и нам пора…

Я не успеваю договорить, как женщина щелкает двумя пальцами. Раздается треск сломанной сухой ветки и следом громкие сигналы машин – светофор меняет цвет на красный…

– Мамочка, скажи тетеньке, чтобы она научила тебя этому фокусу, – просит голос Матильды.

– Я думала, что у них будет наследник, а тут… Точно дочка? – с умирающей надеждой переспрашивает женщина.

– Точнее не бывает. А у кого это у них? Неужели… – ахаю я.

– Да, Хлопарь просил передать тебе привет. Пока что ему некогда – он находится на войне. Но обещал, что как только выпадет свободная минута, то тут же примчится к любимой… Он пока ещё не знает – какую свинью любимая ему подложила. Эх ты! – укоризненно качает головой женщина.

– Эй, мам, скажи ей, что я не свинья. В крайнем случае – поросенок. Скажи-скажи, а то я сама встану и всё ей выложу. Разберемся по-бабьи, – Матильдочка и в самом деле садится в коляске и делает вид, что хочет встать.

– Ну что ты, маленькая, не бойся. Тетя больше не будет тебя пугать, – я укладываю малышку обратно и поворачиваюсь к непонятной женщине. – А Хлопарь…

Мои слова проваливаются в пустоту – женщины нигде не видно. Лишь клуб дыма уплывает по направлению парка, но скоро и он развеивается. Скорее всего, это курит мужчина у края тротуара. Смотрю налево, потом направо, нет, как будто и не бывало никакой женщины. Я даже под ноги посмотрела – вдруг она в канализационный люк провалилась?

История восемнадцатая, в которой я встречаю обворожительного незнакомца

– Мамочка, вот ты не поверишь, но эта тетка испарилась. Стояла и вдруг «вжух» – превратилась в дымок и исчезла. Это кто был, твоя знакомая?

– Нет, первый раз её вижу, – честно признаюсь дочке. – Говоришь, что она просто испарилась?

– Сама в шоке. А что она говорила про Хлопаря и про войну? Мам, чего ты так тяжко вздыхаешь?

– Милая, это долгая история. Вот буду тебя убаюкивать и обязательно расскажу. Напомни только.

– Женщина, вам помочь перейти? – слышится рядом мягкий баритон, от которого мурашки бегут по коже. Приятно так бегут, с чувством, с толком, с расстановкой.

Я оглядываюсь назад, и мурашки ускоряют свой бег, теперь они носятся метеорами по горящей коже. Я застываю перед мужчиной, как кролик перед удавом. Непередаваемая сила струится из глаз цвета свежего асфальта, которые с лукавым ленинским прищуром смотрят на меня… Такие мужчины редко попадаются в жизни. Скорее их можно увидеть на экране телевизора, в роли отчаянного любовника-сердцееда или завзятого темного властелина.

Может это Димка? Хотя, меня к нему физически и не тянуло…

 Вот честное слово, если я увидела его в пятнадцать лет, то сразу потеряла бы голову, влюбилась без памяти и ночи напролет думала только о нем. По-мальчишески припухлые губы изгибаются в вежливой улыбке. Нос настолько прямой, что с его помощью можно очеркивать поля в школьных тетрадях. Подбородок решительно заявляет, что его владелец волевой и уверенный в себе мужчина. Легкая впалость щек придает изюминку правильным чертам… Да какую изюминку – целый килограмм кураги!

Но больше всего поразили волосы – светлые, почти седые. Прическа короткая – волосок к волоску, будто щетинки у зубной щетки. И иссиня-черные брови раскинулись в стороны, как крылья российского герба. Широкоплеч, подтянут, одет в элегантные бермуды и столь же элегантную футболку небесно-синего цвета. Этакая редкая смесь из Дмитрия Харатьяна, Леонардо Ди Каприо и Бреда Питта.

Мечта, фантом, призрак девичьих грез…

– Мамочка, вообще-то я тоже читаю твои мысли! – звучит в голове обиженный голосок Матильды. – Да-да и вон тот образ, где вы вместе скачите по васильковому полю на единороге, мне не очень понравился. Там нет меня, а я тоже хочу на васильковое поле… И тоже хочу покататься на единороге!

– Будешь, маленькая. Куда же я без тебя?

Я беру себя в руки, усилием воли заставляю уголки губ оторваться от мочек ушей и вернуться в подобие вежливой улыбки. Всё-таки я уже взрослая женщина! И не должна растекаться медузой по песчаному пляжу!

– Спасибо за заботу, но я сама справлюсь, – отвечаю мужчине.

Я только сейчас замечаю – насколько писклявый у меня голос. Откашливаюсь и пробую снова. Получается лучше. Оказывается, возникновение пустыни во рту от вида мужчины вовсе не сказки. Я чуть не отобрала у Матильдочки бутылочку с молоком, чтобы смочить пересохшее горло. Остановил меня лишь укоризненный взгляд из недр коляски. А этот Аполлон спокойно берет за пластиковую ручку и легонько подталкивает:

– Ничего, мне не сложно. Вы стоите, а между тем зеленый сигнал скоро потухнет. Пойдемте, я вас переведу.

И правда – зеленый человечек на другой стороне дороги хмуро показывает, что ему надоедает стоять в неудобной позе, и что сейчас он собирается покраснеть и принять стойку по команде «Смирно». Я спешу за мужчиной, везущем коляску по полосатой пешеходной дорожке. Когда я успела выпустить коляску? Да что со мной? Вот и Матильдочка выразительно крутит пальчиком у виска.

– Вот и перешли, – говорит мужчина и снова улыбается сводящей с ума улыбкой. – Вовремя успели. Давайте я вас провожу, вам же на Васильевскую? Дом семнадцать?

– А откуда…

– Извините за мою грубость. Позвольте представиться, Драмир Валентинович Крылатый, ваш новый сосед, буду жить над вами. Как раз вчера закончил мебель перевозить. Видел вас с коляской во дворе.

– У вас очень хорошая улыбка… То есть, простите, меня зовут Анна Алексеевна Розеткина, а это моя дочка, Матильдочка, – я показываю на коляску, где пухленькое существо с отчаянием в глазах воздевает руки к небесам и спрашивает – куда у мамы подевались остатки разума?

– Забавная она у вас, ути-пути-плюпс! – Драмир подмигивает Матильде.

– Мамочка, можно я ему расскажу, как кореляционный процесс разложения теоламина приводит к увеличению амориционно доступных физических отклонений конструктивного познания? Чтобы он забыл про свои «ути-пути»! – раздается мысленный голос дочки.

Понятно, дочурка недовольна, нервничает и ревнует. Да-да, ревнует к тому факту, что внимание мамы переключилось на мужчину, а не на неё, любимую и дорогую. Надо как-то исправлять положение.

– Скажите, а вы не видели на той стороне дороги женщину в черном парике? Она куда-то так резко испарилась…

Мужчина на миг останавливается. Всего лишь на миг, будто наступил босой пяткой на острый камешек и теперь не хочет делать вид, что ему больно.

– Нет, не видел. Я и подошел потому, что подумал, будто вам стало дурно. Вы начали с кем-то разговаривать, с кем-то невидимым. Сначала я думал, что вы говорите по хендсфри, но потом пригляделся и не увидел никакого наушника…

– Я могла говорить с дочкой, – почему-то мне стало неловко оттого, что он тоже принял меня за сумасшедшую.

– Именно так я и подумал, – обезоруживающе улыбается мужчина. – Но нам всё равно в одну сторону, так почему бы и не помочь по-соседски?

Я кивнула и мы двинулись вперед. Драмир вежливо вел беседу, а я мысленно переругивалась с Матильдой.