Последний интегратор (СИ) - Васильев Николай Федорович - Страница 20

-- В Антарктиду, -- сказал Денис.

-- На Марс, -- сказал я. -- Говорят, там всегда мороз.

-- Это несерьёзно, -- сказал Артём и приподнялся, опираясь на локоть. -- Вы хотите всё лето в городе проторчать?

-- Что ты предлагаешь? -- спросил Денис.

-- Ребята из туркружка собираются в июле в Пермские горы. Пеший поход на неделю. Меня позвали, а я вас зову. Втроём веселее.

Денис сел, скрестив ноги, надел свои очки со стёклами толщиной в палец и сказал:

-- Я хотел поехать домой, к бабушке.

Мы и не думали обзывать его бабушкиным внучком. Дениса вырастила одна бабушка. Он при любой возможности ездил к ней в Ингальск, иногда даже на выходные.

-- Ванька, а ты как? -- спросил Артём.

-- Не могу, -- сказал я.

-- Чего ты не можешь? -- Артём тоже сел. -- Опять Интеграционный комитет? Ты почти каждый день туда ходишь. Зачем Жебелев тебя туда отправил?

-- Я же вам говорил, -- сказал я. -- То одно, то другое... Сначала доклад, потом курсовая. У них много сведений по моей теме.

-- Ты и летом будешь писать курсовую?

-- У них в архиве -- бардак. Попросили навести порядок.

Мои слова были правдой и неправдой. Про архив, про доклад, про курсовую -- правда. Но я так и не рассказал ребятам истинных причин, по которым я ходил в Интком. Я не сказал, что теперь моё дело -- интеграция, и это навсегда.

Каждый день, когда я их видел, я хотел в этом признаться. Я хотел объяснить, как это важно для всех нас. Я хотел сделать их не только своими друзьями, но и единомышленниками. Но что-то меня останавливало. Может быть, их странные взгляды при виде моей бороды? Я был единственным студентом истфила, который носил бороду. Среди физматовцев бородачей тоже не было.

Я боялся, что они надо мной посмеются. Я боялся, что они меня не поймут. Я боялся, что они окажутся... Тут мои мысли прерывались. Я говорил себе, что они не могут быть дифферами. Они не считают себя интеграторами, но и не дифферы. Они хорошие люди, а все хорошие люди -- интеграторы, даже если сами об этом не знают. Сколько раз я в этом убеждался!

Сейчас я тоже ничего не сказал. Я опять что-то промямлил про доклад и курсовую.

Перерыв закончился, нас позвали копать. Мы спустились в овраг и взялись за лопаты. Нас тут же облепила мошкара. Отбиваясь от мошкары, я не заметил посетителей.

-- Ваня! Денис! -- раздались голоса сверху.

На берегу стояли Майя и Наташа в летних цветастых платьях, в белых соломенных шляпках, с повязками на лице. Мы с Денисом полезли наверх. Артём зарычал, как тираннозавр, и сильнее вгрызся в землю.

Наташа отозвала Дениса и что-то стала ему нашёптывать. Судя по унылому лицу Дениса, разговор шёл об Артёме.

Майя спустила повязку под подбородок и обняла меня. У неё были серёжки в форме египетского креста.

-- Я так соскучилась, -- сказала Майя. -- Сто лет тебя не видела.

-- Три дня, -- сказал я.

-- Да ну тебя, -- сказала Майя. -- Тоже мне счетовод. Я же в поэтическом смысле. А ты соскучился? Почему не звонишь, не заходишь?

Майя забыла, что домой к ней я ни разу не заходил.

-- Пошла бы к нам копать, -- сказал я, -- мы бы каждый день виделись.

-- Я что, должна в грязи ковыряться? -- сказала Майя.

-- Другие девчонки ковыряются.

-- Так они из деревень приехали, привыкли на огороде. Они там все кхандские полукровки. Все такие беленькие, аж противно.

Я немного отпрянул. Первый раз я услышал от Майи о кхандах -- и в таком пренебрежительном тоне. Майя не обратила внимания на моё движение и сказала:

-- Ваня, завтра карнавал. Пойдём вместе? Наташка с Артёмом сейчас помирится, и пойдём все вместе. Как раньше. Пойдём?

Показался Артём. В руке у него была лопата, он притворялся, что его оторвали от очень важных для него занятий. Артём и Наташа начали свои переговоры.

-- Мирятся, -- сказала Майя. -- А мы даже не ссорились, а словно чужие.

-- Мы тут все свои, крошка, -- сказал я. Опять цитаты из старых фильмов.

Артём повёл Майю показывать раскопки. Держась за руки, они спускались в овраг.

-- Пойдём? -- спросила Майя. -- На карнавал.

Я вспомнил, что говорил Гуров. "День первых переселенцев. День уничтожения кхандов". Мне не хотелось идти на День переселенцев-уничтожителей ни в чисто мужской компании, ни в смешанной. Я потрогал мочку уха с серёжкой-крестом и сказал:

-- Пойдём. Все вместе.

-- Папа подарил, -- сказала Майя про серёжки и повела головой, чтобы освободить ухо.

Она достала платок, потёрла мне грязную щёку и чмокнула в очищенное место.

-- Борода... -- сказала она неопределённым тоном. -- Ты меня проводишь до дома?

Юлик, который сидел на стульчике возле шатра и что-то писал в блокноте, встал, козырьком приложил ко лбу ладонь и посмотрел на нас.

Майя обещала подождать до конца смены. Она протянула руку подошедшей Наташе, и они побежали к музею. По пути они чуть не врезались в мужчину с девочкой-подростком, громко сказали: "Просим прощения!" -- и побежали дальше. Мужчина оглянулся на них и направился было к Юлику, но тут увидел меня.

Это был Карапчевский, а с ним Лиза с повязкой на лице. Я замер от волнения. Потом пошёл им навстречу. Я давно не видел Карапчевского -- мешали то экзамены, то раскопки. Он совсем не изменился, только вместо свитера носил рубашку с закатанными рукавами. Зато Лиза изменилась. Вместо косы у неё была короткая причёска, которая придавала ей мальчишеский вид. На правом плече и локте были засохшие ссадины.

Мы поздоровались. Лиза расспросила меня о раскопках клада и рванулась к оврагу. Она встала у самого края и заглянула вниз.

-- Иван, вы завтра свободны? -- спросил Карапчевский.

-- Завтра -- карнавал, -- сказал я.

-- Совсем вылетело из головы, -- сказал Карапчевский. -- Но вы ведь туда не пойдёте?

Я замешкался.

-- Я пока не знаю.

-- Иван, я завтра собираюсь на Острова.

Это слово решало всё.

-- Я с вами, -- сказал я.

-- Так я и думал. Тогда завтра утром встретимся возле Инткома. Или вам удобнее в другом месте?

-- Можно возле Инткома.

Я не сказал, что мне было удобнее, например, возле эстакады. Но если Карапчевскому удобнее возле Инткома, так тому и быть.

Артём и Денис стояли в десятке метров от нас и с интересом разглядывали Карапчевского: бородатый, очень светлые волосы, но при этом точно не кханд.

-- Ваши друзья? -- спросил Карапчевский.

-- Однокурсники, -- сказал я. -- Вот вместе копаем.

-- Папа, ну, давай посмотрим... -- издалека крикнула Лиза. -- Это же лучше всяких книжек.

Карапчевский был готов согласиться, но тут подошёл Юлик.

-- Извините, -- сказал он. -- Вы что тут делаете?

-- Юлик, это же... -- начал я.

-- Беседую со знакомым, -- мирно ответил Карапчевский. -- А что?

-- Понимаете ли, тут раскопки. Посторонним нельзя.

-- Так я не на раскопках.

-- Здесь везде раскопки. Здесь территория музея. Посторонним нельзя.

-- Нельзя так нельзя. -- Карапчевский был спокоен. -- Пойдём, дочка. Дяденька говорит, что посторонним нельзя.

Он без споров попрощался со мной, огорчённая Лиза что-то пробурчала, и они ушли.

-- Хватит тебе водить сюда экскурсии, -- сказал Юлик. -- Вызвался добровольцем, так работай. Ещё полсмены осталось.

-- Юлик, это же был... -- снова начал я.

-- Я знаю, кто это был, -- сказал Юлик.

* * *

Артём и Денис ничего не спрашивали о Карапчевском. Ничего не говорили о завтрашнем дне. Наверняка они слышали, что я завтра поеду куда-то с Карапчевским. Что я назвал их однокурсниками, а не друзьями. Да и плевать! В самом деле, какие мы друзья? Два года учимся на одном факультете, только и всего. У меня три десятка таких друзей, да и весь институт. Артём и Денис раньше были знакомы, у них были какие-то общие дела. Вот если бы они стали моими единомышленниками... Если бы они...