Последний интегратор (СИ) - Васильев Николай Федорович - Страница 21

-- Ребята, -- сказал я. -- Вы знаете, это был...

Я не успел договорить. С другого конца оврага послышался визг одной из девочек. Последовали неразборчивые крики и почти одновременно громкий шорох. Шорох осыпающейся земли. Очень большой груды земли. В другом конце поднялась туча пыли и поплыла наверх. Копатели разбегались -- кто-то вбок по склону, кто-то перепрыгнул через ручеёк Туганки и забрался на противоположный склон. По рядам прошло указание: всем подниматься на берег.

Мы на четвереньках вылезли на берег, поднялись и побежали к другому концу. Все копатели собрались возле тучи пыли. Юлик стоял почти в туче. Он подошёл к берегу и посмотрел вниз.

Ограждающей решётки в этом месте не было. Берег странно изменил очертания, как будто некий гигант откусил от него кусок. "Обвал... Обвал..." -- говорили копатели. То ли из-за расчистки, то ли из-за наших раскопок, то ли из-за всепроникающих ключей два-три метра берега оторвались и ухнули вниз вместе с решёткой. Никто не пострадал.

Музейщики не давали нам подойти близко к обрыву. Они посовещались с Юликом, и он сказал нам, что мы пока можем пойти в шатёр и перекусить. На сегодня работа закончена. Никто не пошёл в шатёр, все забыли про усталость и еду. Наш руководитель явно увидел внизу что-то любопытное. Всем хотелось знать, что именно.

Юлик с двумя музейщиками отошли на несколько метров по берегу и стали осторожно спускаться на дно. Они перешли на противоположный склон. Тут к ним спустился один из пузанов и что-то начал втолковывать Юлику. Юлик долго не мог от него отбиться.

Юлик встал так, чтобы лучше увидеть место обрыва, потом снова спустился на дно, перешагнул Туганку, и мы потеряли его из виду. Мы повалили к обрыву, но оставшиеся музейщики прикрикнули на нас, напомнив, что мы не дети. Никто не догадался, что можно подойти к краю, немного отойдя в сторону от обрыва. Все стояли перед самым обрывом, перед чертой, прочерченной музейщиками.

Юлик отошёл к противоположному склону и посовещался с музейщиками, между которыми вклинивался пузан. После совещания Юлик с коллегами вернулся к нам, а пузан -- к пиву.

-- Теперь уж никакой расчистки, -- сказал Юлик, от возбуждения подёргивая всем телом. -- Сегодня же добьюсь продления работ до сентября.

Он был готов пуститься в пляс.

-- Юлик, выкладывай, -- сказал Артём.

-- Великое открытие! Величайшее! -- сказал Юлик. -- Вы все не зря потели. За мной, легионеры!

Он повёл нас тем же путём, что прошёл сам. Мы все спустились по склону, перешли Туганку, поднялись на противоположный склон и посмотрели на место, которое обнажилось благодаря обрыву.

Это было похоже на уложенный на бок деревянный колодец. Он на метр-полтора торчал из берега. Деревянный туннель. Несомненно, вход. С одной стороны была видна стена из сплошных брёвен. Как будто под берегом, под музеем был скрыт дом или целая крепость. Высота входа была такая, что войти можно было только в полусогнутом состоянии. Юлик не исключал, что дальше вход расширяется. Вход был запечатан землёй, как бутылка -- пробкой. Юлик не исключал, что дальше он свободен от земли.

-- Подземная часть Туганского острога, -- сказал Юлик. -- Наверное, там прятались первые переселенцы во время набегов.

-- Не прятались, -- сказал Артём. -- Делали вылазки для нападения на лагерь осаждавших.

-- Вылазки, -- согласился Юлик.

-- Подземный ход пятнадцатого века, -- сказал Денис, как бы подводя итог.

Почему-то никто до сих пор не произнёс этих слов -- подземный ход. Все вроде бы поняли, что да, это подземный ход, -- но слова не прозвучали. Подземный ход. Не просто запасной выход из острога, а отдельный подземный ход. Он может вести не только в острог. Он может вести... А куда он может вести?

-- Юлик, почему ты думаешь, что это пятнадцатый век? -- спросил я.

-- А какой? -- с вызовом спросил Юлик.

-- Почему именно пятнадцатый? Почему не четырнадцатый или тринадцатый?

-- В тринадцатом веке авзанов здесь не было. Кто тогда построил эту сложнейшую конструкцию?

В его голосе слышалось высокомерие профессионала, снизошедшего до разговора с дилетантом.

-- Кханды, -- сказал я.

-- Это несерьёзно! -- воскликнул Артём.

Все хором загалдели.

-- Что же заставляет вас думать, что это кханды? -- спросил у меня Юлик.

-- Здесь были такие же строения, как Островах, -- сказал я. -- Дома, пристройки, заборы, тротуары -- всё соединено в один, как бы это назвать, комплекс. Брёвна, стена, подземный ход -- это часть такого комплекса.

-- А вы были на Островах? -- ехидно спросил Юлик.

-- Бывал, -- ответил я.

Все ребята издали одновременное: "О-о-о!.." -- то ли в восхищение, то ли в осуждение. Артём был готов захохотать над такой шуткой и обнял меня за плечи. Но он увидел, что я не шутил.

-- И сколько же раз? -- спросил Юлик.

Больше, чем ты, подумал я и сказал:

-- Один раз.

Снова по оврагу понеслось: "О-о-о!.."

-- А завтра поеду опять, -- сказал я.

-- Это ваше дело, -- сказал Юлик. -- Как я говорил, на сегодня работа закончена. Поешьте -- и домой.

Юлик оставил музейщиков охранять подземный вход и обрыв, погнал нас к шатру, а сам отправился сообщать начальству важные новости.

Артём и Денис пошли есть кашу и компот. Артём предложил, что надо по этому случаю купить торт, и не только торт. Я миновал шатёр и пошёл дальше -- на площадь, где мы договорились встретиться с Майей.

Майя и Наташа сидели на скамейке и лизали мороженое. Я коротко рассказал им об открытии. Наташа изумилась больше Майи. Она бросила растаявшее мороженое в урну и побежала узнавать подробности от Артёма.

Майя доела мороженое и вытерла платком руки и губы, потом закрыла рот и нос повязкой. Я достал свою повязку, которую сегодня ни разу не надевал, поэтому она была белоснежной, и тоже закрыл себе лицо.

* * *

Мы шли вдоль набережной. Я посмотрел на другой берег Ерги, который тонул в жёлтом дыму. Острова совсем не различались. Я подумал: может быть, подземный ход ведёт на Острова? Это значит... Тут Майя что-то сказала, и я сбился с мысли. Она опять что-то сказала. Я что-то ответил.

На полпути Майя протянула мне руку, и мы пошли, держась за руки. Она постоянно что-то говорила, а я что-то отвечал. Потом я что-то говорил, а она что-то отвечала. Потом мы ничего не говорили.

Мы свернули на Телеграфную, прошли под аркой и оказались во дворе дома, где жила Майя. Во дворе почти никого не было, только на собачьей площадке какая-то дама выгуливала таксу. Мы встали в тень беседки и сняли повязки.

-- Завтра на карнавале? -- спросила Майя.

-- Да, -- сказал я.

Я вспомнил о Карапчевском.

-- То есть нет, -- сказал я. -- Я не могу.

Майя отшатнулась.

-- Мы же договорились, -- сказала она. -- Мама с папой уехали на дачу, подальше от дыма, а я осталась. Из-за карнавала.

-- Завтра я должен помочь одному человеку.

-- Что это за человек?

-- Не важно. Я не могу пойти на карнавал.

Сейчас она закатит истерику, подумал я. Но не всё ли мне равно? Я пошёл её провожать, чтобы сказать ей... Я хотел сказать... Что я хотел сказать?.. Что я её больше не люблю. А кого я люблю? Мне было страшно подумать, что жену Карапчевского. Нет, её я не люблю. Её не люблю. Она же мне в матери годится. В лучшем случае, в старшие сёстры. Никого я не люблю. Я люблю своё дело. Интеграция -- вот моё дело.

Ничего этого я не сказал.

-- Что это за человек? -- повторила Майя. -- Назови имя.

-- Это совсем не то, что ты думаешь, -- сказал я. -- Я работаю в Интеграционном комитете. Завтра мы с главой этого комитета Александром Дмитриевичем Карапчевским поедем на Острова.

-- Да, папа что-то говорил про этого Карапчевского, -- сказал Майя. -- Защитник кхандов... И ты тоже защитник кхандов?

-- Мы боремся за равные права для кхандов, -- сказал я. -- За интеграцию авзанов и кхандов.