Дом последней надежды (СИ) - Демина Карина - Страница 17

Он молчал.

Ждал, пока я начну беседу.

А я перебирала возможные слова, пытаясь найти подходящие.

— Зачем вы здесь? — спросила я, и руки Иоко слегка коснулись крышки массивного чайника с горячей водой.

…чайный домик пришел в запустение и вряд ли получится его восстановить. Признаться, матушка Иоко никогда-то не была любителем церемоний, да и гости в доме собирались редко. Правда, тогда она преображалась удивительнейшим образом, но…

— Да… в гости вот заглянул, — он поднял крохотную чашку и покрутил в пальцах. — Только того горького не надо, который на зеленую жижу похож.

Варвар.

И чужак.

Островитяне ценят вяжущую терпкость маття…

…я смешала порошок и горячую воду, привычно разбила бамбуковым венчиком комочки. И полагалось бы наслаждаться тишиной и покоем, слушать мир, наполненный лишь звуками огня да кипящей воды, слабым шорохом венчика-тясен о глиняные стенки чаши…

…ароматом чая, что раскрывается при первом прикосновении.

Как сложный танец, где каждое движение — часть истории, но мы оба были слишком далеки от этих церемоний.

— Зачем? — я подняла руку, подвернув край кимоно, позволив зеленоватым каплям скатиться в чашу.

— Не звали?

— Не звали, но… мы мало знаем о вашем народе, — пена была слишком светлой и ноздреватой. Будь гость иным, мне бы, пожалуй, было бы стыдно.

Самую малость.

Все же чай мы покупали не лучшего качества.

— …о вас многое говорят. Но полагаю, не всему стоит верить?

Хельги крякнул.

А я долила горячей воды.

Не кипятка. Нет. Кипяток убивает остроту чая, делает его бледным и высвобождает лишь горечь, которую вряд ли получится заесть.

— Не всему, госпожа Иоко… не всему… — он поерзал.

— А чему стоит? Говорят, ваш остров гибнет…

Он слегка наклонил голову.

— …и что вам пришлось покинуть его в поисках нового дома… и что дом этот милостью императора был дарован…

— Милостью? — Хельги фыркнул. — Да этот узкоглазый карлик…

— Я не слышала этих слов, — я коснулась бубенцов на нитках, и те зазвенели, отгоняя дурное.

— …запросил золото… и камни… и клыки морского зверя… он забрал почти все, что у нас было за два островка, и представил это высшею благодатью. Там до нас и птицы-то селиться брезговали!

Его возмущение было ярким и живым, а еще совершенно неподходящим для такого спокойного дела, каковым была чайная церемония. И пусть нынешняя — лишь жалкое подобие истинной, но все же…

Я подняла чашу-тяван и, оценив чай — полупрозрачный, правильного золотистого оттенка, — подала ее Хельги. И он, вытащив из кармана шелковый платок, обернул им ладонь. Все же не настолько чужд он местных обычаев, как хочет показать…

— Еще говорят, что среди вас нет женщин…

— Мало, — уточнил Хельги, пригубив из чаши. Он прикрыл глаза, смакуя чай. — Эх, меду бы сюда… и цвету липового, и еще моя матушка выращивала травки… ваша правда, госпожа Иоко, наш островок был мал, но любим, что ветрами, что морем… его берега меняли цвет. Белым-белы зимой, что пена морская… это снег ложился на землю, и дома укрывал толстенною шубой… и даже сосны, что вырастали огромными, до самого неба… пусть море не примет меня, если лгу, и те становились белыми. У моей матушки была шаль из козьего пуха, легкая, как тот снег…

Он протер край чашки платком и вернул мне чашу.

— …весной остров становился красен. Сосны гудели, зазывая в гости ветра, а из сараев выволакивали корабли. Женщины выходили смотреть, как их красят, а парни варили краску из местных ракушек, растирали камни… и выдували алый бисер, чтобы поднести той, которая по сердцу придется. Ваша правда, женщин у нас мало… матушка моя сказывала, что это из-за морской ведьмы… что она открыла остров Бьярни Криворотому, с которым и пришли тьеринги. Слово сказала, и поднялся остров из воды, встал посеред моря…

…чай был терпким.

И сладким, без сладости, но сам по себе.

…тишина.

И голос Хельги, в котором звучит так знакомая мне нота тоски.

…моя сосна выросла из камня, и еще отец оградил крохотное деревце забором, чтоб не сломал его ветер. Я носила ему воду…

…не я, Иоко, но кажется, мы становимся все ближе.

— Ведьма ревнива была… может, и вправду Бьярни обидел ее, а может, сама по себе… как знать… но сказала она слово, и все… перестали на Острове женщины родиться. А те, кого возили… матушка моя померла, когда мне десятый год пошел… говорят, что слышать они начинают, да… будто зовет кто… в воду… и от песни ведьминой тоска в душе появляется такая, что словами не описать. С тоски той и… — он вновь принял чашу.

Поклонился.

И чай отпил. Замолчал.

— …но если уж какая родится, так ведьма больше над нею не властна… но мало их… наших мало… на десять мальчишек одна девка… но я не о том… летом остров цветет. Сперва вереском, и все становится лиловым… после вот колокольцы синие и еще другие какие цветы… но лето короткое, и мы уходим. Женщины остаются. И дети… а мы вот… ходим на водяного зверя. Они огромны, каждый — с корабль, а есть и побольше, но смирны. Они выходят из глубин моря и ложатся, отдыхая. Их тела порастают коростой водорослей и улиток…

…я прикрыла глаза и вдохнула терпкий чайный аромат, в который, чудилось вплелись ноты живицы и моря, того, запомнившегося мне с прошлой жизни неприветливым и серым, переменчивым, как настроение старухи-кошатницы, что держала дом на берегу.

…тетки и матушка готовили по очереди.

А я ходила на берег искать янтарь и мечтала увидеть дельфинов. Янтарь находила.

…позже было еще одно море, куда более дикое и недружелюбное. Исландия. И лодчонка, показавшаяся мне слишком ненадежной. Борта. Соленые брызги. Ветер, пробивавший мою непродуваемую куртку, будто ее вовсе не было.

И вереница касаток.

…каменистые берега.

Птицы.

И огромные звери, выпрыгивавшие из воды, то ли в игре, то ли в попытке поймать зазевавшуюся чайку. Старый капитан, наблюдавший за касатками, не скрывал охотничьего своего азарта… и эта их игра, все же игра, как я решила, искупала все неудобства разом.

— …не всякая острога способна пробить его шкуру. Но если случается такое, то зверь уходит на глубину, и наше дело — не позволить ему сорваться. Порой он впадает в ярость, случается, что и лодки разбивает… — Хельги принял чашу и пальцы наши, что непозволительно, соприкоснулись. Я удивилась тому, до чего горячи у него руки. — Зверь, госпожа Иоко, — он будто не заметил этого касания, — плоть от плоти морской… и всякий раз, когда получается добыть его, мы отдаем морю дары…

…варварский обычай.

Ловля китов запрещена в том мире, который остался для меня в прошлом. А в нынешнем этих гигантов добыть способны разве что такие безумцы, как тьеринги.

— …он один способен прокормить всех тьерингов… мы тянем тело к Острову, и уже там, на мели, разделываем его. Мясо солим, вялим, складываем в ледники… его жир топим. Особенно хорош тот, который в голове. Свечи получаются ладные. Из шкуры зверя, если выделать, выходит одежа для лодок. Или вот еще куртку пошить можно, которую и стрела не возьмет, да… я семь раз выходил в море. И всякий раз возвращался с добычей. Я хороший хозяин. Уже совсем скоро дом наш поглотят волны. Ведьма умерла. А может, позабыла про остров… наши думают, что умерла. И ведьмы смертны.

Он отставил чашу, что было нарушением ритуала.

— В былые времена, сказывали, наши предки женщин силой брали, что есть, то есть… ходили на ваши берега… иных торговали… у рыбаков в деревнях и людно, и голодно, вот и выменивали, когда на остроги с крючками, на ножи ладные, а когда и на мясо морского зверя. Те-то плакали, понятно… дурная слава, но… — он развел руками. — Сыновей-то хотелось… после уж Харольд Косматый не велел силой чтоб… умный кёниг был, да… сказал, что когда силой, то уж больно быстро уходят… ничего, мол, не держит. Вот и бегут на ведьмин зов.

…ветер скатился по крыше, и черепица зазвенела. Закрутилась нить с бубенцами, будто желала рассказать свою собственную историю, раз уж мы решили говорить.