Время перемен - Ежов Константин Владимирович - Страница 7

— Вот, ежели мерить так, то будет простая, эдак, то маховая, а по таковски, косая. В каждой сажени по четыре локтя. — Объяснял Прохор.

— Стой, это как же? Сажени разные, а локтей в них одинаково. — В недоумении уточнил я.

— Так и локти разные. Вот смотри, это простой, это маховый, а вот это косой.

— И как тогда мерить чего?

— Так уточнять надо какой саженью мерил, всего и делов. Раньше в сажени было вообще только по три локтя, так её и показать никак, только в локтях и мерили.

Вот всё не слава богу! Мало того, что саженей три вида, так была ещё и старая, меньше всех нынешних.

— А чего-нибудь поточнее нет?

— Как нет, есть, однако. Персы свой товар продают «аршинами». Так вот, в аршине том шестнадцать вершков. Наши купцы тоже начали аршинами торговать, но только на свой манер. Всяк со своим аршином. Так что глаз за ними да глаз. Вот у персов он всегда одинаковый, не то, что у наших прощелыг.

— А сколько это? Покажи.

— Да, почитай, как простая полусажень. Немного поменее. Если не по пальцу мерить, а до запястья, она и будет, или длинна руки по плечо.

— А ежели всё аршинами мерить?

— Можно. Почему бы и нет.

Я задумался. Соблазнительно, однако, ничего не выдумывать, но. Как-то мелковат размерчик. Тем более в версте их получится 1500 штук. Не совсем чего-то для расчётов. Хотя и нынче тоже не лучше. Уменьшать версту не дадут. Столько указов стразу переписывать. От неё ведь десятина меряется. Это же всю страну на уши поставить. Итого, версту трогать нельзя! Но привести её надо к кратности десяти. В чем она там нынче меряется. Ага, пятьсот косых саженей. Во, то что нужно. Это значит 1000 полусаженей. Блин, одна проблема, от чего уходили, к тому и вернулись.

— А сколько этих аршинов в косой сажени? — Решил уточнить я.

— Примерно три, может более, а может менее чуток. Смотря кто, мерить будет.

— Так может приравнять сажень эту косую ровно к трём?

— Это ещё зачем?

— Чтоб у нас тоже была своя точная мера «русская», как у персов этих.

— Ну, ежели русская, то конечно можно. Только купцы всё одно мерить аршинами будут. Отрез ткани так гораздо удобней отмерять, особенно если под рукой ничего нет.

М-да, с точки зрения купца, аршин, куда более практичная мера. Что тут скажешь. Хотя чего это я. Полусаженями тоже отмерять ткань не хуже, причём именно косыми.

— Эврика! — Завопил я.

— Чего? — Спросил Прохор, и опять озабоченно стал меня рассматривать.

— Говорю здорово! — И стал взахлёб рассказывать посетившую меня идею.

Получалось, если, по-моему, сделать, то пускай купцы, как хотят, так и отмеряют. Главное, появится чёткая зависимость между мерами. Вот за основу «русской» меры и предложил взять косую полусажень, при условии равности полной трём аршинам. Блин, как красиво-то получается. Ничего по сути вроде и не изменится, а появится точная величина, в которой всё и меряется. Она и от метра, не очень отличаться будет, поболее правда будет, 107 см примерно. Назвали мы её «мерой», но название впоследствии не прижилось. Называть её стали казённой полусаженью, а потом и вовсе полусаженью, потому как другими мерить перестали, но случилось это не скоро. В одной «мере» 10 ладоней. В ладони, 10 ногтей, а в ногте, 10 точек.

Сделали мерныё линейки гораздо быстрее, чем формы для кирпича. На линейках, в одну казённую полусажень, были нанесены деления кратные ногтю, а по другой стороне шла разметка в аршинах, с делениями кратными вершку, точки были на линейках в две, три и пять ладоней. На них с обратной стороны были только вершки. Пока они стали законом только в Коломенском, постепенно, по мере размещения заказов на стороне, распространяясь и далее, но если честно, не особенно.

Пока дурака валял с этими мерами, формы под кирпич и подоспели. Надо было забивать её раствором. Только его сначала надо сделать, и тут затык. Дело в том, что его начали мешать в корыте, выдолбленном из цельного ствола. Так-то ничего, но ёмкость маловата. Долго получалось. Но я же умный! Решил сделать из досок.

А вот и фиг. Вот тут и стала понятна разница между гвоздем и местным его аналогом. Ничего он его не заменял, м-да. Сшивать герметично здесь умели только внахлёст. Причем изнутри стык прошить нужно как ниткой ткань, ещё по стыку нагелей деревянных набить. Получается, что весь крепеж будет торчать вовнутрь. И это вдобавок к ёлочке из досок.

Спас меня в очередной раз Прохор, подошедший узнать, чего это Великий Князь уставился в никуда.

— Так тут бондарь нужен! — Воскликнул он, когда я ему изложил суть проблемы.

Сделать договорились нечто похожее на огромную деревянную шайку. Она должна была выйти на славу, но только по снегу. Однако и эту мою беду разрешил опять Прохор. Понагнали ещё работников с корытами. Расшили, так сказать, узкое место. Процесс пошёл не просто быстро, а очень даже весело. Не успевали вытряхивать кирпичи на солому, чтобы просушились.

Наученный опытом местного производства, я все-таки решил проверить, а как тут с шанцевым инструментом, то бишь, по-русски, с лопатами. Никак тут с ними было. Весь инструмент был деревянным, в лучшем случае, с железным навершием. М-да, с таким, о серьёзном кирпичном заводе говорить не приходится. Нет, конечно, вопрос можно утрясти и так, как решили с замесом раствора. Попросту, понагнать побольше работников, и снять проблему, но как-то это отдавало не тем.

Пришлось встречаться и с кузнецом. В-первую очередь подумал про мотыги. Мешать ими, это не лопатами. И сильно легче и не в пример быстрее. И велосипед изобретать не надо, в смысле, всякие мешалки выдумывать. Заодно, у кузнеца были заказаны штыковые и совковые лопаты, а также «Лепестки», вилы, в том числе и «Садовые», и гибрид «Садовых» вил и штыковой.

Печь ложить надо было в специально поставленном для этого пятистенке. Крышу не сделали, потому, как трубы ещё не было, а плотники не знали, что это за зверь такой, и с чем его едят. Потолка, пока в нём тоже не было, поскольку на Руси в это время они были страшной экзотикой.

Очень в редких и зажиточных домах делали потолки, второй этаж строили так вообще только в очень богатых. Просто это позволяло делать стены ниже, притом, что вверх было достаточно свободно, а значит, экономило деньги при строительстве. Удивительный рационализм во всём. Даже неудобства жизни приспосабливать для пользы.

Печь должен был ложить печник. И вот, начал мне этот делец заливать.

— Печь будет всенепременно в лучшем виде! И не угарной, и жаркой, но не жадной, чтобы дров шло как можно меньше, и будет она красива, миловидна.

— Ты мне что, девку расписываешь? Печь главное сложи, как мне надобно, а все эти жадно, жарко брось.

Видно было, что не сдержалась душа поэта, по тому, как он встрепенулся от моих слов. Но вовремя показанный кулак, одним из воев «Охранной стражи» при мне, остановил порыв. Я бы, тоже думаю, остановился, если бы мне такой показали. Им только быков, ударом в лоб, валить.

Сложили печь не интересно. Печник, которого оказалось, Захаром кличут, поначалу попробовал по-своему всё же устроить, но и мы не пальцем деланные. Возмутила его высота моей печи. Тут так пока не ложили. Были они не высокими, а я вон какую заворачивал. Но после задушевного разговора с воеводою Михайло Венюковым, пришёл на работу с фингалом под глазом, и стал исполнять всё, что скажу.

Вот когда с печью закончили, вот тогда и доделали и крышу и сделали потолок, как просил. На улице, по ночам уже похолодало. В окна поставили стёкла. Я как узнал цену, чуть на месте не упал на пятую точку. Во, где деньги гребут лопатой. Эпическая сила!

С производством стекла тоже что-то надо было делась. На самом деле это производство стратегическое. Если оно не будет создано, на хороших станках можно ставить крест. Химия развиваться и та не понятно как будет. Сам я в этом мало понимал. Надежда была на то, что найдут знающих людей, да хуть немчин. Это производство нужно было кровь из носу, уже вчера.