Голос Немого - Кузнецова Дарья Андреевна - Страница 69

— А Нарамаран если и не один, то сообщников у него немного, — спокойно продолжил Даор. — Судя по тому, что он в стольких местах наследил лично, ресурсы у него очень ограниченные. И это, кстати, удивляет меня с самого начала: почему? Впрочем, этот вопрос нужно будет задать Нарамарану, когда мы его поймаем. А мы его поймаем, потому что бежать ему некуда и времени почти не осталось.

— Откуда ты знаешь? — послышалось сразу несколько изумленных голосов.

— А вот за это вновь стоит поблагодарить алмаз неграненый, — мягко улыбнулся он, склонив голову в сторону Рины.

— Ой, там в самом деле было что-то важное? — поразилась дана.

— Безусловно. Это исключительно ценная бумага! Для начала, с вашего позволения, короткая предыстория. Все, полагаю, в курсе, что пару веков назад при одном славном предке Ламилимала Аха Авидивы — я, признаться, запамятовал его имя, да оно и неважно, — в Прете произошло недоразумение религиозного характера…

— Извини, что перебиваю, но «недоразумением религиозного характера» ты называешь Кровавый Рассвет? — язвительно спросил Виго.

Прочие присутствующие поддержали его озадаченными взглядами, адресованными Даору.

Один из шахов Преты в свое время решил, что не все боги одинаково достойны поклонения. Так повелось, что на востоке всегда наибольшим почтением пользовался Обжигающий Глину — примерно так, как у нас Идущая-с-Облаками, — но прежде это никому не приносило вреда. А при Тарадарате Аха Авидиве, вошедшем в историю с прозвищем Кровавый, прочие культы некоторое время подвергались жестоким гонениям. Конечно, все произошло не в одно мгновение, началось постепенно, с закрытия отдельных храмов прочих богов, потом продолжилось выносом статуй и алтарей других богов из общих храмов. А потом наступил, собственно, Кровавый Рассвет — когда накопившееся недовольство вылилось в протест. Исторически народные протесты в Прете — большая редкость, и для того, чтобы спровоцировать людей на подобное, нужно очень постараться.

Как бы то ни было, люди вышли на улицы, чтобы просить у шаха объяснения действий жрецов Обжигающего Глину, а столкнулись с ярым нежеланием правителя их слышать. Очень агрессивным нежеланием: протест был подавлен оружием и силами фиров, счет погибших в столице в тот день шел на тысячи, да и после работы палачам было много. Остальные боги и культы были объявлены вне закона под страхом смерти.

Однако сын Тарадарата, взявший Золотой Посох из рук отца, не продолжил его деятельность. Он оказался большим поклонником естественных наук, к религии относился очень прохладно и был одинаково равнодушен ко всем богам, так что в дальнейшем, начиная с его правления, перекос сгладился.

— Да называйте его как угодно, — отмахнулся невозмутимый Даор. — Главное, что бумага эта была составлена, очевидно, в те времена. Вероятнее всего, писал это еще один Знающий, никаких больше сведений о котором не осталось. Учитывая политические обстоятельства, я склонен предположить, что он являлся… кем-то вроде подпольщика, потому что послание все же сохранил, хотя и в таком вот зашифрованном виде. Не имею представления, как эта бумага попала в руки Пыли Дорог, но он явно не догадывался о смысле послания: ему подобная информация была без надобности. И совсем не ясно, зачем подобное могло понадобиться Нарамарану. Оно, конечно, интересно само по себе, но особенного значения не имеет.

— Может, ты уже ознакомишь нас с содержанием? Важно, неважно — определись уже! — одернул его Виго. — А то ты, получив у смерти отсрочку, стал чрезмерно велеречивым. Я понимаю и разделяю твою радость, но давай все-таки к делу.

— Виго, ты циник и язва, — хмыкнул Хала.

— Что, однако, не отменяет справедливости сказанных им слов, — склонив голову, признал Алый Хлыст. — Собственно, шифр оказался достаточно простым, там были указаны строки некой книги, и сложнее всего было определить, о какой книге идет речь. Впрочем, автор благородно оставил подсказки, поэтому мои люди управились достаточно быстро. Послание сводилось к тому, что в конце две тысячи сорок восьмого года от сотворения мира определится судьба всего сущего: боги пошлют людям некие испытания, и исход зависит от того, сумеют ли люди с честью их выдержать.

— Так ведь это сейчас?! — сообразила я.

— Верно, сиятельная, — вновь кивнул Даор. — Через несколько дней, если быть точным. Подозреваю, именно в этом причина спешки нашего противника, а он явно спешит, иначе, мне кажется, действовал бы тоньше. Возвращаясь к откровению, оно вновь подтверждает уже знакомую нам мысль о том, что нынешний мир — не первая попытка богов, а установленный срок — нечто вроде испытательного.

— Интересно, почему такая цифра, — растерянно пробормотала Рина себе под нос. Заметив же, что ее замечание услышали и заинтересовались им, смущенно пояснила: — Ну, не круглая. Почему не две тысячи ровно, например?

— Это уже вопрос к богам, — с улыбкой пожал плечами Алый Хлыст. — Собственно, если человечество выдержит испытания — мир останется существовать именно в таком виде, каким мы его знаем. Если нет — боги предпримут новую попытку. Это что касается нашего ближайшего будущего и представляет практический интерес. Но самая большая часть записей содержит еще одну легенду о сотворении мира. Согласно ей, давным-давно, до появления Хаоса, мир уже существовал. Искра тогда являлась разрушительным началом, и именно она привела прежнюю цивилизацию к гибели, причем смерть эта описана очень поэтично, хотя и расплывчато: «Из воды и Искры родилось разрушительное пламя, испепеляющим валом прокатилось из конца в конец, сжигая все и погружая мир во тьму и хаос».

Создавая мир заново, боги решили обойтись без такой опасной стихии, однако долгое время у них ничего не получалось. Тогда вмешался Немой-с-Лирой, отстраненный до этого от акта творения, и заявил, что Искра — это просто сила, способная и разрушать, и созидать в зависимости от того, в чьих руках находится, и при этом она — часть мира, без которой при всем желании не удастся обойтись. Он поспорил с Обжигающим Глину, что сумеет сделать так, что его сила никому не будет причинять вред, а, напротив, станет началом исключительно созидающим. Поскольку сам Немой-с-Лирой, в отличие от Искры, являлся не безликой стихией, не имеющей воли, а вполне сложившейся личностью, и личностью именно разрушительной, он принял на себя несколько обетов, чтобы ненароком не подтолкнуть мир к гибели. Собственно, в этой интерпретации глас Немого-с-Лирой, который прозвучит в день перемены года, будет означать не окончание мира, а окончательное его становление.

— Это… познавательно, — нарушила я повисшую после окончания рассказа тишину. — Получается, видя, что проигрывает спор, Обжигающий Глину решил переломить ситуацию в свою сторону нечестным приемчиком? Использовав для этого, что характерно, именно человека Искры. Но почему одного?

— И что, вот ради этой истории тот дан на меня нападал? — изумилась Рина. — Но зачем?! Вы ведь и так догадались, что он почему-то спешит! Неужели из-за одной только даты?

— Я уже выразил свое недоумение по этому поводу, драгоценная. Увы, пока мы не поймаем Нарамарана, мы ничего не узнаем доподлинно. Собственно, именно на основе…

На этом моменте Алого Хлыста прервала внезапно открывшаяся после короткого стука дверь. Присутствующие подобрались, ожидая дурных вестей, но все оказалось куда спокойней: на пороге стоял мой муж. Хмурый, бледный и явно не выспавшийся, с влажными после мытья волосами. Я уже даже не удивилась накатившей на меня при виде него волне умиления и нежности, только радостно воскликнула:

— Стьёль! — Но потом опомнилась и нахмурилась: — Ты бы отдохнул толком, ведь ничего страшного не случилось…

Он кривовато усмехнулся и ответил, что на Железных облаках выспится. Я набрала в грудь воздуха для праведного возмущения, но тут же сдулась, сообразив, что прилюдно читать мужу нотации совсем не уместно. Тем более почти сразу после прихода альмирца явился вызванный одним из советников слуга и отбыл за еще одним креслом. И я даже обрадовалась, что вокруг стола больше не нашлось свободных мест, потому что сумела воплотить свою давнюю идею: усадить мужа рядом и радостно вцепиться в его ладонь. Конечно, куда приятней было бы устроиться у него на коленях, но надо знать меру.