Игры Немезиды - Кори Джеймс - Страница 15

— Вот и хорошо.

— Извини, что вышло… некрасиво.

— Переживу, — сказала она.

Алекс снова поднял руку — тем же движением, что при встрече, но уже с другим смыслом. Он развернулся. И ушел. Унижение тяжело сдавливало грудь. Неудержимо хотелось обернуться, бросить последний взгляд — не смотрит ли она ему в спину.

Он удержался.

Она была права. Вот почему он без предупреждения явился к ее дверям. Потому что знал: если она скажет «нет», ему придется уважать ее решение, а где–то в нем таилась мысль, что ей будет труднее прогнать его, дыша с ним одним воздухом. И, возможно, так и вышло. Возможно, ей от этого стало еще хуже.

Первый попавшийся ему бар назывался «Лос–Компадрес», и пахло в нем хмелем и горячим сыром. Паренек за стойкой едва дорос до права покупать спиртное и выглядел особенно бледным из–за рыжих усиков и шевелюры, которую из жалости можно было назвать творческой. Алекс сел на барную табуретку и заказал виски.

— Рановато начинаете праздновать, — заметил, наливая, бармен. — В честь чего это?

— Оказалось, — ответил Алекс, старательно подчеркивая тягучий местный говорок, — что иногда я бываю полным дерьмом.

— Жестокая истина.

— Какая есть.

— Думаете, пьянка в одиночестве это исправит?

— Нет. Просто лечу боль брошенного мужчины традиционным средством.

— И то верно, — кивнул бармен. — Закусывать будете?

— Потом посмотрю меню.

За полчаса Алекс не выпил и половины. Бар начинал наполняться — что означало где–то двадцать человек там, где могло уместиться семьдесят. Из скрытых динамиков зазвучали мелодии ранчеро. Идея вернуться к кузине и сделать вид, что все отлично, была лишь немногим хуже, чем перспектива сидеть в баре и ждать, пока пройдет жалость к себе. Он все перебирал варианты того, что мог бы сказать или сделать иначе, чтобы все иначе кончилось. Пока самый разумный ответ выглядел как: «Не уходить от жены». А для него это означало: «Быть другим человеком».

Загудел терминал. Достав его, Алекс увидел сообщение от Бобби Драпер.

«Привет, Алекс. Прости, что не сразу ответила. Жутко занята. Да, если ты здесь, буду рада встретиться. Может, попрошу об услуге, если ты не против. Забегай в любое время».

И адрес в Лондрес–Нове. Алекс ткнул в него пальцем и вывел на экран карту. Недалеко от бара была станция скоростной «трубы». Можно успеть к ужину. Положив ладонь на встроенный в стойку терминал, он расплатился за выпивку и выпрямился. В коридоре вокруг сломавшегося кара собрались несколько ремонтников. Женщина с молочно–белой кожей оглянулась на Алекса. Наверное, соображала, не этот ли человек — пилот Джеймса Холдена. Он прошел мимо раньше, чем она решилась спросить.

Да, хорошо будет снова повидать Бобби.

Сто лет назад космопорт выстроили за километр от Лавелл–Сити. Теперь он оказался в центре крупнейшего лунного города, хотя из космоса это было трудно заметить. На Луне почти не устанавливали настоящих куполов. Постоянные бомбардировки микрометеоритов превращали любой купол в приспособление для выброса атмосферы. Поэтому со снижающегося челнока видны были только несколько входных шлюзов и сам космопорт. Доки, хоть их и заменяли со времен постройки, казались все же чертовски старыми. Когда–то между ними лежало сплошное белое покрытие, но башмаки и карты протерли в нем серые тропки. Из офиса окна–щербины выходили в длинный вестибюль, в котором пахло то ли порохом, то ли лунной пылью. Вымогатели всей толпой собрались у шлюза и проводили Амоса тяжелыми взглядами. Тот улыбнулся и помахал им, не отпуская от себя Рико с Цзянь–го и Венди до выхода из длинного терминала.

— Германо, — спросил Рико, пожимая ему руку, — ты теперь куда?

— Дальше в колодец, — ответил Амос. — Вы, ребята, присматривайте за малышкой хорошенько, ладно? И удачи на новом месте.

Цзянь–го крепко обнял Венди.

— Присмотрим. Сье–сье устед а эчо![4]

Рико и Цзинь–го смотрели так, словно еще чего–то ждали, но Амосу сказать было нечего — он развернулся и ушел к выходу на планетарные рейсы. Зал ожидания размещался в большом фальшивом куполе с рассчитанным на туристов интерьером. Купол весь скрывался под землей, но изнутри был от пола до потолка выложен экранами высочайшего разрешения. На них во все стороны тянулись лунные горы и кратеры, однако больше всего взгляды привлекал висящий в небе зелено–голубой полукруг. На таком расстоянии Земля была прекрасна. На темной стороне светлячками мерцали города. Солнечная половина с Луны казалась нетронутой человеком. Планета выглядела чистой, непорочной. Красивая ложь.

Закон природы, действующий, кажется, по всей Вселенной: вблизи все выглядит хуже, чем издалека. Возьмите первую красавицу Солнечной системы, дайте подходящее увеличение — и получите апокалиптический вид на изрытую грязными кратерами равнину. Такой была и Земля. Если: смотреть из космоса — сверкающая драгоценность, а если вблизи — картина катастрофы, сплошь покрытая пожирающими друг друга клещами.

— Один билет до Нью–Йорка, — приказал Амос кассе-автомату.

Прыжок на Землю занял так мало времени, что никто не попытался побеспокоить Амоса — это было приятно. Сам перелет оказался тряским до тошноты — и в этом Амос уже не находил ничего приятного. В космосе есть одно достоинство: его огромная, наполненная излучениями пустота, всегда готовая убить неосторожного, не позволяет себе турбулентностей. Окон на челноке не было, но на экран в передней части салона передавали вид с наружных камер. Нью–Йорк разрастался от серой кляксы до крупного плана города. Космопорт на искусственном островке к югу от Стейтен–Айленда из серебристой почтовой марки превратился в огромную сеть посадочных площадок и башен, окруженную Атлантическим океаном и устьем Лоуэр–Бей. Игрушечные кораблики, которым бы только плавать в детской ванночке, выросли в огромные грузовые суда на солнечной энергии, ползающие по океану. Все, что можно было рассмотреть при посадке, выглядело чистым и технически совершенным.

И это тоже было ложью.

К моменту посадки Амос мечтал наконец уже нырнуть в городскую вонь, лишь бы увидеть что–то настоящее. Вставая — в полном тяготении Земли, — чтобы выйти из челнока, он готов был ощутить неуместность, подавленность. А в действительности что–то в самой глубине его, в генах, ликовало. Его предки несколько миллиардов лет подгоняли строение своих тел к постоянному тяготению в одну g, направленную постоянно вниз, и сейчас организм с облегчением окунулся в потрясающую правильность!

— Спасибо, что выбрали наш рейс, — произнес приятный невыразительный голос со стороны висящего у выхода видеоэкрана. Говорящий старательно избавлялся от малейших признаков местных диалектов или гендерных маркеров. — Надеемся скоро увидеть вас снова.

— Пошли вы к черту, — с улыбкой бросил экрану Амос.

— Благодарю, сэр, — ответило лицо на экране, словно глядя ему в глаза. — Межпланетная кампания «Трансворд» учтет ваши замечания и пожелания.

«Труба» быстро доставила пассажиров от посадочной площадки в гостевой центр, где Амос встал в очередь на досмотр, чтобы впервые за двадцать с чем–то лет официально ступить на земной грунт. Воздух в помещении вонял слишком тесно сгрудившимися человеческими телами, но сквозь этот запах пробивался слабый, не вызывающий отвращения аромат гниющих водорослей и соли. Океан был за самой стеной и просачивался повсюду, напоминая каждому, умеющему дышать, что Земля у человечества одна–единственная. Колыбель всего на свете. В жилах у каждого текла та же соленая вода из того же океана. Море было древнее человечества, участвовало в его создании, а когда человечество умрет, оно бездумно примет в себя его кровь.

Хотя бы это не было ложью.

— Гражданство, принадлежность, профсоюз? — спросил скучающий таможенник.

Кажется, во всем здании только эту работу не доверили роботу. Компьютеру можно задать любую программу, но ему не пропишешь чутье на «что–то неладно». Амос не сомневался, что его с ног до головы отсканировали, замерили частоту пульса, влажность кожи, скорость дыхания. Но все это можно подправить препаратами или выучкой. Человек за стойкой почуял бы, окажись что–то не так.