Непорочная для Мерзавца (СИ) - Субботина Айя - Страница 30

— Габриэль будет и дальше тебя доставать, — нехотя говорит Дима.

Просто от одного его имени я вскидываюсь, как рыба без воздуха. Хочется вытолкать Диму за дверь вместе с реальностью, которую он принес за пазухой и теперь вывалил на стол, как просроченный торт. Я и так слишком много думаю о человеке, который не принес мне ничего, кроме разочарования и унижения, а теперь во мне яростно колотится мысль: ведь можно спросить, как у него дела? В этом же нет ничего такого?

— Мы все выяснили с… твоим племянником. — Боюсь, что порежу язык, если произнесу вслух его имя. — И больше не пересекаемся.

Дима даже не скрывает вздох облегчения, говорит, что боялся, что между нами что-то есть, что жутко ревновал после того поцелуя на пляже, и когда потом Габриэль так нагло заявил на меня права. Он говорит и говорит, а прошлое кислотно-яркими слайдами проносится перед глазами, словно пейзаж из вагона поезда. Еще немного — и я добровольно выйду на первой же станции, забуду, что Габриэль Крюгер — мое личное проклятье.

— Дима, послушай… — Он продолжает говорить и мне приходится повысить голос, но получается какое-то мерзкое воронье карканье. — Пожалуйста, послушай меня! Ты хороший человек, добрый и отзывчивый, но мы уже «кончились». Давно. И нет смысла начинать заново. Я не люблю тебя, прости.

«Никогда не любила», — добавляю про себя.

И сравнение с поцелуями моего Агрессора снова настойчиво стучит в голову, сминает под собой всех мужчин до него: Рафаэля, Диму. Это все равно что взрыв цветных красок поверх черно-белого фото.

Дима не спорит, не скатывается до криков и оскорблений. Он как всегда верен себе, только кивает пару раз, как будто соглашается со своими мыслями. Я провожаю его до двери, и мы еще с минуту просто смотрим друг на друга, как будто пытаемся найти другие, правильные и важные слова. Потому что весь этот диалог — он словно вырванные страницы из книги, без начала и конца. Да мы и расстались с ним так же.

— Кира. — В последний момент, когда я хочу закрыть дверь, Дима резко разворачивается, втискивается в щель плечом. — Это не точка, это — многоточие.

Мне даже кажется, что он наклоняется, чтобы меня поцеловать, мысленно готовлюсь остановить его, но Дима лишь гладит меня по голове, улыбается с видом отца, который великодушно простил шкодника, и уходит, не оборачиваясь.

На работу я выхожу, как в поговорке — с корабля на бал.

По случаю какого-то удачного приобретения целого пакета каналов, в «ТАР» устраивают что-то вроде местечкового корпоратива. Виктория коротко посвящает меня в подробности: скоро в офисе будут большие перемены, все очень загадочно и в целом положительно со всех сторон. Только краем уха слышу сплетни о том, что владелец перекупил акции у своего прямого конкурента, по совместительству отца своей жены.

И эта новость меня… радует?

Я убегаю от этой радости целый день: сначала, когда Виктория отпускает меня «буквально на тридцать минут», чтобы я переоделась к вечеру, потом — когда ношусь по этажам, собирая для нее информацию, выполняя мелкие поручения. У меня с собой совсем ничего, поэтому приходиться забежать в стоковый магазин, взять первое же попавшееся под руку приличное платье и туфли — и мигом обратно в офис.

Но мысль все-таки догоняет меня, как раз, когда я вхожу в соседнюю кофейню, чтобы принести Виктории их фирменный кофе с бейлисом. Кофейня отрылась на прошлой неделе, но все сотрудники «ТАР» то и дело мелькают с фирменными черно-белыми полосатыми стаканчиками.

Я занимаю очередь — и мысль о том, что жениться ради бизнеса, очень в духе Габриэля.

Он мерзавец и просто черствая свинья, но Крюгер из тех, кто, не задумываясь, положит жизнь, лишь бы реализовать свои финансовые интересы. А, значит, его брак — это просто еще одна ступенька к цели.

Убеждаю себя, что мне должно быть все равно, что думать о нем, как о возможном свободном человеке после всего, что он говорил и делал, просто иррационально и не логично. Но я все равно думаю. Так долго, что начинаю чувствовать знакомый запах одеколона. Наверное, выгляжу очень глупо со стороны, стоя в очереди с закрытыми глазами и катая во рту несуществующий терпкий аромат кожаного салона автомобиля, помноженный на нотки грейпфрута.

Получаю заветный стаканчики — один, с латте, беру для себя — и пулей лечу к двери, потому что минуту назад прилетела эСэМэСка от Виктории, что я срочно ей нужна.

Дверь распахивается у меня перед носом, я пытаюсь отойти, но сзади кто-то напирает плечом. Толчок, от которого я почти теряю равновесие, но упасть мешает только стоящий впереди человек. Изо всех сил пытаюсь не опрокинуть на него кофе, но пара капель все-таки выплескиваются через прорезь в пластиковой крышке.

— Я прошу прощения, — пытаюсь извиниться я, уже в уме подсчитывая, хватит ли денег на химчистку. — У меня есть влажные сал…

— Ага, у тебя всегда все есть, — слышу знакомый голос.

Габриэль.

Словно звонкий щелчок по носу от Судьбы: «Держи, девочка, добегалась, но не убежала».

Я пытаюсь уступить ему проход, чтобы не создавать столпотворение, но Габриэль успевает раньше: отступает и волна человеческих тел выносит меня наружу. Пальцы так крепко обхватывают стаканчики, что те едва не лопаются по швам. Я отворачиваюсь, торопливо делаю несколько шагов, чтобы увеличить расстояние между собой и Элом.

Выдыхаю, готовлюсь услышать очередную гадость в спину или его коронное «грязнуля».

И ничего. Совсем ничего.

Я не буду поворачиваться, не буду нарываться на его насмешливый взгляд, не дам ни полграмма повода думать, что мне есть до него хоть какое-то дело.

Я не буду.

Я не повернусь.

Это просто идиотское любопытство.

Это часть моей болезненной зависимости.

К черту!

Габриэля на улице нет, но рядом, у обочины, припаркован его «Мерседес». Мне нужно скорее бежать на работу, но мои ноги вросли в мокрый липкий снег, и вряд ли меня теперь вытащить без буксира. Внутренний голос шепчет: беги, Кира, радуйся, добилась, чего хотела. Но я стою, как вкопанная. Жду чего-то. На что-то надеюсь.

Хотя, все я знаю, но эта правда слишком ослепительно смертельная, чтобы позволить ей рушить столпы моей веры.

Габриэль появляется через минуту: в одной руке стаканчик с кофе, другой плотно прижимает к уху телефон. Я до крови прикусываю губу, гашу нерациональную попытку как-то привлечь его внимание. Он ведь должен меня увидеть, на мне горчичное пальто, я торчу в паре метров от его машины. Я неуклюжий слон в посудной лавке.

Но Эл ныряет в салон авто, так ни разу и не посмотрев в мою сторону.

«Мерседес» выруливает на дорогу и скрывается за поворотом.

Это ведь хорошо? Это именно то, чего я добивалась, о чем мечтала каждый раз, попадая под град его оскорблений, под его попытки купить то, что продается. Хотела, чтобы Габриэль просто не видел меня, даже если я буду торчать у него под носом, будто мне повезло заполучить Мантию-невидимку.

Я пытаюсь запить ком в горле совершенно безвкусным кофе и переставляю ноги в сторону офиса. Именно так, не иду, а топаю, словно механическая игрушка, и завода хватает как раз до кабинета Виктории. Она забирает стаканчик, жадно пьет, нахваливая потрясающий аромат, и тут же хоронит все мои мысли под обвалом работы. Ничего срочного, но это очень в ее стиле: устраивать бурю в стакане воды, и паниковать без повода. Благодаря этому я научилась всегда быть в тонусе. Правда, сейчас это совсем не так.

— Ты пойдешь делать прическу? — спрашивает Виктория, когда я возвращаюсь и кладу ей на стол весь нужный материал. Она одобряюще кивает, нахваливая мой педантизм: все разложено по папкам, помечено маркером, со ссылками и сносками. — Ну так что, идешь прихорашиваться? Девочки все пораньше уходят.

У меня нет денег на салон, потому что почти все ушло сперва на лекарства маме, потом на таблетки от гриппа уже себе. А из заначки за аренду я не возьму даже под страхом смертной казни.