Айседора Дункан. «Танцующая босоножка» - Павлищева Наталья - Страница 13

– Мы в нашем мюзик-холле наслышаны о ваших танцах босиком. Это забавно! Я намерен сделать вам весьма щедрое предложение. Мы подадим вас как первую босоногую танцовщицу в мире. Это будет очаровательно и привлечет зрителей. Пятьсот марок за вечер.

– Нет!

– Что? Вот готовый контракт, его достаточно подписать, и вы отправитесь в Берлин танцевать в нашем мюзик-холле. Деньги на переезд я выдам сегодня, позже вы их вернете.

– Нет!

– Я не понимаю. Вы не согласны?! Но мадемуазель, едва ли кто-то сделает вам более щедрое предложение. – Видя, что Айседора демонстративно отвернулась, импресарио усмехнулся:

– Я оставляю контракт и приду за ним завтра. – Обращаясь к старшей Дункан, он добавил: – Мадам, повлияйте на свою неразумную дочь. Танцы босиком не будут в моде вечно, позже предложение может стать менее выгодным…

Когда он вышел за дверь, Айседора повернулась к матери и брату, глаза ее сверкали:

– Вы тоже считаете, что я должна согласиться танцевать босиком по очереди с акробатами и дрессированными зверями?

Раймонд спокойно осадил разгневанную сестрицу:

– Нет, не считаем. Хотя мюзик-холл не цирк.

– Там канкан!

– Дульси, успокойся. К тому же, если появился один, значит, будет и другой. Если о тебе уже слышали и в Берлине, то импресарио потянутся вереницами, только успевай набивать цену. Его приход хороший знак. Тебе стоит обдумать свои требования. И надо раздобыть средства на хоть какое-то приведение порядок нашей лачуги. Заметили, как он оглядел студию? В бедной студии не предложат большой гонорар.

Миссис Дункан согласилась с сыном:

– Дульси, Раймонд прав. Ты уже стала известной, пусть и не так, как хочешь. Нужно подготовиться к другим предложениям. Подумай, чего хочешь ты сама, чтобы говорить «нет» обоснованно.

– Я хочу танцевать на лучших сценах и с лучшими оркестрами мира!

– Это в будущем, а пока?

Весь вечер они обсуждали требования, которые выдвинут следующим импресарио, причем, торопиться нельзя, не следует соглашаться сразу и подписывать долгосрочный контракт.

Толстый господин с бриллиантом появился еще раз, вел себя не менее уверенно, напомнил, что других предложений нет и едва ли будут, поднял цену одного выступления до тысячи марок и был крайне раздосадован неуступчивостью танцовщицы.

– Мадемуазель, когда мы встретимся в Берлине, думаю, вы будете крайней в последнем ряду девушек у кулис, вы пожалеете, что не приняли моего щедрого предложения.

Айседора сверкнула глазами, губы маленького рта на мгновение сжались в узкую черточку.

– Когда мы в следующий раз встретимся в Берлине, вы пожалеете, что вообще делали мне недостойное предложение, потому что я буду танцевать под аккомпанемент Берлинского оркестра!

Импресарио только хмыкнул, было видно, как ему хочется покрутить пальцем у виска.

Однако он оказался прав – других предложений не поступало, вернее, они были, но все те же – танцевать у кого-то на вечере, развлекая пресыщенных гостей.

Но даже если бы тот толстяк появился снова, Айседора отказала ему, она предпочла снова голодать и мерзнуть, но не угождать публике. Мать молчала, она все чаще болела, и Айседора чувствовала себя виноватой в неспособности заработать средства для нормальной жизни, но своего мнения не изменила.

– Дорита, – Раймонд назвал ее не самым ласковым домашним именем, а тем, которым звали в школе, – нужно думать, как попасть на сцену. Нет, не мюзик-холла или варьете, но европейскую сцену, как Сада Якко. Ты знаешь, она теперь танцует у Фуллер. Это возможность танцевать не в салонах, а для большой публики. Подумай…

Айседора понимала, что Раймонд прав, иного способа выйти на европейскую сцену – сцену, а не ковры в салонах богатых дам – как в составе чьей-то труппы у нее нет. Импресарио совершенно не интересовала очарованная собственным танцем американка, ничего не добившаяся в своей стране. Во всяком случае, интересовала не больше, чем красивая безделушка из коллекции. Но безделушке место в салоне, а не на сцене Гранд-Опера.

К тому же сам Раймонд был готов покинуть их с матерью хотя бы на время.

– Что?! – не поверила своим ушам миссис Дункан.

– Да, я ангажирован в концертное турне по Америке и через неделю уеду.

– В качестве кого, Раймонд? Будешь угождать вот таким? – Айседора кивнула на дверь, словно толстый господин из мюзик-холла только что в нее вышел.

– Дульси, нам нужны деньги. Я не буду угождать, я буду читать стихи и лекции о танце.

– Ладно, – вздохнула сестра, – по крайней мере, там ты сможешь приехать в Элизабет и пожить у нее. Если не сложится.

– Все сложится, и я вернусь. А вы пока не скучайте тут.

Он не стал говорить, что прокормиться двум женщинам будет легче, к тому же им не нужна большая студия, на зиму можно переселиться в небольшую теплую квартиру, а то мать так кашляет в последнее время…

Они действительно переехали в небольшую гостиницу, где Дора Дункан могла спать не на матрасе на холодном полу, а на кровати, от чего давно отвыкла.

И Раймонд вернулся, заработав немного денег. Но он был готов подписать новый контракт и снова отправиться в турне.

– Я смогу содержать вас, пока Дульси ищет свой новый танец.

Мать решила иначе…

Дора действительно устала и хотела хоть какого-то покоя в старости. Она подолгу не спала, размышляя о жизни семьи, миссис Дункан можно понять, самой младшей из детей, которым она без остатка отдала всю свою жизнь, двадцать четыре года, остальные старше. У Августа хотя и есть семья, но там явно что-то не клеится, Элизабет учит детей танцу в Нью-Йорке, она одинока и мечтает приехать к матери, но не может себе этого позволить. Раймонд тоже один, он готов посвятить себя служению Айседоре, но толку от этого мало. Почему их жизнь с самого начала такая несуразная?

Когда-то, разводясь с отцом своих детей, Дора думала, что сумеет поднять их на ноги, ведь она прекрасно играла на рояле и могла давать уроки музыки, к тому же вязала и не боялась никакой работы. Дора учила сыновей и дочерей не быть привязанными к вещам, ни о чем не жалеть и предпочитать музыку и поэзию мещанским благам.

Она и теперь не изменила своего мнения, ее дети такими и выросли. Но почему-то сейчас хотелось этих самых мещанских благ хоть в малой степени. Наверное, сказывался возраст и подорванное здоровье. Слишком часто они голодали и мерзли, слишком во многом пришлось отказывать себе. Неужели и самую талантливую из детей Айседору ждет такая же участь?

Понятно, что Дульси не сможет создать семью, но хотя бы работу нужно найти. Сколько лет еще Дульси будет танцевать перед богатой публикой? Может тот толстяк был прав, ведь новых предложений не поступает?

Дульси нужно куда-то пристроить, пусть это будет не мюзик-холл или варьете, но хотя бы…

– Дульси, ты будешь танцевать завтра вечером?

– Нет, я дома, мама, завтра же четверг, ни у кого из моих богатых знакомых в этот день нет приема в салоне.

Дождавшись, когда дочь отправится по делам, миссис Дункан достала из тайника десять долларов. Это была отложенная на самый крайний случай сумма. Дора слишком хорошо помнила каково это – оказаться на улице зимой без возможности оплатить хоть холодный угол. Но сейчас она готова потратить деньги, чтобы хоть немного привести в порядок их убогое жилье. Ради ее задумки стоило жертвовать.

– Раймонд, нужно купить угля и свечей. А еще чаю и сахар.

– У нас нет денег, мама, ни на что.

– Возьми, но постарайся не потратить больше половины.

Раймонд смотрел на десять долларов с изумлением:

– Дульси заработала?

– Нет, это запасные на крайний случай. И подожди минутку, я напишу письмо.

– Кому, мама, Элизабет?

Миссис Дункан подала сыну небольшой лист:

– Доставь это по адресу. Только Дульси ни слова.

Раймонд хмыкнул. Он все сделал, как надо, великая Лои Фуллер получила приглашение на вечер к Дункан, чтобы посмотреть на танец Айседоры. Вечер должен состояться в четверг.