Гнездо там, где ты. Том I (СИ) - Зызыкина Елена - Страница 30

Я зажал уши руками и с трудом приподнял голову. Попытался во мраке найти отчаявшегося, что не в силах держать в себе боль. Однако, в этой адской тьме не видно не зги, поэтому собрав остаток сил, ни на что особо не надеясь, я выкрикнул в пустоту:

— Прекрати! Кто бы ты ни был, заткни свою пасть! — и до хруста сжал челюсти в ожидании очередного крика, но меня оглушила мгновенно воцарившаяся тишина. Не сразу я понял, что истошные, мучительные вопли исходили от меня самого, но как только эта первая, здравая мысль, прорывая стену иссушающей пытки, достигла сознания, я почувствовал неожиданное облегчение. Боль вдруг стала отступать, и с каждым мигом становилась всё терпимее, будто примиряясь с моим присутствием.

Теперь, когда её возможно было переносить, я стал задаваться вопросом, где и почему я здесь. Предо мной предстала оскалившаяся морда зеленоглазого гада. Тогда, мне было по херу, что он демон в окружении таких же тварей. Такой же проклятый, как и я. Как смел этот ублюдок касаться своей мерзостью Лайнеф? Я не сдерживал собственной ярости в стремлении разорвать его в клочья, когда в погоне хлестал плеткой коня. Лес, густые заросли, досада, когда усомнился, что найду эту падаль. Бешеный стук сердца от ликования, что напал на след. Потом… резкая боль в груди, шок и тьма. А я, глупец, считал себя непобедимым! Но нет, собственная самоуверенность, выходит, лишила меня жизнь.

— Жизни? — я замер. Меня замутило от страшной догадки, к горлу подступила тошнота. — Нет, сука, нет! Я должен выбраться отсюда, должен вернуться! Любой ценой мне необходимо вернуться назад. Дьявол! Мой путь не пройден. Я всё ещё хочу жить!

Пошатываясь, с трудом поднялся и в полной тьме сделал первый шаг, тут же бессильно рухнув на невидимый пол. Собственное тело отказывалось подчиняться, а в голове зародилась такая соблазнительная мысль — распластаться на этой невидимой ледяной поверхности и забыться крепким сном. Налитые свинцом отяжелели веки, норовя закрыть глаза, будто Сомнус, бог сновидений, увлекал меня в свою мифическую империю. Но чем больше оцепенение одолевало тело, тем настойчивее во мне росла уверенность, что сон станет вечным.

— Не спать! Не спать, солдат! Этот путь слишком лёгок, из него не будет ходу назад, — приказал я себе, и со второй попытки мне удалось встать. Шаг, другой, третий. — Бл*дь! Темно, как в кишках мавра!

Вытянув руки вперед, я шёл во мраке, не ведая куда, и есть ли выход из этого склепообразного пространства. Порой мне казалось, что все бесполезно, я навсегда застрял в этой мертвой тьме. Радовало лишь то, что с каждым шагом физические силы возвращались. Я всматривался в черноту, пытаясь выхватить хоть какое-либо движение, уловить малейший звук, и когда, вдруг, еле заметный луч света поманил меня своим тусклым сиянием, воспрянув духом, устремился к нему.

Чем ближе я к нему приближался, тем сильней хмурил брови — странная туманная завеса медленно двигалась мне на встречу. Преграждая путь, она приобретала неясные, рваные очертания. Когда же в нерешительности на расстоянии нескольких ярдов я остановился, как будто ожидая моих последующих шагов, она замерла.

В конце концов, решив, что хуже всё равно не будет, я преодолел эти ярды и шагнул в неё. Сначала ничего не изменилось — беспрепятственно, в полной тишине, я продолжил свой путь к источнику света, подсмеиваясь над собственными страхами. Но чем увереннее шел, тем настойчивее ощущал чьё-то незримое присутствие. До моего слуха стали доноситься необычные звуки, напоминающие бессвязный шепот, а туманная мгла будто ожила. Она волновалась, клубилась, превращаясь в контуры человеческих фигур. Один, два, три… пятнадцать. Их становилось всё больше и больше. Туман вылепил сотни образов. Как солдаты, плечом к плечу они выстраивались в ряды, представляя из себя войско. Почти все были одеты в военные одежды, лица, некоторые из которых размалёваны боевой раскраской, приобрели конкретные очертания. Их губы двигались, шепча неразборчивые слова, а ледяные глаза бесстрастно взирали на меня.

Что-то было общее во всех этих людях, что заставило даже меня, демона, содрогнуться … Вот чёрт! Ну конечно же! Я узнавал эту уродливую маску и жуткое зловоние. Не раз сталкивался с подобным в бою. Смерть! От этих воинов смердело смертью! Она была полновластной хозяйкой здесь. Но что-то ещё … Дерьмо! Эти лица! Утверждают, что убийца помнит лицо своей жертвы. Я никогда не придавал значение этим словам, но сейчас, всматриваясь в черты мертвых лиц, чувствуя, как холод сковывает мои члены, я смог в полной мере ощутить на себе настоящий ступор — это были души. Бестелесные души убитых в сражениях мной солдат.

Нет! Я не испытывал вины ни в коей мере — в бою выживает сильнейший, и сильнейшим всегда оказывался я. Но осознавая, что у них не было ни малейшего шанса, на краткий миг, я впервые испытал … жалость к несчастным, которых рок свёл с моим мечом. Чёрт их знает, что они были за людьми! Были ли у них мечты, семьи, дети, стремления? Стоящими воинами они были, или настоящим отрепьем? Я отнял их жизни, лишив будущего.

— Расступитесь! — стремясь немедленно покинуть проклятое место, я ускорил шаг, взмахнул рукой, разрывая пелену безжизненных образов. Бесплотные лица оскалились, фигуры исказились, я слышал стоны боли, как будто обрекал мертвых на повторную смерть. И чем быстрее я прорывался к свету, тем гуще становился туман. Он заполонил глаза, проник в волосы, в виде скрюченных пальцев убитых цеплялся за ноги и плечи, замедляя мой путь. Он был везде и повсюду, разнося удушливый зловонный запах смерти.

В миру живых всё просто и понятно. Вот враг, и в твоем арсенале сотни способов повергнуть его. Ты вгрызаешься в жизнь мечом и зубами, помня, что если не ты, то тебя. Ведь демоны не так бессмертны, как кажется — потеряв голову или сердце, мы лишаемся жизни. Но другой вопрос — как бороться с призраками прошлого? С тем, что спрятано за пределами даже моего, нечеловеческого, понимания? У демона появились свои личные демоны. Подобная шутка могла вызвать неудержимый хохот, и я бы от души посмеялся, если бы происходящее не оказалось настолько реально, что я видел всё своими глазами.

Мой шаг перешёл на бег, сияющий источник манил надеждой на избавление. Казалось, до него рукой подать, но в спину дышала безжизненная тьма — мёртвые не желали отпускать своего живого палача. Их стоны перешли в нескончаемый поток крика: — Останься! Ты мёртв, твоё место среди нас. Ты наш должник…

— Чёрта с два! Я жив! — заорал на бегу и, наконец-то, вырвался в столп яркого, ослепительного сияния. Привыкая к нему, я остановился и развернулся лицом к темноте — дьявольский туман плотной стеной встал на границе света и тьмы. Он вихрем клубился вокруг освещенного пространства, четко очерчивая пределы распространившихся лучей, будто не мог перейти запретную черту.

— Уж не знаю, что за дьявольщина здесь творится, но лучше убраться подальше, — согнувшись и упираясь руками в колени, я сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, пытаясь выровнять дыхание, прежде чем продолжить путь к живым.

На этом сюрпризы не закончились. Не знаю, сколько я прошёл по ярко освещенному коридору пока моего слуха не коснулся плач младенца.

— Это что-то новенькое, — скривился я недовольно. Детский плач всегда раздражающе действовал на меня. Хотелось заткнуть уши, а лучше источник этого крика, который с каждым шагом становился пронзительнее. Я никогда не общался с детьми, и понятия не имел как угомонить человеческих отпрысков. Видимо, поэтому, когда какое-то чадо надрывно требовало к себе излишнего внимания, стремился быть подальше, что вызывало дружный гогот сослуживцев:

— Квинт, что же ты будешь делать, когда одна из твоих девок в подоле принесет младенца? — подтрунивали они надо мной, не зная, что подобное почти невозможно. Почти! От шальной мысли меня передёрнуло. Да такое просто немыслимо! Но, … если я обрюхатил какую-нибудь дурёху, это будет пострашнее самых жутких призраков. К чёрту домыслы и догадки! Желая знать правду, я ускорил шаги. Вскоре коридор прервался, и я очутился в наполненной солнечным светом палате одного из римских домусов, в которой присутствовали три личности. Двоих из них я хорошо знал.