След Охотника (СИ) - Базов Вячеслав - Страница 28

— Убил моих родителей, — кивнула Вера, нахмурилась, еще один зуб хрустнул. У головы не было ни глаз, ни языка, ни ушей.

— Значит ты хорошая девочка, — кивнул Хекк, и за это чуть не получил по руке цепью, которой она была прикована, только поймал вовремя. — Я хочу сказать… После всего пережитого… Сколько ты уже тут?

— Не знаю, — Вера поднялась, отряхнула подол, отошла в другой угол. Цепь спала с ноги, и она стряхнула ее как-то по-звериному, дергано. — Долго.

— Чернокнижник украл моего ученика. Я искал его. Не знаешь, где он?

Вера обернулась, поставила голову, как наскучившую игрушку, на белую скатерть стола, кивнула.

— Да. Мертвые притаскивали мальчишку недавно. Я покажу.

Хеган был коренастый, рыжий, весь в веснушках, не только лицо, но и руки. А вот глаза невыразительные, серые. До того, как на его семью напали оборотни, он был сыном путешествующего торговца. В Охотники пошел от детской обиды и вскоре, пожалуй, передумал, но уже поздно было.

Лучше бы он и правда возвращался в дом отца и пробовал вникнуть в его дело.

С глазами-бельмами, с язвами на лице, он тоже сидел на цепи в одном из залов, прикованный к столбу. Как и остальные мертвецы, он остановился в тот момент, когда Вера убила чернокнижника.

— Как бы вот, — пожала плечами та без особых сожалений. — Он сказал, что парень больно упитанный. Предложил ему бежать и пустил по следу одного из этих… Быстрых. Перешитых.

— Хватит, — оборвал Хекк, девочка пожала плечами. Весь пол был усыпан каменными обломками. Разрушен замок, убит город, хаос творился вокруг, но все остановила маленькая девочка, которую некромант по ошибке забрал в свою спальню. Вера смотрела неприязненно, но не вырывалась, когда Хекк забрал в кулак ее волосы. Попытался представить, что будет, если подстричь их коротко. Лицо у Веры были достаточно вытянутое и скуластое, чтобы сойти за мальчишеское. Хекку казалось, что он разменял одного ученика на другого и что все не зря. А еще что нельзя развернуться и уйти, предоставив этого монстра самому себе.

— Хеган, а тебе убивать понравилось?

— Я не Хеган, — поправила она. Руки напряглись, но она все еще терпела.

— Если понравилось и хочешь продолжать, придется быть Хеганом.

— Неудачником, который не справился с одним мертвецом? — мрачно переспросила она. Хекк сжал сильнее — он с Хеганом два года провел, уже успел прикипеть к мальчишке, всерьез думал, как его исправлять или его отрицательные черты в пользу обратить. Пожалуй, именно поэтому ответил так же зло:

— Что, лучше быть девочкой, которая была игрушкой некроманта?

Хекк успел отскочить, иначе в руке, что сжимала волосы, торчал бы не нож даже, а заточенный обломок.

— Ладно, — согласилась девочка. — Хеган так Хеган…

Когда в Бедвира прилетело металлической кружкой, он успокоился, потому что это обычно был последний аргумент Хегана. После этого Охотник, как древнее чудовище, погрузился в глубокую металлическую ванну так, что его стало не видно из-за бортика.

— Это у тебя ритуал такой? — спросил Бедвир, поднимая кружку с пола.

— Какого хрена ты вообще ко мне в ванную лезешь? Или в кровать.

— Мне кажется, тебе не хватает любви и заботы. Того, кто потрет тебе спинку и поцелует в лоб, пожелав спокойной ночи. В конце концов того, в кого можно швырнуть чем-то тяжелым.

За окошком с мутными стеклами падал снег, комната была большая, светлая. Бедвир крадучись устроился на табурете около ванной, успел схватить мочалку, помахать ей в воздухе: «Смотри, я тут помогаю тебе, не надо бить меня». И Хеган успокоился. С ним всегда проще было жестами договориться, чем словами.

Вампир осторожно соскоблил отсыревшие корочки крови с плеча, потом с руки, и Вера при его прикосновениях стала плюшевой, податливой. Бедвир обнаглел, начал намыливать ей волосы.

Вера пыталась сопротивляться сначала, когда на Бедвире уже был ошейник. Предупреждала, рычала, вышвыривала на улицу в солнечный день, и вампиру приходилось прятаться под крыльцом, пока не сядет солнце. Но Вера не убивала его, и Бедвир не понимал — почему? И все же проявлял настойчивость. Когда-то он напросился в помощники к легенде, теперь ему с этой легендой дозволялось чуть больше, чем всему остальному миру. Вера выворачивала руки дворовым девкам при попытке ее коснуться. Ломала носы бравым воякам, когда те пытались дружески похлопать ее по плечу. Косилась на Охотников, что пожимали ей руку, с таким видом, словно готова была ее отгрызть. Пинками отгоняла мальчишек, которые пытались дотянуться до нее как до легенды.

А когда Бедвир намыливал ей голову — закрывала глаза и будто бы дремала.

— Неужели ты вняла моим словам о том, что сама виновата в случившемся? — ласково спросил Бедвир. Он в который раз говорил о том вечере, когда в тайну Веры случайно оказался посвящен третий — Глейн.

— Я не мог дольше быть грязным… Еще этот урод… Мне хотелось соскоблить с себя тот день вместе с кожей, — отозвалась Вера. — Ты прав. Нужно было идти на речку или попросить принести воды в комнаты.

— Попросить меня посторожить.

— Ты бы внутрь бани полез, — проворчала Вера, но как-то беззлобно, спокойно.

— Но предупредил бы, что кто-то идет.

— Глейн никому не сказал, — вздохнула Вера, откинулась на толстый металлический бортик. — Даже своим.

— Да ты запугала всех. Никто никогда никому не скажет. Даже вот у меня язык без костей, а я молчу.

Тело у Веры, словно ее в деревянной ступе вырастили, — прямое и плоское. Ни круглых бедер, ни выступа на груди, в одежде может быть кем угодно, хоть девушкой, хоть парнем. А раны, как кометы на звездном небе. И так же, одни исчезали — новые появлялись. А некоторые навсегда, как созвездия. Как сам Хеган.

Погнутой кружкой Бедвир зачерпнул воду из ванной. Волосы от воды были темнее, тяжелее, достигали почти до носа. Такую чистюлю, как Веру, еще поискать. Сначала Бедвир шутил о том, что светлые волосы и белое тело требуют постоянной стирки. Потом, что Хегана преследует запах крови убитых им. Потом, что Хеган готовится стать графом.

А потом, когда узнал, за все это было невозможно стыдно. Город с мертвецами очень плохо повлиял на Веру. Охотник и раньше много пил, но там напился так, словно на утро не нужно было сражаться. И Бедвир бы понял, если бы Вера в него пустыми бутылками кидалась, пинками из своей комнаты гнала, осиновыми колами к стене прибивала, это было бы больше на нее похоже и не так жутко. Но пьяный Охотник, может и не соображая толком, кто перед ним, подозвал почти ласковым: «Иди сюда», — а потом уткнулся куда-то в ключицу и так сидел, не шелохнувшись. Дышал тяжело, шумно, и рубашка у его лица нагревалась, мокла.

Вера ничего не рассказывала внятно, обдуманно. Только пьяные жалобы, угрозы кому-то в прошлом, обещания найти и еще раз расчленить, заверения в том, что с Бедвиром то же самое сделает, если он кому-то скажет.

А Бедвир ужасался и млел. Сидел, боясь шелохнуться или сказать хоть слово, в то время как его разрывало от жалости, нежности, от нереальности того, какой может быть легенда. И Хеган переставал быть сказками, которые слышал и Бедвир, хотя был на год старше. Хеган становился живым человеком, который убивал не для того, чтобы всех спасти, а для того, чтобы заглушить в себе прошлое.

— С отцом вообще было жестоко… Про тебя, конечно, все говорят, что ты мудак, да и я убеждался пару раз, но вот это был третий.

— Я не виноват, что Глейн не такой, как я. Я думал… он сможет отомстить. Что ему захочется показать этому человеку: «Смотри, какой я. Ты меня бросил, а я все равно вырос достойным».

Бедвир и сам не понимал тогда, к чему идет. Когда Хеган взялся подливать заезжему менестрелю — это уже казалось подозрительным, и Бедвир ждал, что вот-вот симпатичную мордашку певца Охотник расквасит об стол. Особенно когда менестрель хвастался, что тоже не промах, сколько женщин были сражены его красотой и музыкой.

— А что, музыкант, — шепотом обратился Хеган, и от замершего у губ стакана казалось, что Охотник улыбается. Если бы он умел улыбаться, — дети-то от твоих приключений наверняка остались?