След Охотника (СИ) - Базов Вячеслав - Страница 32

— Глейн! — залаял Кэйсар. — Глейн, только посмей!

— Я не собираюсь тебе потакать, даже чтобы спасти кого-то, — спокойно отозвался Охотник. — Прежде всего потому, что я тебе не верю. А уже потом потому, что тебе лучше все равно начать с меня. Иначе, когда я отсюда выберусь, больно сделаю уже я тебе.

— Очень будет интересно на это посмотреть, — задорно отозвался барчук, поднялся, отряхнул халат и случайно задел ткань обрубком руки. Его тут же скрутило от боли, но он быстро успокоился. Засмеялся глухо, словно закашлял. — Я подготовлю свою комнату. Нас ждет очень интересный вечер.

Кэйсар послушно дождался, когда барчук уйдет. Слуг за людей оборотень больше не считал, вцепился в прутья до скрипа, прорычал:

— Глейн! Какого хрена ты сидишь?! Я могу прутья выломать! Я могу тут всех перегрызть! Они против тебя, какие они безвинные?

— Кэйсар, — негромко окликнул Луц, как ребенок потянул его за полу плаща, оборотень отмахнулся.

— Да если он только сунется сюда снова!.. Если он снова тебя глазами расчленять будет!..

— Замолчи, — негромко скомандовал Глейн. — И жди. Я не позволю сделать больно себе или вам. Но наберись терпения.

Отец вошел в комнату, когда последний оставшийся сын сам растапливал камин. На столике рядом лежала горка всевозможных железных изделий разных форм: блестящие иголки, покрывшиеся налетом светлые гири, щипцы.

— Я понимаю твою злобу от смерти брата, могу понять твою боль, но погоди, — начал отец, разглядывая инструменты так, словно разговаривал с ними, — связываться с церковью и Охотником чревато. Выбрось его из замка, отыграйся на его слугах.

— Пап, ты что, не видел его? Слуги — лохматый брехливый пес и безответный медведь. Слышал голоса? У обоих глухой, у Охотника звонкий, мелодичный. И лицо страдальца. Светлая тонкая кожа. Я привык начинать с десерта.

Без руки трудно разжечь огонь, да и полученная искра все время тухла. Отец поднял тонкий меч, который до этого стоял прислоненный к столику, рассмотрел его в свете свечей.

— Следом придут Охотники. И я не уверен, что смогу защитить даже себя, не то что тебя… Тебе не кажется, что вы с братом слишком далеко зашли?

— Он мне руку отрубил и брата зарезал, а ты хочешь, чтобы я его отпустил?

— А не за что было? — скучающе спросил отец. Пламя разгорелось наконец.

Он видел трупы в лесу — обожженный, привязанный к дереву, и изуродованный женский. И, найдя их, в очертаниях чужих, взрослых людей увидел вдруг младшего сына, пропавшего там же. Это сдвинуло его симпатии не в сторону наследников. Младший даже не был им угрозой, но у него была светлая кожа, открытый взгляд и еще детский звонкий голос…

Действие трав начало проходить, вместе с этим испортилось и настроение, потому что просыпалась боль в отсутствующей руке. Барчук баюкал ее, глядя, как разгоралось пламя. Но его пронзила новая боль, которой раньше не было — через спину, до груди, словно острым прутом пронзили. Он поднял целую руку ощупать больное место, и она наткнулась на скользкое от крови лезвие.

Двое Охотников появились у поместья к вечеру — решительные, молчаливые, замотанные в шарфы с головой так, что видно было только глаза. Ловко перепрыгнули каменный забор, приземлившись на мягкий снег в саду, и остались согнутыми. Еще светло, но небо серело, уже почти сумерки.

— Ну наконец-то!

Они сидели на очищенном от снега крыльце: Глейн, завернутый в светлый шарф, как дворянский сын, Кэйсар в расстегнутом полушубке и сонный Луц, у которого, похоже, какие-то особые всегда теплые латы. В доме — ни огонька, он как вымер.

— Там есть кто живой? — спросил один из Охотников, не открывая лица. Глейн выглядел уставшим, но здоровым.

— У людей траур, — Глейн спустился с крыльца, пошел к воротам из сада. — Обоих наследников в лесу загрызли волки.

— Да? А нам передали, что волки грызут уже чуть ли не тебя, — засмеялся второй. Они двое шли за Глейном вслед, замыкали это шествие Кэйсар и Луц.

— Нас просто пустили переночевать, переждать снегопад, — размеренно рассказал Глейн.

— А если честно?

— А если честно, то я только в клетке посидел. Все само случилось.

— Глейн, я вот честно никогда не понимал — как это у тебя все само так получается? А ты с друзьями чистенький и только, гады, поспать не дали. Это там, где любого из нас бы четвертовали до прихода помощи.

— Крейс, не завидуй. Спорить могу, Глейн и в клетку-то загремел потому, что казался слишком наивным и слабым, чтобы кого-то просто своим присутствием до смерти затравить.

Обычно Глейн готов был идти сутками без отдыха и сна, лишь бы не оставаться ночевать в лесу, и в этот раз его уговорили заночевать среди леса товарищи. И Кэйсар, и Луц были опытны в таких привалах: выбрали сторону склона без ветра, сделали настил из веток, развели костер и смастерили палатку из прочной ткани. Все это время Глейн сидел, замотанный в свой пушистый шарф. Таким образом он показывал, что обиделся и лучше еще несколько часов прошел бы, чем сейчас ночевать в снегу. При всей привычности к суровым условиям походной жизни, у Глейна портилось настроение, когда приходилось спать зимой под открытым небом. Откуда только взялась эта почти аристократическая любовь к комфорту и теплу?

— Чем дольше будешь сидеть, тем дольше будет холодно, — как ребенку сделал выговор Луц. Глейн только плотнее завернулся и, дождавшись, первым полез в палатку. Кэйсар и рыцарь переглянулись.

— У меня ощущение, что Глейн в такие ночевки становится старым и ворчливым, — посмеялся Луц. Кэйсар улыбнулся:

— А у меня… — и не договорил, прислушался к лесу. Улыбка исчезла с его лица, оборотень вытянулся в одну сторону, и Луц обернулся туда же, но лес темен, почти ничего не было видно.

— Что-то не так? — спросил рыцарь. Кэйсар задумчиво отозвался:

— Не, в порядке все. Дальше без меня.

Собственно, и делать дальше нечего — хвороста набрать только. Но и уйти Кэйсар не успел, остановился в круге света на притоптанном снегу, вгляделся в темноту. А потом Луц услышал шуструю волчью рысь по смерзшемуся снегу.

— Глейн, — окликнул взволнованно рыцарь. Два серых силуэта вывалились на них из темноты, одного перехватил Кэйсар — голыми руками за пасть. Второй попытался вцепиться Луцу в бок, но зубы скользнули по металлу, и волк отскочил.

— Так это ты Охотник Глейн?! — высокий человек в богатой волчьей шубе появился у костра, хотя до этого не было слышно его шагов по насту или топота лошадей. Луц растерялся на несколько секунд, не зная, как точно отвечать.

— Да, я, — не очень умело соврал он и попытался приосаниться. Кэйсар с волком смотрели друг другу в глаза, и до рыцаря дошло — взгляд у животного осмысленный, он смотрел осуждающе, недовольно.

Второй волк снова попытался отхватить от Луца кусок, получил железной перчаткой в нос, потряс головой.

— Сожрать, — приказал мужчина в шубе. — Костей не оставить.

— Я те сожру, — пообещал грозно Кэйсар, стискивая голову волку в рука. Тот заскулил, попытался отбиться.

Глейн выбрался из палатки злой, все так же завернутый в шарф. Пинком отшвырнул волка, что нападал на Луца, отобрал у Кэйсар его добычу, бросил в лес, повернулся к человеку и неожиданно вежливо представился:

— Доброй ночи. Я Охотник Глейн. Мы в пути уже достаточно давно, успели вымотаться. Давайте, вы попробуете сожрать меня завтра, а то сегодня так спать хочется, что я кому-то из ваших точно башку откручу.

Когда Луц, всю ночь не спавший, выбрался из палатки, у прогоревшего костра сидели послушно трое волков, по центру тот, что в два раза больше остальных. Кэйсар черно-белым псом лежал, укрытый снегом, не сводил глаз с врагов.

Глейн спал. В самом деле спал, хотя и ворочался во сне, но правда решил, что разговоры подождут до утра. И Луц, которому не спалось, отправился собирать дрова. Уже окончательно рассвело.