Рейс - Лойко Сергей Леонидович - Страница 82

«What the fuck is going on here? – мысленно укорила она себя. – Wake up, silly school girl! Keep looking out the fucking window at the fucking war»83.

За окном по широкому проспекту грохотали русские танки. На тротуаре стояло с десяток женщин с детьми, которые терли глаза от выхлопных газов и размахивали флажками-триколорами и садовыми цветами.

У разбитой витрины ювелирного магазина стоял охранник в черном комбинезоне, какие носят танкисты. В руках был автомат, на голове – марлевая повязки, под глазом – синяк, такой же черный, как костюм, во рту – сигарета, докуренная до самого фильтра. Перед ним две женщины в синих халатах и домашних тапочках на босу ногу сметали с тротуара битое стекло. Когда танки прошли дальше в центр города и рев моторов колонны стих, далеко за окраиной Донецка стало слышно канонаду. Словно оркестр тяжелых ударных и бас-гитары. Heavy metal84.

– Howitzers, – хладнокровно сказала Джейн. – One hundred fifty two millimeters. And now Grad missiles. Now howitzers again85.

Алехин в качестве прикомандированного мента провел в свое время три месяца на войне в Чечне. Давно это было. Стрелял. Из всего, включая ПКМ. В него тоже стреляли. Убивал. Его тоже пытались убить. Думал, что забылось. Лучше всего помнил только непролазную грязь – что зимой, что летом. Во время войны вообще все время стоит какой-то бесконечный ноябрь. Отвык. Хотя убивать так и не разучился. Но это совсем другое. И здесь вдруг не ноябрь, а лето. Жаркое и душное, как и война эта – другая. И эта другая война почему-то летом. Как по телевизору в сорок первом.

В отличие от Алехина, Джейн, побывавшая на десятке настоящих войн, держала пистолет только у себя под подушкой. На всякий случай. Она ведь родом из Техаса и стрелять умела. Но так до конца и не была уверена, сможет ли выстрелить, если что. Однако в цвете, запахе, музыке войны разбиралась лучше него. Там, где гремели разрывы, шла настоящая битва. Без дураков. И она приближалась. Как гроза.

* * *

Человек с опущенной головой брел по улице Ленина, озираясь по сторонам. Словно враг уже в городе, и смертельная опасность подстерегает за каждым углом. Его было трудно узнать. Он сбрил пышные есаульские усы с бакенбардами. Вместе с усами сбросил лет десять. Стал похож на круглолицего подростка, если бы не прятался за широкими, в пол-лица, солнцезащитными очками. Выцветшая, серая офицерская камуфляжная кепка почти касалась козырьком переносицы. Желтые американские армейские бутсы на легких и пружинящих подошвах покрывал толстый слой пыли – от тупых мысков до щиколоток. На правом ботинке шнурки развязались и волочились по плевкам, окуркам, подсолнечной шелухе, рано опадающей от жары листве и прочему мусору, который сухой ветерок гонял от одной переполненной зловонной помойки к другой. Он не замечал этого. Шел, не глядя под ноги. Взгляд за темными стеклами очков был устремлен в себя. На нем была кожаная куртка с потрескавшимися на сгибах рукавами и широкие камуфляжные штаны. Если бы он сменил головной убор на такую же кожаную, видавшую виды фуражку, то спереди, выше пояса напоминал бы чекиста из советских фильмов про гражданскую войну. Однако на широкой спине куртки в середине цветного круга, изображавшего то ли мишень в тире, то ли доску для дартса, маячил серебряный истребитель времен Второй мировой войны, оскалившийся кровожадной акульей пастью. Над верхней окаемкой круга выпуклая полукруглая, раскрашенная в цвета радуги надпись гласила SKY SHARKS86. Так что сзади он выглядел, скорее, как пилот, недавно ступивший с трапа своего бомбардировщика на землю после успешно выполненного боевого задания по бомбардировке Хиросимы. Ниже пояса этот образ разрушали мятые, подвернутые снизу камуфляжные брюки. В руке у человека был тяжелый ранец, так туго набитый чем-то, что его неудобно было нести за плечами. На боку болталась огромная черная кожаная кобура.

Звали человека Миша Грымов. Он не был ни чекистом двадцатых, ни американским пилотом Второй мировой. До вчерашнего дня он любил щеголять в высоких сапогах из рыжей блестящей кожи, в черной каракулевой бурке с полутораметровым размахом в плечах, в залихватски изогнутой фуражке с золотым двуглавым орлом и алым околышем. В армии ополченцев и добровольцев он был известен как есаул Гром, командир Третьего верхового батальона Войска Донского, полувоенной структуры, сформированной в Ростове из любителей щеголять в казацкой форме эпохи Николая II. Батальон Грома был брошен в пекло разгорающейся войны одним из первых – создавать Новороссию на пыльных просторах восставшего Донбасса.

– Я хату покинул, пошел воевать, чтоб землю в Донбассе шахтерам отдать… – Грымов любил цитировать классику. Он был романтиком русского мира, шальных денег и кидалова – неотъемлемого элемента любой российской предпринимательской деятельности.

Сорокадвухлетний Грымов начинал свою карьеру как банальный жулик и аферист еще в Ебурге, откуда был родом, а заканчивал – как военный преступник на Донбассе. В двадцать лет он возглавил Свердловское отделение «МММ», самой известной финансовой пирамиды на постсоветском пространстве. Когда разъяренные обманутые вкладчики, не имевшие возможности добраться до спрятавшегося в Москве Сергея Мавроди, искали Грымова, чтобы совершить над ним скорый и беспощадный суд уральского Линча, тот не стал дожидаться и сбежал в Таганрог. Куда вскорости пригнал армаду «Фольксвагенов», «Опелей», «БМВ» и «Ауди», которые намеревался сбыть по доступным ценам. Цены, по задумке Грымова, должны были настолько устраивать любого клиента, что он вряд ли отправится в Германию, чтобы изучить родословную престижных авто, которые на самом деле были самыми настоящими «утопленниками». По сошествии вод после знаменитого наводнения в округе Лейпцига, когда и Рейн и Мозель, словно сговорившись, вышли из берегов, утонувшие автомобили, обнаруженные на улицах Лейпцига и окрестностей, были немедленно сданы их законопослушными владельцами на металлолом. Как Чичиков, приобретавший мертвые души, так и предприимчивый Грымов на деньги, вырученные от пирамидальной торговли воздухом в Ебурге, скупил за гроши несколько сотен этих немецких железных «утопленников» и решил завалить высушенным, подкрашенным и отполированным хламом бездонный, наивный и доверчивый южнорусский рынок, чтобы стать первым парнем на деревне, то бишь на степных просторах Приазовья. Он был настолько увлечен своей аферой, что дополнительно заручился еще и коротким кредитом под безумные проценты у ростовских «хороших парней».

Но тут в грымовскую судьбу вновь вмешалось Провидение. На сей раз в виде другого природного катаклизма – бури со смерчем и градом с куриное яйцо. Град обрушился на Таганрог как раз в тот момент, когда привезенные Грымовым автомобили, стоявшие под открытым небом на футбольном поле заброшенного спорткомп­лекса общества «Олимпийские резервы», ожидали начала продаж. Град так хорошо поработал по полю бывшего спорткомплекса, что немецким утопленникам уже ничего не оставалось, кроме как отправиться теперь уже на российский металлолом. А будущему есаулу Грому Грымову пришлось вновь пуститься в бега, поскольку выплатить долг бандитам ему было нечем. Так он и путешествовал по огромной стране, перемещаясь с севера на юг и с запада на восток, от одной аферы к другой. Не успевая начаться за здравие, все его делишки кончались за упокой.

И вот, уже переселившись в Ростов, Грымов решил, наконец, покончить с надувательством и обманом и начать зарабатывать на жизнь честным продюсированием концертов заезжих звезд эстрады. Одновременно он стал организовывать фестивали казачьих песен и плясок и так удачно вписался в ряды этих ряженых, что вскоре был удостоен звания казачьего есаула.

Продюсерский талант отрастившего казацкие усы и пушкинские бакенбарды Грымова раскрылся всеми гранями. Бизнес его распухал, как на дрожжах. Звезды эстрады, отечественные и импортные, такие как Калерия, Прикоров, Заноза и даже десятый состав «Дип перпл», а также обязательные Челентано с «Рики и повери», во время своих регулярных чесов по бескрайним просторам жадной до талантов России-матушки не брезговали Ростовом и от грымовского хлебосольного гостеприимства не отказывались.