Три короны для Мертвой Киирис (СИ) - Субботина Айя - Страница 3

Вино в самом деле было изумительным. За свои полных восемнадцать лет Киирис пила алкоголь всего дважды и понимала, что этого опыта недостаточно, чтобы по-настоящему оценить вкус напитка. Но стоило сладкому хмелю коснуться языка — как аромат спелой сочной земляники ударил в голову сладкой негой. Киирис сделала три жадных глотка, прежде чем поняла, что Наследник тени настойчиво забирает бурдюк из ее рук.

— Хватит, Киирис, иначе ты захмелеешь, — посмеивался тенерожденный, усаживаясь позади нее. — А мне бы хотелось, чтобы заморская диковинка скрасила мой скучный путь домой своими знаменитыми сказками, а не пьяным храпом. Кстати, меня зовут Руантар, но ты, пташка, можешь звать меня Рунн.

Одной рукой он обхватил ее за талию, плотно прижал к себе. Другой взял повод. Киирис очень хотелось отодвинуться, но луки седла, словно тиски, прижали их друг к другу почти с болезненной плотностью.

— Я не рассказываю сказок, — сказала она тихо. Боялась, что и этого будет достаточно, чтобы разозлить ее не отличающегося терпением спутника. — Не знаю ни одной.

Вместо ответа он приблизил губы к ее уху и прошептал:

— Ну так придумай поскорее, пташка, потому что скука злит меня сильнее, чем непослушание.

Только когда их небольшой отряд выехал, Киирис увидела, на кого именно охотился Наследник Рунн. Через спину одной из вьючных лошадей была переброшена громадная лохматая туша даркера. Он был таким огромным, что передние конечности волочились по земле. Тварь убили одним точным ударом, о чем свидетельствовали ее широко-распахнутые, превратившиеся в камень глаза.

Увидев заинтересованный взгляд пленницы, Рунн пояснил:

— Даркер досаждал местным крестьянам: крал детей и развешивал их внутренности, как праздничную гидрянду. Кто-то должен был позаботиться об этих несчастных, пока один мой брат занят сочинительством приказов, а другой собирает солдатиков из гнили и костей.

Слова прозвучали так, будто Наследник действительно считал себя спасителем несчастных крестьян. На самом же деледаркеры, скрумы, трехголовые герты[4]и еще сотни более мелких, но таких же кровожадных тварей появились в Рухане[5]по вине их проклятого семейства. Но не говорить же ему об этом, тем более сейчас, когда он сидит так близко, что можетзапросто свернуть ей шею.

— Я слышал, во время Сковывания послушницы совокупляются с н’тарами, — сказал Рунн, когда всадники выехали на тракт. — И не по разу.

Киирис едва сумела проглотить горький смешок — расхожий миф, который щедро распространяют чистоплюи из Белой зари.

— Разве я смею в чем-то разубеждать Наследника тени? — спросила она, отчего-то не в силах оторвать взгляд от руки, которой Рунн уверенно правил лошадью.

— Так «да» или «нет»?

— Ритуал Сковывания — таинство. Я не смею раскрывать секреты, которые хранились столетиями до моего рождения.

— Даже если я перережу тебе глотку?

Киирис невольно вздрогнула от того, как холодно прозвучали эти слова. Ее страх тут же почувствовал Наследник, потому что он негромко рассмеялся, и его рука мягко погладила ее живот сквозь грязную ткань платья.

— Знаешь, почему я вытащил тебя из грязной клетки, пташка?

— Чтобы перерезать глотку? — вернула она недавнюю угрозу.

— Возможно, когда ты мне наскучишь… — не стал отпираться он. — Но в большей степени потому, что ты привлекла мое внимание. А со мной такое нечасто случается.

— Разве Наследнику нужно задумываться об одной женщине, когда в его распоряжении целый арахан[6]?

— Покорные и на все согласные женщины — что может быть скучнее?

Она скорее почувствовала, чем увидела, как Рунн брезгливо морщится.

— Еда не должна плясать на тарелке, — ответила Киирис словами настоятельницы, которая обучала послушниц премудростям любовной игры.

— Женщина — не еда, Киирис, хотя у каждой есть свой собственный уникальный вкус и запах. Разве тебя не обучили этим сакральным истинам?

Она зажмурилась, мечтая лишь о том, как бы поскорее избавиться от неожиданного внимания тенерожденного. Людская молва не врала — он был явно не в ладу со своими внутренними демонами, и его настроение менялось быстрее, чем восточный ветер. Как тут предугадать, когда ему взбредет в голову озлобиться или выместить недовольство на первом, кто подвернется под руку — на ней?

— Боюсь, мои знания ничего не стоят в сравнении с вашим опытом.

Наследник тяжело выдохнул.

— Я чертовски устал, Киирис, и едва в состоянии держаться в седле, — посетовал он, и его голос смягчился. — С удовольствием бы просветил тебя о том, какой должна быть женщина, чтобы в ее постель хотелось вернуться, но, боюсь, тогда у меня не останется сил держать тебя на коротком поводке. Так что сделай нам обоим одолжение: не смей даже надеяться, чтобы сбежать, в противном случае я буду очень недоволен. А это означает, что вот ему, — он кивнул на дохлую тушу, — повезло больше, чем тебе.

Киирис сглотнула, зачем-то кивнула, сама не до конца осознавая, с чем согласилась. Бежать? Она бы сама себя не назвала умной, если бы рискнула бежать от этого монстра, не имея в запасе как минимум подходящего плана. Да и как бежать, когда едва переставляешь ноги?

— И вот еще что, Киирис, — он с каким-то изощренным трепетом погладил острый край одного из ее эбонитовых рогов, — у меня очень чуткий сон. На тот случай, если в храме из тебя еще не выбили всю непокорность, предупреждаю: играть в «кошки-мышки» мы будем на моих правилах. И как минимум после того, как тебя отмоют.

«Что ты знаешь о покорности?» — чуть было не выкрикнула она, но нашла силы промолчать. Какой бы жестокой ни была наука настоятельниц, именно их бесконечные проповеди о том, что ей, чистокровной мейритине, следует носить рабский ошейник едва ли не с радостью, помогли ей выжить. Она и носила, и притворялась счастливой каждую секунду своего существования по эту сторону Зеркала мира.

Дальше ехали молча, а вскоре Рунн, покрепче обхватив пленницу за талию и устроив голову на ее плече, задремал. Его дыхание стало ровным, размеренным, но каждой клеточкой своего тела Киирис чувствовала — он все так же собран и готов в любое мгновение распахнуть глаза и пустить в ход свой смертоносный клинок.

Они ехали долго. Так долго, что у Киирис, не привыкшей к затяжным верховым прогулкам и измученной тяготами минувших дней, сил хватало только, чтобы держаться в седле и не шевелиться. Ей до смерти хотелось размять затекшие плечи, а то и просто лечь — свалиться кулем прямо под ноги лошади. Несколько суток в клетке больше не казались наказанием, напротив — она бы, пожалуй, согласилась обменять эту странную неожиданную свободу на то заточение.

Когда стены великого города Мерода встали перед всадниками неприступными, уходящими в небо заслонами, Рунн пошевелился. Он зевнул, проворчал что-то себе под нос и приказал одному из воинов поскакать вперед и предупредить о его возвращении.

— Видела ли ты когда-нибудь что-то столь же прекрасное? — спросил Наследник, указывая на стены и весь город сразу. — Что-то столь же непокорное и мощное?

Она видела. Множество раз видела то великолепие, что существовало во множествах изнанок миров. Но вспоминать сейчас о тех днях было еще больнее, чем прийти в себя в тот злосчастный день, когда ее выдернули из Истока, как какую-то рыбешку, и посадили на цепь в насквозь пропахшем пороком и алчностью месте.

К счастью, Наследник тени был явно нерасположен к долгим разговорам, тем более что перед ними уже распахнулся громадный зев за поднятым мостом.

— Добро пожаловать в Мерод, рас’маа’ра, — с наиграно вычурным пафосом сказал Рунн, — место, где даже богам есть чему удивиться.

И как ни старалась Киирис сдерживаться и ничему не удивляться, Мерод все-таки покорил ее, захватил в безоговорочный плен своими роскошными благоухающими садами, громадными храмами в остроконечных шляпах башен, необъятными рынками и шумными ремесленными кварталами. Киирис, задрав голову, разглядывала едва заметную серебристую паутину, которая, будто кокон, раскинулась над всем этим пиром во время чумы.