ИВ. Тетралогия (СИ) - Северин Гай "geori" - Страница 280

На соседний стул присел мужчина, в котором я узнала вампира по имени Оливер Кэмпбел. Джори рассказывал, что тот слывет непревзойденным мастером своего дела и крайне ценен в некой стезе, хотя подробностей я, разумеется, не ведала. Это был англичанин самого великосветского обращения, с тихим вкрадчивым голосом, хорошими манерами и безупречным поведением. Мы неоднократно пересекались в клубах, но у меня отчего-то его персона вызывала стойкую неприязнь и непроизвольное желание отстраниться. Поэтому до сих пор мы едва ли обмолвились парой вежливых фраз. Вот и удивило меня его внезапное появление. К тому же, он явно имел намерение пообщаться.

— Приветствую, Энджэль. Какая приятная встреча. Прекрасный день, не правда ли? — он улыбнулся кривоватой улыбкой и поправил очки.

— Здравствуйте, месье Кэмпбел. День действительно великолепный. Только ведь это не ночь, поэтому довольно странно встретить вас тут, — я и забыла, какой он высокомерный сноб.

— Знаешь ли, в такую погоду я иногда позволяю себе прогуляться днем. Когда живешь так долго, начинаешь уставать от вечного сумрака, — он вздохнул.

Я сочувственно кивнула, а Оливер предложил выпить за встречу, дождь и удачу. Я не совсем поняла, о чем он, да и признаться, предпочла бы наслаждаться свежестью ливня наедине с собой, но отказываться было грубо. К тому же, настроение вполне подходящее, и я согласилась. Некоторое время мы молча пили шампанское, слушая, как гремит гром, и струи стекают по навесу.

— Видел Джори с Анорой на вернисаже авангардистов в прошедшее воскресенье. Прекрасная партия, ты не находишь? — как бы невзначай произнес вампир, вероятно, полагая, что у нас других общих тем нет.

Откуда ему знать, что меньше всего мне хотелось обсуждать злокозненную ирландку? В очередной раз больно кольнула ревность, развеивая прелесть непогоды. Раньше на выставки я ходила с братом. Даже если он сопровождал своих девушек, младшая сестра никогда не мешала и не вызывала ни у кого протеста. А сейчас я даже не знала, что прошло такое интересное мероприятие. Уверена, это Анора категорично воспротивилась моему обществу. А может, Джори и сам не вспомнил обо мне. Глаза защипало, еще немного, и я начну хлюпать носом. Но не показывать же этого при постороннем. Через силу я выдавила улыбку:

— Да, они замечательно смотрятся вместе.

Визави покивал, задумчиво глядя вдаль. Потом он словно спохватился, и мы продолжили беседу на разные темы. Оливер рассказал несколько новостей о знакомых, и я поняла, что совершенно выбилась из привычной колеи и многое пропустила. Настроение продолжало стремительно портиться, погода этому способствовала. Поднялся резкий ветер, к тому же, быстро темнело из-за тяжелых, мрачных грозовых туч, затянувших плачущее небо.

Извинившись перед собеседником, я сообщила, что мне пора возвращаться домой, а он галантно предложил сопровождение.

— Не пристало столь прелестной юной мадемуазель разгуливать в сумерках одной.

Он предложил опереться на его руку, раскрыв широкой зонт, а я, не найдя причины отказаться, приняла предложение. Что угодно, лишь бы поскорее оказаться дома в тишине и сухости, да и предаться в полной мере тоске и печали.

— Какой уютный у тебя район, — прошелестел спутник едва различимым в шуме дождя голосом. — Так тихо и безлюдно, даже фонари не зажгли еще. Воистину мне улыбается провидение.

Я открыла было рот, чтобы уточнить, что он имел в виду, хотя, на самом деле, не испытывала никакого интереса, но внезапно вспыхнуло чувство тревоги и нехорошее предчувствие.

— Благодарю за помощь, месье, — я спешила попрощаться, хотелось избавиться от неприятного общества.

И тут мужская ладонь скользнула по моему горлу. Успев лишь вздрогнуть от неожиданности и испуга, я почувствовала легкое прикосновение к сонным артериям и отпустила померкшее сознание.

Вернувшись из Ирландии, я не торопился давать отставку Аноре. Иметь любовницей неглупую женщину оказалось удобно. Она не выдвигала требований, не изображала беспомощную беженку и не собиралась сидеть сложа руки в качестве содержанки. Мне пришлась по душе кипучая деятельность, которую она развернула, едва ступив на французскую землю. Самостоятельно свела нужные знакомства и заявила, что поступает в театральное училище, дескать, всю жизнь ее манили сценические подмостки. К тому же, вовсе не растеряла пыл, демонстрируемый в баронском замке, что меня более чем устраивало.

Не задались только их отношения с моей «сестренкой», чему удивляться не стоило. Слишком разные у девушек характеры и жизненные ценности. Впрочем, отчасти это нам на руку, ведь Эль очень необычна и невольно привлекает излишнее внимание, что потенциально являлось небезопасным.

Чтобы как-то компенсировать редкие совместные выходы в свет, я старался чаще проводить светлые часы в Латинском квартале. В комнате Мари давно поселились мои вещи, а плотская ненасытность ирландки помогала легче справляться с вынужденным амплуа. И все же, я не мог не видеть, что Эль этого недостаточно. Да еще проклятые правила, установленные упрямым отцом, заставляли держаться с малышкой отстраненно, по-братски. Она остро нуждалась в тепле и душевной близости, а пресекать собственные бушующие чувства становилось все сложнее. К сожалению, приходилось чем-то жертвовать.

К моему неудовольствию, ее отношение также изменилось, причем, не в лучшую сторону. Она больше не бросалась мне на шею при встрече, радостно улыбаясь, а вела себя сдержанно, даже хмуро, иногда огрызалась и на вопросы отвечала односложно. Благо хоть капризов не допускала. Портящееся поведение «сестренки» начинало раздражать. Я пытался смягчать ситуацию, ведь она ни на что не жаловалась и о причинах хандры говорить отказывалась. Да мне и так было ясно: эльфийке не хватало общения. Но я ведь не препятствовал ей заводить друзей. Она сама предпочла целыми днями киснуть в четырех стенах, упиваясь обидами. Именно эта демонстрация вызывала большую долю моего недовольства. Манипулировать собой я никому не позволю, даже ей.

Самовольное, ничем не оправданное нарушение запрета на ночные прогулки стало последней каплей. В тот раз девчонка разозлила по-настоящему. Впервые я не сдерживал резкость и холод в голосе. Предупреждал ведь негодницу о приезде моего создателя. Просил проявить благоразумие, отнестись серьезно, несмотря на нестерпимое желание отправиться на праздник. Да, я опрометчиво пообещал, что приду, как только угроза минует. Кто же мог предположить, что Гэбриэл пожелает сопровождать на это мероприятие Женевьев? Прежде я не замечал за ним любви к массовым народным гуляниям. Эль поступила вопреки всему, что я считаю важным, чем меня весьма расстроила.

Но в страшных событиях, которыми закончилось лето, мне некого винить, кроме собственной преступной беспечности. Конечно, я осознал, что перегнул палку, категоричностью и эгоизмом довел до беды, но, увы, слишком поздно. Если бы повернуть время вспять…

О том, что я очнулась, говорили хаотичные панические мысли, беспорядочно метавшиеся в голове. Но чувства вернулись не полностью. Веки поднимались, моргая, а перед взглядом лишь непроницаемая тьма. Звуки тоже не ощущались, словно я в полной изоляции. Никогда и нигде в Париже я не слышала такой звенящей тишины. Что осталось со мной абсолютно точно, так это обоняние. Нос забивал невыносимый смрад, я с ужасом осознавала, что необходимо сделать очередной вдох. Вонь разъедала внутренности, вызывая неудержимую тошноту.

Еще я понимала, что лежу на стылом каменном полу, а мокрые от прогулок по лужам ноги в чулках заледенели до судорог. Усилием отгоняя панику, с трудом поднявшись, я наощупь добралась до шероховатой кирпичной кладки и медленно побрела вдоль нее, пытаясь понять, где нахожусь. Через несколько шагов ступня попала во что-то влажное и скользкое. Кажется, это и служило источником отвратительно-сладковатого запаха. Содрогаясь от омерзения, боясь представить, что это могло быть, я едва не заскулила от страха. На одной из стен я обнаружила дверь, разумеется, наглухо запертую. Моим узилищем оказалось небольшое пустое помещение без окон, вероятно, подвал или нечто подобное. Не желая вновь наткнуться на мерзкую кучу непонятно чего, я в изнеможении опустилась, прислонясь к стене.