Искупление Риза (ЛП) - Палмэрин Мэри И. - Страница 18

— К алтарю, — приказал он, засовывая ключи в карман и крепче сжимая нож. С желанием убить отца Салливана бороться становилось все труднее, но обещание есть обещание.

Они шли по недавно вычищенному ковру — тусклому и безжизненному — пока не достигли алтаря. Отец Салливан взглядом спросил, куда дальше, и Риз с удовольствием указал ему на стулья.

— Садись туда.

Отец Салливан направился к своему стулу, стремясь поскорее сесть, измученный артритными болями в коленях. Жалко, конечно, но настоящая боль его только начиналась.

— Не на этот, — с издевкой сказал Риз, не позволяя ему сесть на свой трон и совершенно сбивая с толку. Но отец Салливан даже не пытался возражать и просто пошел к стоящему рядом стулу поменьше. Он сел туда, куда было приказано. Риз, по-прежнему с ножом в руке, сел рядом.

— Начнем оттуда, где зародилась наша история, — прошептал он, любуясь блестящим клинком.

Джулианна Моремар была яркой семнадцатилетней девушкой, выросшей в скромном доме в Ховервилле, штат Кентукки. Ее мать работала швеей в местном магазинчике на городской площади, а отец трудился на угольной шахте. Они были набожны, никогда не пропускали воскресных месс и чтили церковные праздники. Джулианна была правильно воспитана, но в последний год ее словно что-то одолевало. Возможно, это просто возрастное. Но она молилась. Каждую ночь перед сном она молила Бога уберечь ее от греха. Но он не слышал ее.

Когда это не помогло, она решила поговорить со священником — отцом Лэнгстоном Салливаном. Джулианна не знала точно, что это такое, но при виде него то место между ее ног, которое кровоточило каждый месяц или около того, начинало гореть и пульсировать, когда она, стоя в церкви каждое воскресенье, слушала его глубокий голос, разъясняющий Святое Писание. Она представляла себя Евой, а его Адамом, и ничего не могла с этим поделать. Ее сердце начинало гулко биться в груди, когда она представляла себе его неприкрытую страсть. Она была грешницей. Он — святым. Ей нужно было избавиться от этих мыслей, постоянно вторгавшихся в ее сознание. Мыслей, которых она не понимала.

О сексе она узнала в своей закрытой школе несколько лет тому назад. Единственное, что она усвоила — это акт, который совершается мужем и женой, если нужно зачать ребенка. Но ничего не говорилось о тех чувствах, которые она испытывала. Джулианна пришла к выводу, что она не такая, как все. А быть другой не всегда хорошо.

Она не была ни Евой, ни Адамом. Она была запретным яблоком, которое люди никогда не смогут понять. Вкусный фрукт, полный обещаний и умоляющий, чтобы его попробовали.

В буквальном смысле.

Джулианна часто разглядывала отца Салливана. Его прекрасной формы полные розовые губы. Его кадык, идеально двигающийся вверх-вниз, когда у него пересыхало во рту, и он сглатывал, произнося проповеди. Ей было интересно, каким окажется его тело без этого строгого черного облачения. Вглядываясь в его чисто выбритое лицо, Джулианна была уверена, что ей суждено гореть в Аду. Она была рождена, чтобы дать начало чему-то ужасному. Сдерживать эти чувства становилось все труднее, и ей необходимо было поскорее избавиться от них, пока они совсем не вышли из-под контроля. Чем дольше она смотрела на священника, тем сильнее становилась пульсация между ног, пока не превратилась во влажность, похожую на месячные. Но, зайдя в ванную проверить, Джулианна обнаружила, что ее белые хлопковые трусики были пропитаны вовсе не кровью, а какой-то прозрачной жидкостью.

Ей нужно исповедаться. Освободиться. Поэтому она обратилась к отцу Салливану сразу после службы в среду и попросила исповедовать ее лично. Родители очень гордились тем, что она уделяла время очищению от грехов.

Джулианна решила так: она расскажет ему о тех своих чувствах, в которых пыталась разобраться и от которых пока не могла избавиться, и попросит прощения, потому что в глубине души понимала, что чувства эти неправильные. Но, находясь рядом с ним во время мессы, она слушала его придыхание и поняла, что не может сосредоточиться. Для ее стойкости это слишком сильное испытание. Служба закончилась, отец Салливан отпустил прихожан, и Джулианна, пройдя с крестом в руках вслед за ним по застеленному красным ковром проходу, наконец, добралась до своей комнаты, чтобы снять облачение алтарницы. Еще недавно шумная церковь опустела, и даже второй помощник отца Салливана — мальчик-алтарник, который вот уже несколько месяцев не сводил с нее глаз, — тоже ушел.

— Джулианна, ты готова к исповеди? — раздался за дверью голос отца Салливана.

— Да, святой отец. Я сейчас подойду, — ответила Джулианна, расправляя плиссированную юбку и застегивая верхнюю пуговицу белой блузки. Хотя внутренний голос подсказывал ей расстегнуть ее и оставить небольшое декольте, давая понять отцу Салливану: ей есть, что ему предложить. Она услышала звук его шагов, отражающихся от деревянного пола. Он шел в сторону исповедальни. Джулианна с трудом сглотнула, сердце неистово затрепетало, словно бабочка, жаждущая нектара, до которого оставалось рукой подать. И ей ничего больше не надо, кроме горькой сладости этого заблуждения.

Быстрыми и легкими шагами она ступала по деревянному полу опустевшей церкви. Такая невинная. Такая грациозная. Уже почти испорченная…

Джулианна вошла в кабинку для исповеди и села на скамейку, понимая, что стоять голыми коленями на полу будет больно и некомфортно, и тогда она вряд ли сможет рассказать отцу Салливану о том, что на самом деле чувствует.

— Благословите меня, святой отец, ибо я согрешила. С момента моей последней исповеди прошло две недели… — ее голос затих, слова застряли в горле. Она уже подумывала уйти, сомневаясь в том, что у нее хватит мужества рассказать обо всех развратных мыслях и порочных фантазиях, возникающих в ее голове. Ее разум должен был оставаться чистым и невинным. Она не понимала, откуда все это берется.

— Расскажи мне о своих грехах, и я выберу для тебя епитимью.

От голоса отца Салливана ее тело задрожало. Его звук, словно самая желанная мелодия, вызвал в ней сладкий трепет ожидания. Между ног все стало влажным, и Джулианна попыталась сжать бедра, чтобы избавиться от этого, но влажность только усилилась. Она попыталась посмотреть сквозь окошко, чтобы увидеть его лицо — такое прекрасное и непорочное — но плотная вуаль не позволяла разглядеть его черты. Джулианна скрестила ноги, и тихий стон слетел с ее губ. Она не могла понять, что происходит с ее телом.

— Джулианна, ты в порядке?

Она словно онемела. Возбуждение лишило ее дара речи и поглотило разум, но ведь она всего лишь девушка… девушка, ведомая недавно открывшейся похотью.

— Джулианна? — снова спросил отец Салливан.

Сердце колотилось с такой скоростью, что его удары не поддавались счету. Тело начало покрываться испариной. Ее рот раскрылся от страстного желания чего-то, но чего именно — она не могла понять. Тело словно действовало самостоятельно, подчиняясь своим желаниям и потребностям.

— Я… я… не… не в порядке, — пробормотала она.

— Ты всегда можешь рассказать мне, Джулианна.

Звук его голоса оказался последней каплей. Она вскочила и, в спешке выбегая из исповедальни, споткнулась о собственные ноги. Джулианна упала лицом вниз, разбив губу. Слезы наполнили ее глаза, вытеснив из них похоть. Дверь второй кабинки распахнулась, и отец Салливан стремительно направился в ее сторону. Джулианна свернулась в позу зародыша, всей душой желая оказаться там, где он не смог бы так влиять на нее. Там, где ее тело не будет затягивать в водоворот необъяснимых чувств. Там, где она не будет ощущать себя грязной и бесстыдной.

— Джулианна. Нет такого греха, которого Бог не простил бы… — сказал отец Салливан, протягивая ей свою руку, чтобы помочь подняться.