Бермудский Треугольник (СИ) - Казанцев Геннадий Николаевич - Страница 48

— Как у Ленина?

— Прекрати ёрничать, марш в ванну!

Пристыженный Герман, включив воду и, снимая офицерские кальсоны, с прискорбием размышлял о том, что даже в свои тридцать лет не может вспомнить ничего, чем мог бы по-настоящему гордиться.

Приведя себя в порядок, Поскотин появился на кухне, где сестра разогревала ему ужин. «Перекусишь — пойдёшь к гостям! У нас сегодня вся элита Москвы собралась, — похвасталась хозяйка, — а пока, Малыш, прочти автореферат моей кандидатской». Герман принял тоненькую брошюру. «Гражданская война в Королевстве Камбоджа — как фактор обострения политической обстановки в государстве Монако» с благоговением прочёл он заголовок. На кухню вошёл Аркадий, муж Ирины.

— Ну-с, молодой человек, — прервал он осмотр научной статьи, — что читаем?

— Да вот, — гость доверчиво протянул ему реферат.

— Полноте, Герман Николаевич, это же диссертация. Их никто и никогда не читает… Да и что в этом княжестве может быть интересным? Лакированная скука в европейском напёрстке.

— Понятно, — радостно согласился гость, избавленный от необходимости вникать в бурную политическую жизнь Монако.

— Хотя, занятное, конечно, государство…, однако ж на любителя. А вот Княжество Лихтенштейн пофактурней будет, — мечтательно произнёс хозяин гостеприимной квартиры. — Бывал там однажды…

— Как это? — удивился Герман.

— Проездом… На пару деньков… С тамошними коммунистами общался.

— Ничего не понимаю, — обескуражено произнёс гость. — Какие коммунисты? А как же «Круглый стол»?

— «Круглый стол» был в Испании за год до этого…

— Да нет же — В Англии, куда наведывался славный рыцарь Лихтенштейн.

Настал черёд удивиться хозяину дома.

— Какой рыцарь? К кому он наведывался?

— Известно к кому — к королю Артуру, председателю «Круглого стола»! — блуждая в потёмках европейского исторического эпоса, неуверенно ответил Герман, — по нему ещё Вагнер «Тангейзера» сочинил!

Грянули раскаты смеха, под которые хозяйский мастиф, роняя слюну, стянул жареную курицу, разогретую для гостя. Герман испытал очередной конфуз, но быстро пришёл в себя. Аркадий легко закачал недостающую информацию в его голову, которая в тот момент была занята поглощением ужина.

Ирин муж, как и положено у позднесоветской интеллигенции, был у сестры третьим по счету. Первый, с которым она познакомилась, будучи студенткой Щукинского театрального училища, окончив его, стал озвучивать злодеев в передаче «Театр у микрофона», второй, — работал программистом в Центре управления космическими полётами в Подлипках. Последним и наиболее удачным её приобретением стал Аркадий — сын работников Коминтерна, бывший разведчик, а ныне — теоретик рабочего движения. Сама Ирина, так и не окончив «Щуку», где, по её словам вся интрига учебного процесса вертелась исключительно вокруг интимных мест студенток, поступила на «исторический» в МГУ. В МГУ же подготовила диссертацию, а на защите познакомилась с моложавым профессором Аркадием. Роман был пылким и драматичным. Забытый муж с космическим уклоном, едва справившись с болью утраты страной приоритета в освоении Луны, с потерей жены никак не хотел мириться. Подкараулив профессора у подъезда собственного дома, он замахнулся на него разводным ключом и уже вскоре ехал в карете скорой помощи с черепно-мозговой травмой. Аркадий был заядлым спортсменом, специалистом по рукопашному бою и необычайно романтичным человеком. Он свято верил в Коммунизм и несколько раз на пальцах объяснял Герману его неоспоримое преимущество перед капитализмом.

Чуть ли не каждый выходной в квартиру далеко не молодой четы слетался цвет столичной номенклатуры: генералы разведки, сыновья и дочери героев революции, редакторы политических изданий, а также известные представители богемы из числа творческой интеллигенции. Галдёж стоял невообразимый. Складывалось впечатление, что в этой трёхкомнатной квартире собрались легкомысленные заговорщики, или, в крайнем случае, матёрые диссиденты, а не элита советского общества. Наибольшая фронда исходила от женщин. Именно их услышал Поскотин, когда входил в гостиную.

«…милочка, Андропов — еврей! Это я вам говорю, не верите — спросите Адольфа Шаевича… Не знаете такого? Только Адольфа Гитлера?.. Помилуйте, вы же интеллигентная женщина!.. Какой смысл Андропову стрелять в Цвигуна?.. Из оптической винтовки? Но это же бред!.. А про Тарковского слышали? Ну вот, не угодно ли! Остаётся во Франции! Как не может быть? Закончит „Ностальгию“ и запросит политического убежища! Я вам говорю… И вы им верите?! Высоцкого убили агенты КГБ! Мой муж Чазова третьего дня за коньяком пытал. И вторую не допили, как тот раскололся, мол самолично насчитал у Володеньки семь ножевых ранений! Из них — три колотых!.. И не смешите меня вашей Вангой! Какая провидица? Та же шарлатанка, что был и наш Вольф Мессинг. Кстати, вы знаете, кто его убил? Так я вам скажу…»

Аркадий, обходя с бокалом кьянти распалившихся гостей, только тихо вздыхал и, отставив итальянское вино, присаживался к мужской компании единомышленников. В ней пили скотч-виски или кукурузный бурбон, но каждый раз заканчивали водкой.

Ирина, ведя за руку брата, быстро представила его гостям, после чего усадила за стол к мужчинам. По правую руку от него сидел главный редактор журнала «Ленинец» Ричард Костомаров, по левую — сын крупного партийного и советского лидера, Арсен Галустян, напротив — никогда не хмелеющий генерал разведки Николай Приоров. Сестра вручила брату широкий бокал, плеснула в него что-то, напоминающее самогон, настоянный на испитом чае, и доверху набросала кубиков льда. Германа передёрнуло. Некоторое время «избранные» косились на пришельца, но вскоре забыли о нём и вернулись к прерванному спору. «Пришелец» с наслаждением грыз лёд, стараясь не пропустить ни одного слова.

— … отец трижды звонил х-х-Хозяину, — заикаясь от волнения, рассказывал Галустян. — Уже бомбили Львов, Брест, Гродно, а Сталин словно растворился…

— Брешет твой папаша, — начинал хрипеть и кипятиться Ричард, — Они с Никитой первыми в штаны наложили, а Сталин все дни работал в кабинете. Почитай журнал приёмов, что вёл генерал Власик!

— Власик — мерзавец и пёс смердячий! — возмутился армянин. — Когда у Хозяина при входе сторожил, моего отца по часу мурыжил. Этого бульбаша слушать, — так покажется будто бы Грузин всю войну и выиграл! А он и армию развалил, и экономику чуть не загубил. Война на пороге, а этот недоучка чуть ли ни всех высших офицеров — под нож!

Теперь уже грыз лёд обиженный за кумира редактор журнала «Ленинец». Герман вертел головой, не зная кого поддержать. В разговор вступил генерал Приоров. Немного щурясь и, пряча за усмешкой свои эмоции, генерал с необычным для его сана птичьим голосом, вбросил неожиданный аргумент.

— Мало их, проходимцев, под нож пускал! Довоенные инспекции в приграничной полосе свидетельствовали о многочисленных фактах саботажа и даже диверсий! Немецкой агентурой были наводнены Западная Украина, Белоруссия.

— П-п-п-полноте! — вскипел Арсен, но захлебнулся в собственном клёкоте.

— Да уж, куда там «полноте», — и четверти не сказал, — перебил его генерал. — Скажите, как это мы умудрились сдать немцам крупнейшие военный склады под Львовом? А то, что рядом располагался штаб Власова, вам ни о чём не говорит?

Генерал тоже начал распаляться, взглядом призывая Ричарда Костомарова поддержать его точку зрения. Редактор никак не мог справиться с очками, которые только что лизнула хозяйская собака. Высокопоставленному разведчику поневоле пришлось противостоять доброму Арсену в одиночку. Арсен Галустян был действительно добрейшим и честнейшим человеком. Он мог излагать только то, что знал, читал или слышал и не терпел никакой отсебятины. Вся его огромная армянская семья был рождена и выпестована революцией. Его брат погиб на фронте. Второй испытывал новейшие самолёты, и лишь третий, презрев семейные традиции, предпочёл эстраду политике.

— Как Сталин мог загубить экономику, если в 1940-м году уровень производства превосходил…