Бермудский Треугольник (СИ) - Казанцев Геннадий Николаевич - Страница 50

После чая гости откланялись. Уже пятясь задом к открытой двери, Мочалин не переставал отвешивать комплименты молодой хозяйке, чопорно осыпая поцелуями её пальцы и тут же, слегка подавшись к Герману, напомнил: «Так завтра ждём тебя у Надюши… Ольга просила быть непременно…» «Угу», — буркнул Поскотин, запутавшийся в лабиринтах своих страстей.

В тёмной комнате где-то в недрах старой радиолы нудно гудел трансформатор. Герман лежал с открытыми глазами и отрешённо наблюдал за игрой отблесков уличного освещения на потолке. Рядом, уткнувшись в его подмышку, спала Татьяна. В голове морским приливом накатывал шум обычного после застолья приступа гипертонии. Терзаемый бессонницей, Поскотин мягко отстранился от жены и, повернувшись на бок, прикрыл голову подушкой. Сон все не шёл, а вставать не было сил. Внезапно он осознал, что супружеский долг его нисколько не тяготил. Размышляя над превратностями своих отношений с женщинами, Герман окончательно похоронил надежду заснуть. Страдалец нехотя встал, подошёл к приёмнику и вытащил вилку из розетки. Стало тихо. Скрипя половицами, он на цыпочках побрёл в кухню. «Борис, ты куда?» — сонно спросила жена. «Спи-спи! Я покурю и вернусь», — ответил муж. Чиркнула спичка. Огонь уже обжигал пальцы, когда сигарета упала на пол. «Чёрт!» — выругался похолодевший от внезапного прозрения супруг, тряся уязвлённой огнём рукой. «Значит, Борис… А что ты хотел?.. — начал он внутренний монолог. — Сам же удивлялся, откуда берётся столько неверных женщин? Да всё оттуда, — от верных мужей! И от неверных тоже…» Последняя мысль его окончательно расстроила. «Разбудить и спросить?.. Купить билет и без объяснений отправить домой… Холодно, так, отрешённо, и, чтобы сталь в глазах!.. А, может, просто набить морду?! Пойду, набью!».

— Ты что? — в полудрёме осведомилась Татьяна.

— Молчи, а то… — лихорадочно запуская под одеяло руки и шумно дыша, ответил Герман, — И не вздумай возражать!

— И не собираюсь… — с лёгким стоном ответила она.

«А кто такой Борис?» — послышался в темноте вопрос, когда перестали вибрировать пружины старого дивана. «Какой Борис? — Тот, которого ты звала, — Когда звала? — Сегодня ночью… — Так я же с тобой была!.. — Вот и я о том…» Вскипающий супруг с трудом перевёл дыхание и начал снова: «Кто такой Борис?! — Какой Борис?..» Поскотин вскочил и в раздражении вышел на кухню. Затянувшись сигаретой, он наконец почувствовал, что ему смертельно хочется спать.

Надсадный вой соковыжималки отозвался испуганным звоном стеклянных подвесок «хрустальной» люстры. Спасаясь от звука пикирующего бомбардировщика, Поскотин зарылся в подушки. Раздался треск разрываемой в клочья моркови. «Тань!.. Слышишь Тань! Выруби ты этот трактор! Я спать хочу!» Герман заткнул уши пальцами, ощущая, как шум, доносящийся из кухни, сливается с пульсирующим ритмом, рождающимся в глубине измученного бессонницей мозга. «Зайка! Иди к столу!» — пропела Татьяна. «Как же я ненавижу этот морковный сок! И этих „заек“, чёрт бы их всех подрал!» — пробурчал супруг, поднимаясь с дивана. Сдувая чахоточную пену с целебного напитка, он, превозмогая тошноту, выпил морковный сок.

— Заяц, а почему у нас так мало денег? — пропела жена, с видимым удовольствием поглощая напиток. — На серванте — пятьдесят, сорок — в портфеле, трёшка — в кармане и сто двадцать — между Ремарком и «Королевой Марго».

— Ёма-ё! — горестно возопил про себя Герман, — Даже заначку нашла!

— Что молчишь?

— Думаю, куда же я эти чёртовы деньги дел? Ах, да… Венику взаймы дал… У Шурика юбилей был… Цветы, если помнишь… Опять же «Рислинг»… Не забудь, тебе ежемесячно отсылал.

— И это с трёхста семидесяти четырех рублей?

— Каких рублей?

— Вот, смотри!

Татьяна сунула ему под нос партийный билет с отметкой об окладе денежного содержания.

— Давай, будем вести учёт!

— Давай… — покорно ответил супруг, костеря на чём свет стоит свою бестолковость.

Только после обеда Герман смог выйти на маршрут. От былого энтузиазма не осталось и следа. Он выложил из холщёвой сумки с Винни-Пухом компас, повертел в руках черепаховый футляр с биноклем, но, недолго подумав, вернул его на место. Потом, решительно избавился от фотоаппарата и курвиметра. Сегодня он решил проложить тропу между комиссионными и антикварными магазинами. Жена отсчитала ему четыре рубля и семьдесят пять копеек мелочью. «Проголодаешься, не ограничивай себя ни в чём!» — напутствовала она его, пряча в сумку бутерброды и термос с горячим кофе. «Хорошо, — буркнул супруг, — К вечеру не жди. После городских занятий поеду в Институт».

Природа, словно скорбела по его утраченной свободе. Позвякивая разведывательным реквизитом, Поскотин, подняв воротник, мрачно месил ногами талый снег. Поравнявшись с Тишинским рынком, он запустил трофейный хронограф, затем продолжил прерванный в прошлый раз маршрут. Однако уйти далеко ему было не суждено. На подходе к Белорусскому вокзалу, начинающий разведчик внезапно почувствовал голод и, не в силах его унять, зашёл в первую попавшуюся «Рюмочную». Отсчитав семь ступеней в полуподвальное помещение, он очутился в сумеречном мире, не имевшем никакой видимой связи с внешним. За стоячими круглыми столами праздные пролетарии пили сдобренный водкой «шмурдяк». В «красном» углу, сидя на стульях у приличного вида столов тройка МУРовцев, одетых в костюмы, вела задушевные беседы с приблатнёнными гражданами.

Неопрятного вида официантка недоверчиво покосилась на вошедшего, задержав взгляд на его номенклатурном «пирожке». Выслушав заказ, она небрежно плеснула в его стопку из общепитовской мензурки, после чего придвинула треснутое блюдце с двумя бутербродами. Организм Поскотина мгновенно откликнулся обильным слюноотделением. Не доходя до столика, он успел проглотить бутерброд с килькой и уже трепетал ноздрями, примеряясь к пахучей котлете на душистой корочке бородинского хлеба, когда его окликнули. Обернувшись на голос, он в полутьме питейного заведения увидел знакомые силуэты однокурсников, направляющихся к нему. «Гера, дорогой, а мы тебя из автобуса заметили», — сообщили приятели из солнечной Средней Азии. Таджик Дамир и туркмен Хайдар всем своим видом выражали радость от случайной встречи. «Поедем с нами, — предложили они. — Вахтанг просил, кого найдём, — везти в „Арагви“. Там наши из партнабора проводят совещание по распределению маршрутов». Поскотин двумя глотками опустошил содержимое стопки, на секунду прильнул носом к бутерброду с котлетой, после чего и торопливо запихал его в рот.

Толкая массивную входную дверь ресторана, Герман ощутил приятный тепловой удар проникающей в кровь казённой водки, который вкупе с чесночным послевкусием бутерброда с котлетой привёл его в состояние блаженства. Расставшись в гардеробе с верхней одеждой, холщёвой сумкой и номенклатурным «пирожком», Герман с друзьями окунулся в плюшевое великолепие московского ресторана. Одёрнув тяжёлую портьеру расположенного в глубине зала кабинета, трое опоздавших разведчиков могли лицезреть ожившую картину из учебника истории за седьмой класс. Словно повторяя рассадку персонажей полотна забытого художника под названием «Военный совет в Филях», в уютной полутьме вокруг стола, укрытым потёртой скатертью с гобеленом, шёлковыми кистями и бахромой, сидел будущий цвет разведывательного сообщества среднеазиатских и кавказских республик. Все участники «совета» изучали расстеленную на гобелене «Карту олимпийских объектов Москвы» и лишь грузин Вахтанг — меню, которое он, повернувшись вполоборота, самозабвенно озвучивал.

— Аджапсандали с мясом! — с вызовом произнёс бывший второй секретарь горкома Батуми, обозревая свой штаб поверх глянцевых страниц в переплёте из свиной кожи.

— …с картофельное пюре! — оторвавшись от карты, вставил слово первый секретать из Оша киргиз Жаркынбай.

— …и соусом из кураги и кизила — дополнил пожелания армянин Арсен.

Реплики друзей глубоко задели гордого грузина. В раздражении он бросил меню на стол.