Счастливчик (СИ) - Солодкова Татьяна Владимировна - Страница 56

Не могу определиться, чего мне хочется больше: закрыть лицо руками и притвориться мертвым или упасть перед окружающими на колени и просить прощения за придурства моей матери. С Изабеллой разговаривать в принципе бесполезно — ее ребенок ранен и должен лежать. А еще заткнуться, чтобы не мешать ей проявлять свою удушающую заботу.

Наконец, меня сгружают на кровать в моей комнате, и все, за исключением Изабеллы, выходят. Куда во время этой процессии потерялась Нина, честное слово, не знаю, но нужно будет еще раз попросить у нее прощения за этот цирк.

— Я распорядилась, сейчас тебе принесут ужин прямо сюда, — Изабелла садится на кровати рядом и тянется к моему лбу, очевидно, чтобы удостовериться, что у меня нет жара.

Отшатываюсь, смотрю предостерегающе.

— Это еще что за фокусы? — хмурится.

А я сейчас готов биться головой о спинку кровати. Неужели это не притворство, она правда не понимает?

Сцепляю зубы, выдыхаю.

— Со мной все хорошо, — уверяю. — Это всего лишь растяжение.

— Может быть, воды?

— Нет.

— Холодный компресс?

— Нет.

— Помочь тебе сходить в туалет?

— Нет.

Теперь Изабелла выглядит обиженной. Отворачивается, барабанит пальцами по своему бедру, о чем-то думает, но, слава богу, молчит.

— Нет, — вскакивает на ноги, — я так не могу. Немедленно позову сюда Джорджа.

— Кого? — уточняю, выходит жалобно.

— Наш врач, Джордж. Он прекрасный специалист. Пусть посмотрит, что тебе наделала та дамочка.

Аааааа.

— Не надо Джорджа, — прошу.

Но Изабелла и не думает слушать, она уже вызывает медика по коммуникатору.

— Джордж, привет… Что значит — занят? Бросай все немедленно…

Не выдерживаю, встаю и, прихрамывая, делаю к ней несколько шагов с намерением прекратить этот балаган.

— Ты же упадешь, — вскрикивает на высокой ноте и мчится меня подхватывать. Морщусь, но позволяю усадить меня обратно на кровать. — Ты в порядке? — вглядывается в мое лицо. — Может, воды?

Обреченно вздыхаю.

— Давай воды.

Что угодно, лишь бы "мамочка" успокоилась и ушла.

— Изабелла? Изабелла?.. — доносится из ее коммуникатора, и она раздраженно обрывает связь, так и не дав бедному Джорджу каких-либо объяснений.

Приносит воду, забираю стакан, пью до дна под пристальным взглядом.

Так, сейчас главное — поставить стакан на тумбочку, а не запустить им ей в голову. Крепче сжимаю его в пальцах.

Нельзя.

Бросаться.

Посудой.

— Что с тобой? — что-то читает в моем лице.

— Все хорошо, — повторяю. — Я в полном порядке, — делаю над собой усилие и ставлю-таки стакан на прикроватную тумбу. — Ты можешь идти, не нужно сидеть у моей постели.

Изабелла сжимает губы в прямую линию и так и стоит, возвышаясь надо мной, уходить не спешит.

— Что там произошло? — спрашивает затем.

Не понимаю.

— Где — там?

— Как случилось так, что ты поранился? Это Нина виновата?

— Господи, нет, — к черту, я больше не могу не орать. — Никто не виноват. Я оступился и упал. Виноват дурацкий булыжник.

Глаза Изабеллы превращаются в щелки. Мне уже страшно, что я такого сказал?

— Прикажу заняться территорией, — выдает она. — Ты прав, булыжники на дороге не дело.

Я прав? Это я предложил?

— Может, тогда асфальтом все тут закатаешь? Бетоном? Пластиком, в конце концов? Его тут с избытком.

Но Изабелла уже загорелась идеей, и ее не остановить.

— Ты меня слышишь? — повышаю голос. — Не нужно принимать меры. Со мной все в порядке. Я ломал кости, выворачивал суставы, выбивал зубы. Растяжение — это ерунда.

Она переводит на меня взгляд и осуждающе качает головой.

— Тебе вредно волноваться, — изрекает, — отдыхай. Позже поговорим, — делает шаг в мою сторону.

Кажется, вжимаю голову в плечи — если она решит поцеловать меня в лобик, я заору. Но Изабелла вовремя останавливается.

— Отдыхай, — повторяет строго. — Ужин скоро принесут, — и решительной походкой выходит из комнаты.

Теперь позволяю себе стукнуться головой о спинку кровати.

Заправляю постель, собираясь отправиться на завтрак. Вечером ужин мне принесла мать Нины, выглядела бледной и запуганной, в разговоры вступать не пыталась, только поставила поднос и ушла. Да и я после общения с Изабеллой не горел желанием с кем-либо беседовать.

Что с ней? За кого она меня принимает? Хотя о чем я? Изабелла относится так ко всем, ее главный жизненный принцип: существует одно единственное верное мнение, и это мнение принадлежит ей. Что при этом думают и чувствуют другие — мало что решающий фактор.

Быстрый стук, а затем дверь приоткрывается, и в комнату заглядывает Гай.

— Привет, — удивленно здороваюсь. Помнится, в прошлый раз он топтался под дверью, ожидая разрешения войти.

Мальчик заговорщически оглядывается в коридор и только потом входит, притворив за собой дверь.

— Привет, — запоздало здоровается. — Мама считает, ты при смерти.

Закатываю глаза.

— Она сильно преувеличивает.

— Ага, — понимающе кивает. — Есть у нее такая привычка. Так что если заболел, лежи, пей лекарства и не спорь.

Улыбаюсь, глядя на него. Из его уст строгость матери кажется вполне нормальной, ведь все дети не любят лечиться. Но только она забывает, что я-то давно не ребенок. Изабелла опоздала со своей заботой. Лет этак на семнадцать.

— Я подвернул ногу, — говорю.

Гай смотрит удивленно.

— И все? — не верит.

Развожу руками.

— И все.

— Тю, — теперь смотрит как на полного идиота. — Тогда ты дурак, что она об этом узнала. Я никогда не говорю ей о мелочах, иначе начинает носиться, будто мне оторвало ногу.

Смеюсь. В точку, именно так Изабелла вчера и носилась.

— И надолго она теперь зарядилась? — спрашиваю.

Дергает плечом.

— Смотря как с работой. Будет свободна — пиши пропало. Будет занята — отстанет быстро.

Нехорошо желать своей матери проблем на работе, но, кажется, это мое единственное спасение.

Гай, не ожидая приглашения, плюхается на край кровати, болтает ногами в воздухе.

— Ты не думай, — говорит неожиданно серьезно. — Мама хорошая. Она просто… — хмурится, пытаясь подобрать подходящее слово, но не преуспевает, — такая.

Хмыкаю.

— Уже не ревнуешь?

Мотает головой из стороны в сторону.

— Не-а. Мы с ней поговорили, все хорошо.

Удивленно приподнимаю брови. Ну надо же. Мнение младшего сына таки имеет для Изабеллы значение, и она снизошла с ним поговорить, а не отдать приказ.

Рад за Гая, не завидую и не ревную ни капли, хочу смотаться отсюда.

— Пошли, — тороплю, берясь за ручку двери, — уже почти восемь.

— Мама сказала, тебе принесут завтрак в постель, — предостерегающе напоминает мальчик. — Если мама сказала…

— Ты совершенно прав, — соглашаюсь. Чтобы ни было между мной и Изабеллой, в жизни не скажу о ней ничего плохого перед братом. — Поэтому нужно поторопиться, пока его не успели сюда доставить.

Гай предвкушающе щурится, впервые напоминая мне мимикой мать.

— Мама будет в бешенстве.

Нет, он ее определенно не боится. И это дает мне надежду, что есть в Изабелле что-то человеческое, чего я до сих пор не увидел.

— Я извинюсь, — обещаю.

Кажется, мой ответ его удовлетворяет. Гай спрыгивает на пол и спешит к двери.

— Тогда я вперед? — оборачивается ко мне. — А то мне влетит, что не сдал тебя.

Киваю.

— Заметано. Беги.

Он аккуратно приоткрывает дверь, выглядывает в коридор и, только убедившись, что на горизонте нет шпионов, быстро выходит в коридор. Заговорщик юный.

Но ведь если Изабелла сумела воспитать такого отличного мальчишку, значит, и в ней есть что-то хорошее?

Или мне просто хочется так думать?

Когда я вхожу в столовую, Гай уже сидит возле Изабеллы с таким видом, будто находится тут давным-давно. Даже изображает удивление при виде меня. Артист растет.