Счастливчик (СИ) - Солодкова Татьяна Владимировна - Страница 86

— Чего это к моим? — не могу перестать смеяться. — Пальцы мне, что ли, самому им ломать?

Вилли пожимает плечами.

— Можешь и сам попробовать. Подстрахую.

Помощник. Говорю же, вокруг одни самородки. Вот Вилли — и охранник, и подстраховщик, и пальцеломатель в одном лице.

— А что они мне соберут с поломанными пальцами? — спрашиваю уже серьезно.

Но у Вилли готов ответ и на это.

— Так мы у правшей — на левой…

— Угу, — продолжаю его мысль, — а у левшей — на правой, — ерошу волосы на затылке и все же оборачиваюсь: ну, точно, кто вообще решил устроить перерыв, кто занят самодеятельностью. — Эй, левши тут есть? — кричу.

Переглядываются, хмурятся, молчат.

— Раз нет левшей, значит, всем ломаем левые, — делает вывод Вилли, и, судя по выражению его лица, он готов сделать это прямо сейчас.

Черт, заманчиво.

— Ладно, Вил, спасибо за предложение, — благодарю, — но давай пока повременим, окей?

Охранник смеряет меня разочарованным взглядом.

— Ты слишком добрый, поэтому тебя не слушаются.

— А еще я слишком настойчивый, — уверяю. — Послушаются.

Вилли больше не возражает, отходит, отправляется делать обход.

— Что ему надо? — тут же интересуется Спик, самый старший из присланных механиков, обладатель трех дипломов и тридцатилетнего стажа работы. Спик — моя главная головная боль. — Ходит тут, зыркает. Только мешает.

— Да так, ерунда, — отмахиваюсь, сажусь на прежнее место, — решали, кому какие пальцы ломать.

— Это как? — вскидывается Тед.

Если опустить тот факт, что Тед — программер и поэтому может быть опасен, он тут один из самых нормальных.

— А вот так, — поднимаю руку и демонстративно шевелю пальцами. — Одно возражение — один палец, — загибаю большой, — еще возражение или сомнение в моей компетенции — второй, — сгибаю указательный. — Так понятнее? — любезно улыбаюсь.

Спик хмыкает, смеряет меня взглядом. Он стоит, а я сижу, поэтому смотрит свысока, как в прямом, так и в переносном смысле.

— Ты так шутишь, что ли?

Продолжаю улыбаться.

— Я-то шучу, — отвечаю. — А он, — киваю в ту сторону, в которую направился Вилли, — нет.

После этого число возражений значительно уменьшается.

— Как успехи? — уже привычно интересуется за ужином Изабелла. — Сколько роботов успели собрать?

— Полтора, — признаюсь и наблюдаю, как вытягивается ее лицо.

— Это плохо? — спрашивает Гай, следя за реакцией матери.

— М-м, — думаю как бы получше выразиться, — это не очень хорошо.

Изабелла откладывает вилку, подается вперед.

— Почему так долго? Их же десять человек. В чем проблема? Не умеют? Не слушаются? Поувольняем всех к чертовой матери, заменим, только скажи.

Ну, хоть не "поперестреляем", и на том спасибо.

— Нет проблемы, — заверяю. — Раскачиваемся. Скоро пойдет быстрее.

Изабелла внимательно вглядывается в мое лицо, пытаясь распознать ложь. Не вру, правда думаю, что со временем станет лучше. Например, сегодняшняя угроза Вилли однозначно пошла парням на пользу, и во второй половине дня все немного попритихли.

— Ладно, — видя мое спокойствие, Изабелла сдает назад. — Ты же знаешь, я тебе доверяю. И если ты говоришь, что все хорошо, значит, так оно и есть.

"Я тебе доверяю" она повторяет так часто, что создается впечатление, что это аутотренинг.

— Угу, — подтверждаю, прячусь за кружкой с чаем.

У меня нет ни малейшего желания вести долгие разговоры. За сегодня я столько наговорился, что молчание — то, что доктор прописал.

Но Изабелла очень любит беседовать за столом, так сказать, пользуется каждой минутой, проведенной вместе.

— Кстати, сегодня звонила госпожа Корденец, — сообщает она, помешивая ложечкой кофе.

Замечаю, как Гай морщится при этом имени. Значит, тоже имел счастье с ней познакомиться.

Приподнимаю брови, изображая интерес и поощряя Изабеллу продолжать.

— Ты ей очень понравился, — довольно улыбается и зачем-то повторяет: — Очень, — что-то подсказывает, что в данном случае речь не о моих талантах в технике. — Приглашала тебя в следующий раз составить мне компанию, когда поеду на встречу с руководством. Сказала, будет рада встретиться с тобой вновь.

Какая гостеприимная старушка.

— Я могу отказаться? — спрашиваю прямо.

Изабелла смотрит сначала удивленно, затем закатывает глаза.

— Господи, Алекс, не будь ребенком. Когда такие люди обращают на тебя внимание, нужно… — она замолкает, бросив взгляд на младшего сына.

Очень недальновидно.

— Что нужно? — тут же заинтересовывается Гай, как рыба, заглотившая наживку, сверкает глазищами.

Изабелла поджимает губы, понимая, что сболтнула лишнего.

— Нужно стараться им угодить, — отвечает через некоторое время, тщательно взвешивая слова, — тогда они будут благосклонны и не откажут, если ты обратишься к ним с просьбой.

— Как именно угодить? — не сдается Гай, и у меня создается впечатление, что он понял из этого разговора куда больше, чем должен был.

— По-разному, — отчеканивает Изабелла, при этом смотря исключительно на меня. Ну, нет уж, пусть сама угождает этой старушенции, хоть по-разному, хоть как угодно. — Ладно, закрыли тему, — сдается, понимая, что если продолжит, Гай снова забросает ее вопросами.

Когда она отводит взгляд, тайком подмигиваю брату, а он в ответ очень по-взрослому кивает. Спаситель мой.

Когда толкаю дверь, обнаруживаю, что в комнате горит свет — странно, сегодня Ди вернулась раньше меня.

Вхожу, осматриваюсь, но в помещении никого нет, вещи лежат на тех же местах, где я их оставил, когда направлялся в столовую. В ванной льется вода, но дверь приоткрыта. Еще странней.

Колеблюсь пару секунд, не хочу напугать. Что если девушка просто забыла запереться и решила принять душ, а тут я? Но неприятное предчувствие не покидает.

Осторожно подхожу к двери, стучу костяшками пальцев по гладкой серой поверхности.

— Ди, все нормально?

— Да. Ничего страшного, — раздается в ответ.

Вообще-то, я не спрашивал, насколько все страшно. Мне совсем не нравится, что происходит.

— Я могу войти?

Пауза, затем:

— Можешь. Это твоя комната.

В переводе на нормальный язык это означает: не нужно, но если решишь зайти, я не смогу тебя остановить? Так, что ли?

Ну, раз уж мне разрешили…

Распахиваю дверь. Ди стоит у раковины, кран открыт, в слив уходит розовая вода.

— Покажи, — выходит резче, чем следовало, но вид крови не добавляет мне спокойствия.

Дилайла закрывает кран и протягивает мне свою левую руку ладонью вверх. На среднем пальце длинный глубокий порез, из раны продолжает выступать кровь, несколько капель срывается на пол.

— Ничего страшного, — уверяет девушка, — порезалась на кухне.

Только кровь не останавливается, ага.

— Надо остановить кровь, потом обработать и перевязать, — говорю.

Ди морщится.

— Сначала надо было промыть. Нож был грязный, а Мила выгнала меня из кухни, чтобы кровь не попала в еду.

Беру с сушилки чистое белое полотенце, вручаю ей.

— На, зажми. А я схожу к Джорджу, возьму антисептик и материал для перевязки.

Ди берет полотенце, но говорит:

— Погоди, — едва я успеваю сделать шаг в сторону. Останавливаюсь, смотрю вопросительно. — Не нужно к Джорджу, — поясняет, — Нина уже ходила к нему. Он сказал, что, если мне что-то нужно, я должна прийти сама и попросить. Лично, — и это "лично" звучит так, что сразу ясно, что речь не о простом: "Джордж, дай, пожалуйста". Сжимаю зубы. — А я не пойду, — продолжает твердо, качает головой. — Так пройдет.

Ну, кровь она, допустим, остановит. А потом? Ничем не обработает и не закроет порез, а утром отправится обратно на кухню с открытой раной?

— Иди посиди, — говорю. — Я сам схожу.

— Он не даст, — возражает уверенно.

— Разберемся, — отзываюсь. Даст, не даст — пусть только попробует не дать.