Выбери любимый жанр

Зверь лютый. Книга 24. Гоньба (СИ) - Бирюк В. - Страница 3


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

3

«Знали бы вы из какого дерьма растут эти прекрасные розы!».

* * *

— Серп и молот — тайный знак обрезания

— Серп — понятно. А молот?

— Для наркоза.

* * *

Так, из рисунка угольком на доске, на которой кушанье подают, возник государственный символ, символ Всеволжска. «Чёрт на тарелке». Фигуру часто вышивали красным. По белому или чёрному полю. Чёрный — обычный цвет хоругвей Московских и Владимирских князей. У них — лик Спаса, у меня — «мир сберегаемый».

Отсутствие креста — успокаивало мусульман, отсутствие арабской вязи — христиан, абстрактность — сбивало с толку язычников. Изначальных враждебных ассоциаций — не возникало. Это вовсе не гарантировало миролюбия. Но позволяло хотя бы начать разговаривать.

Если же миролюбие не наступало — применяли соответствующие меры. Уважение к этому символу внушалась и поддерживалось… последовательно и неотвратимо.

Понятно, не за его художественную ценность.

Два символа — «сатана поверженный» и «листок рябиновый» сосуществовали долгое время. Новый флаг добавился на корабликах к прежнему «голубому перекрёстку после сильного обрезания», стал клеймом мастерских в приказах, поднимался на флагштоках над нашими телеграфными вышками, факториями, над погостами в глухих лесах и бойкими городками у рек. А «листок» оставался у нас, у Акима, Ольбега. В Переяславльский бой, например, я с двумя знамёнами ходил.

«И посреди вот этого разгула» — «радость нежданная»: пришёл очередной караван с Пердуновки.

И понеслось: людей — разместить, грузы — принять… Вот именно сейчас мне только этим…

Я уже объяснял: вотчина Акима продолжает функционировать. Народ оттуда перебирается на Стрелку. А там, в опустевшие «белые избы», приходят новосёлы. Которых «приводят в чувство», вбивают «культурную традицию». И отправляют ко мне.

Эти приходят с гонором: мы, де, не просто так, мы не побирашки нищие, мы — ого! — Пердуновские! Мы уже всё знаем-ведаем!

С одной стороны — правда. Вшивых — нет. С другой стороны… «всё» — сильное преувеличение.

Факеншит! Сейчас даже я сам не знаю всего, что тут делается!

К примеру, третьего дня Аггей повесил в церкви маятник Фуко.

— Да зачем оно тебе?! Не по уставу же!

— И не говори. Грехи мои тяжкие. Но… Наглядное выражение чуда господня. Само собой поворачивается. По воле Его! Знаш как поганых просвещает! Чуток поглядят — враз уверуют!

Аким, в порядке отдыха после очередной нашей с ним ругани, пошёл новосёлов встретить. Он же — вотчины владетель! Смерды его приехавши — надо глянуть, личико господское показать.

Слышу — разоряется:

— А…! Бл…! Кого привезли?! Кидай его в реку! Врун, болтун, язва ходячая! Топи его!

Мне интересно, пошёл глянуть.

Аким мужичка какого-то за шкирку ухватил и таскает. Не так, чтобы насмерть. Волю господскую являет. Чтобы помнили — у, собаки дикие, косорылые, сиволапые — кто над ними хозяин.

Пригляделся — Хотен.

Был у меня в Пердуновке такой… собеседник. Сплетник, выдумщик, сказочник… Стишки ругательные про боярина сочинял.

Поганенький, надо сказать, мужикашка. Была пара-тройка эпизодов, в которых он вёл себя… неправильно. Я уж и прирезать его собирался, да вот как-то не сложилось. А так-то нормальный поц. В смысле — уд. Э… русский смерд. «Оторви и выбрось» — в смысле: бобыль. Плотничали они со Звягой.

Звяга его в подмастерья брать не хочет — у них давние счёты. Хотен как-то над ним «восторжествовать» вздумал. В социальном смысле, а не так, как вы подумали. Но я настоял. Хотен, кажется, понял, что «ноныча — не как давеча». Вёл себя тихо, свар не устраивал, к Звяге подлизывался.

Через пару дней, когда «кавказский цирк» удалось-таки в Волгу выпихнуть… — они вдруг все жениться срочно захотели. Понимаю, сочувствую — подарки Урдур получил серьёзные. Но… И куда мне такое… родство? Со всей, извините за выражение, горной и подгорной Царазонтой, — заболтались мы как-то со Звягой. Тут он мне, с глазу на глаз, и выдал:

— Хотен… не… плотник он… так себе… дерево не любит… не… ты б его… эта… кудысь бы…

— Ну, знаешь! На погосты заслать? Хоть какой-то толк от него может быть? «Дерево не любит»… А чего он любит?! Канавы копать?!

— Ты… эта… не злись, не злись… не надо… Ты… эта… воевода… ну… ума у тя палата… вроде… А любит он… врать. Во! Точно! Я дело какое делаю, а этот-то над ухом — бла-бла-бла, бла-бла-бла. Без останову! И складно так! Я, давеча, аж заслушался. Во, руку попортил. Гладко так. Балаболит.

Вот был бы я нормальный святорусский боярин — ободрал бы болтуна плетями для вразумления да загнал бы дерева ронять. А я ж… этот… как же его… гумнонист и либераст. С толеристностью. «Всё что есть — можно есть». В смысле человеческих свойств.

Человек работает хорошо не тогда, когда ему платят, а когда он делает «своё» дело. А какое у Хотена «его» дело? Врать?

Вот был бы я нормальный святорусский… Я это уже говорил? — Так ведь правда же! — Ненормальный. Иггдрасилькнутый.

Знающий по человеческой истории и личному опыту, что враньё — это, конечно, грех тяжкий. Мне лично — вообще — богородицей заборонено.

А другим — нет. Я, конечно, обман, как явление при передаче информации, старательно изживаю. Вплоть до летальности. Но штука эта… эффективна. В некоторых условиях. А также — повсеместна и необходима. Для всякого живого существа. О чём я уже… А раз оно мне лично запрещено, то…

— Проходи, Хотен, присаживайся.

Мужичок — в испуге, шапку в руках мнёт, с ноги на ногу переминается, глазками бегает.

Сейчас попукивать начнёт. От полноты чувств и в порядке выражения почтения. Сидеть в присутствии владетеля… ни-ни! Так уж, ежели по особому высочайшему повелению, с третьего раза, на краешке скамейки…

— Сказывай. Как живёшь-можешь? Не обижает ли кто? Может, недостача в чём?

— Не-не-не! Всё хорошо! Твоей милостью-заботой-радением…! Распрекрасно! Благолепно! И… эта вот… душевно! Больше скажу — за. Эта вот… За-душевно. Как сыр в масле!

— Стало быть, ты житьём у меня доволен? А вот я тобой — нет.

— Как?! Что?! Клевета-поклёп-домыслы! Тую стамеску — не я сломал! Она и прежде сломанная была…!

— Помолчи. Плотник ты… не ахти. Можно, конечно, загнать тебя на Ватому. Руду с болота вынимать.

— Не-не-не! Христом-богом… истинный крест…!

— Помолчи! Однако ж есть у меня забота. К которой ты, может статься, годен.

Мужик вопиёт и стенает, сполз на колени, лупит лбом в мой ковёр (новый! самаркандский!), несёт околёсицу. Но слышит — вполне. Про заботу уловил — заткнулся. Подумал и обратно на лавку взгромоздился. Разместив свою задницу куда более устойчиво. Адаптивен?

— Ты, Хотен, по общему мнению, врун. Балабольщик, выдумщик, небылиц сочинитель.

— Врут они! Поклёп! Лжа!

— Цыц! Запоминай: мне чужая лжа — как дерьмо свежее на тарелке. Блевать тянет. Соврёшь мне — пойдёшь на Сухону комаров добывать. Пока шешнадцать пудов сушёных не добудешь — с тамошних болот не выпущу.

У мужика и рот нараспашку. Как-то идея промышленной заготовки комаров — для «Святой Руси» новизна невиданная. Для чего? — А фиг его знает. Я ещё не придумал.

Тут ему представились подробности реализации моей угрозы. И челюсти захлопнулись со стуком. Аж зубы заскрипели. Пока рот закрыт — врать трудно. Ещё, говорят, помогает натянуть презерватив на голову. Но у меня, пока, с резинотехническими изделиями…

— Забота у меня простая. Люди на Святой Руси про Всеволжск не знают. А то — знают выдумки ложные, кривды-неправды. От чего имею я немалые ущербы и негоразды. Вот задача тебе: придумать рассказ о городе моём. Чтобы человек прохожий мог такое, про между прочим, в кругу людей простых, на торгу ли, на перевозе, на паперти… в ином месте, где люд собирается… отбалаболить. И тем интерес и дружелюбность к Всеволжску — распространить. Понял?

3
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело