Маффин (ЛП) - "Mahsa" - Страница 66

— Или тебе не нравится цвет? — настойчиво спросил он.

Решив подшутить над злодеем, я кивнул. По мне задумчиво скользнул взгляд его серых глаз. Он не поверил, но, тихо вздохнув, отвернулся к холодильнику. Я наблюдал, как Эшер возится, передвигая что-то внутри, пока он не принёс бутылку с гренадином. На меня опять нахлынули воспоминания: Анна так же меняла вкус и цвет воды, чтобы я смог её выпить. Однажды Джейсон вылил в мой стакан пол-флакона ванильного экстракта, и Зак устроил ему неслабую взбучку, а потом ещё неделю грозно ворчал на сына.

Ух ты, казалось, что всё это было только вчера.

Опустив голову, я положил ладонь на шею и слегка помассировал выступающие позвонки. Воспоминания о прошлом не несли с собой ничего, кроме усталости. Я лёг грудью на стойку и склонился ещё ниже, с силой растирая занемевший затылок. Рядом чем-то позвякивал Эшер. Он открыл одну из бутылок и, придерживая её за горлышко, добавил в воду несколько капель гренадина.

— Почему ты так хочешь, чтобы я остался? — спросил я, едва шевеля пересохшими губами.

— С тобой весело, — улыбнувшись, ответил он. Ясно, так я был развлечением, чем–то вроде телевизора или книги, не больше. — Уверяю, я забочусь о тебе совершенно бескорыстно. Мне это просто нравится, — он подтолкнул воду ближе ко мне. — А теперь пей.

Вот придурок!

— А все эти… типа уроки? Они тоже ради веселья?

— Да.

— Знаешь, не обязательно каждый раз выставлять меня в этом деле полным лохом, — простонал я, глубже зарывшись в сложенные на стойке руки. — Хотя я не буду тебя за это винить.

— Неужели?

Улыбнувшись, я не смог отрицать очевидное и ответил:

— Ты прав, наверное, буду.

Нас накрыла напряжённая тишина. В ней таился опасный намёк на равноправие двух абсолютных противоположностей, которого не должно бы существовать. Мышкам никогда не договориться с кошками.

Испортив момент, я крепко схватил бутылку. Внутри, задерживаясь лужицами во вмятинах, оставленных пальцами на тонком пластике, плескалась подкрашенная вода. Эшер пристально наблюдал за тем, как я, опрокинув над горлом первую бутылку, осушил её большими глотками и, несколько раз довольно сопнув, с размаху треснул пустой тарой по стойке. Злодей тем временем принялся разводить сироп во второй бутылке.

Её я осилил с трудом: желудок раздулся и булькал, а мочевой пузырь готовился выставить мне длиннющий счёт. К тому же я, наконец, почувствовал запоздалую неловкость от того, что сидел полуголым перед человеком, на которого не так давно славно подрочил. Поэтому я сосредоточился на тиканье далёких часов, стараясь подстроить под него биение своего сердца.

— Пойду… переоденусь, — наконец тихо сказал я, сползая со стула. Эшер лишь коротко кивнул.

Я поднялся по лестнице в ту самую синюю комнату, где стоял шкаф с подходящей мне по размеру одеждой; не глядя, выхватил джинсы, рубашку, просторную толстовку и был таков. В комнате Эшера я бросил на пол грязную пижаму, спёр пузырёк с морфином, а затем спустился вниз и встал, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, у входной двери.

Эшер всё ещё был на кухне, в руке он держал фарфоровую чашку.

— Сядешь за руль «подшофе»? — спросил я.

— Это чай, — сказал он, наклоняя чашку, чтобы показать тёмную жидкость.

— Ну конечно, — усмехнулся я, цокнув языком.

Он с улыбкой покачал головой и, поставив чашку на стол, направился ко мне, по пути выуживая из кармана ключи. Я всё искал на позвякивающей связке такой же ключ, как у Алрика, а потом с удивлением понял, что Эшеру этот цилиндрик без надобности. У него есть своя, универсальная печать. Подтверждая мою догадку, он демонстративно провёл пальцем по пластине над ручкой. Мягко щёлкнул замок, открывая путь на свободу.

Однако, прежде чем я успел выскочить за дверь, Эшер приказал:

— Обуйся.

Я нахмурился, недовольный командным тоном, но, почувствовав дуновение холодного ветра, согласился, что это была не такая уж плохая идея. Справа от двери под антикварным журнальным столиком стояли мои зелёные «конверсы». Я сунул в них ноги и, опять забыв о шнурках, потопал на выход.

Несмотря на царящий снаружи холод, я чувствовал невероятное возбуждение. Губы сами собой растянулись в широкой улыбке, и я, забыв о боли, вприпрыжку сбежал по лестнице прочь от огромного дома к едва виднеющейся в наступающих сумерках дороге. Мимо прошагал Эшер, направляясь к стоянке слева от дома, где стояла большая тёмно-синяя машина, но я за ним не пошёл. Вырвавшись на свободу, я не хотел снова оказаться в клетке, поэтому быстрым шагом двинулся в сторону ворот.

Позади сыто рыкнул двигатель: машина сдала назад, громко зашуршав по цементу широкими колёсами.

— Боюсь, что пешком мы далеко не уйдём, — опустив передние окна, прокричал Эшер с водительской стороны.

Я сделал глубокий вдох, чтобы заткнуть истеричный голос, вопивший и близко не подходить к автомобилю. «Я смогу, да… я смогу» — словно заклинание крутилось в голове. Но вопреки ему, протянувшаяся к двери рука отчаянно задрожала.

Пальцы тряслись даже после того, как я, сев в авто, застегнул на себе ремень безопасности. На случай аварии я не опустил запирающую дверь кнопку и вжался в сидение, упёршись ногами в пол.

Машина тронулась с места, пустив содержимое желудка в пляс до самого горла. Чтобы отвлечься, я завёл разговор о первом, что попалось на глаза. Точнее — в уши.

— А ты в своём репертуаре, — простонал я сквозь льющуюся из динамиков мелодию. — Что это? Шопен?

— Почти угадал, — проворчал он, высовываясь в окно; длинные пальцы быстро пробежались по пульту и створки ворот мягко распахнулись. — Его ученик.

При звуке его бесцветного голоса, я внутренне затрясся от смеха и спросил:

— Карл Фильч?*

На спокойном лице мелькнуло удивление. В ответ на недоверчивый взгляд я сгорбился и отвёл глаза. О-ёй. Даже если Эшера мучило любопытство, то он ничем его не выдал и не задал ни единого вопроса. Фильч сменился Шопеном, Шопен — Бетховеном, а машина всё неслась на скорости восемьдесят миль в час по открытой всем ветрам дороге, ведущей к широкому шоссе. Элитный автомобиль тихо скрипнул, разгоняясь до ста десяти миль, но лишь стрелка на спидометре невесомо качнулась вправо.

— Давай помедленнее, — сдавленно прохрипел я.

— Успокойся. Ты в безопасности, — негромко отозвался Эшер.

Перед глазами красными розами расцвела тревога, вгоняя в избитый живот свои острые шипы. Намертво вцепившись в сидение, я зажмурился. Очередной приступ гипервентиляции был не за горами.

— СБАВЬ СКОРОСТЬ! — завизжал я.

Машину тряхнуло — сердце рванулось вверх, потащив за собою парящие словно в невесомости внутренности. Под оглушительный визг шин размытый пейзаж за окном постепенно начал обретать очертания: со ста десяти миль скорость упала до восьмидесяти, затем до шестидесяти и продолжала падать, пока стрелка спидометра не замерла на тридцати милях в час. В глаза бросился красный сигнал светофора, ставший, видимо, единственной причиной, по которой Эшер, в конце концов, притормозил. Высоко в горле с перебоями колотилось моё сердце.

— О… Бож… же, — выдохнул я.

Машина, продолжая движение, снова легонько качнулась, заставив меня испуганно всхлипнуть. По дороге нам встретились ещё несколько светофоров, и к тому времени, когда мы, наконец, пересекли городскую черту, солнце полностью скрылось за горизонтом.

Немного попетляв по улицам, Эшер подъехал к сверкающему огнями роскошному ресторану, у входа в который по стойке смирно стоял надутый швейцар в красной с иголочки ливрее. Распахивая перед нами двери, он бросил на меня внимательный взгляд. После детального осмотра лакей, по-видимому, счёл мой наряд неподобающим, потому что его кустистые брови сначала удивлённо взметнулись, а затем плотно сошлись на горбатой переносице. Заметив, что я крепко прижимаю руку ко рту, он торопливо отошёл с нашего пути.

Господи, нужно бежать отсюда. И чем скорее, тем лучше.

— Добрый вечер, мистер Пикетт, — неожиданно высоким голосом угодливо пропищал швейцар. Вместе с ключами от машины в обтянутую белой перчаткой руку скользнула двадцатка. — Я позабочусь о машине, сэр.