Женька и миллион забот (СИ) - Ворошилова Лариса Александровна - Страница 40

[2] «Опыт о критике» в переводе А.Л.Субботина

[3] Авторство неизвестно.

Женька и глянула. Однако то, что она там увидела, ее совершенно не обрадовало и не успокоило. Красивый помпезный особняк в зеркальце выглядел, по меньшей мере, устрашающе: серые стены, казалось, дрожали и колыхались, точно живые, деревья вокруг почему-то были не зеленые, а багрово-красные, точно на них пролили кровь, а крыша… крыша представлялась чем-то черным, как гигантский рой мух.

Женьку невольно передернуло.

— Что там? — поинтересовался Дима.

— Ничего хорошего, — проворчала художница, захлопывая пудреницу и поспешно пряча ее обратно в карман джинсов. — Опасно туда идти… вот что, — она глянула на нахохленного Кирюшку, который за все это время не произнес ни словечка. И она, как могла, пересказала все, что сумела разглядеть.

Анна Михайловна слушала внимательно, даже заставила повторить кое-какие детали, потом повернулась к ангелу:

— Ну, сирота, ты-то чего молчишь? Ты хоть объяснить-то нам можешь?

— Могу, — тяжело вздохнул ангел-хранитель. — Чернышей там много, так много, что мне одному с ними никак не справиться. И настроены они агрессивно, и управляет ими какой-то эгрегор… мощный эгрегор… тоже ангел-хранитель… только сильный… — в его голосе появились нотки истерики.

— Ну, ну! — строго осадила его Анна Михайловна. — Отставить панику!

Женьке тоже хоть немного стало легче. По крайней мере, командный голос у старушки был отработан отлично.

— В чем, собственно, проблема-то?

— Замышляют они там что-то нехорошее. Очень. Народу в доме много, — Кирюшка замолчал, закатывая глаза, — двадцать семь человек. И все вооружены. К разборке они готовятся. А мы здесь совсем некстати. Опасно.

— Разведка нужна, — заключила Анна Михайловна. — План такой, я проникаю на территорию врага и выведываю, что там происходит…

— Ну, уж нет! — с неожиданной решимостью перебил ее Дима. — На разведку пойду я. Я — все-таки мужчина. В конце концов, Генка — мой приятель…

— А я — его бабушка, — возразила Анна Михайловна. — Меня никто ни в чем не заподозрит. А с тобой разговаривать не станут. Поколотят… и все дела…

— А может… — начала было Женька, но ее никто не слушал.

— Анна Михайловна, да вы поймите, вам туда никак нельзя… если там и в самом деле опасно, то лучше уж вы бы посидели в машине… если что, вызвали бы милицию…

— А может… — снова начала Женька.

— Нет, уж лучше ты, Дима, посиди в машине. Меня они тронуть не посмеют… — последнее она произнесла с большой долей сомнения. — Если не полные подонки. К тому же у меня есть один козырь…

— А может… — в третий раз начала Женька, но тут, наконец, встрял ангел.

— Все замолчите, — рявкнул ангел, перекрывая общий шум. — Слушайте меня внимательно. Сейчас вы все втроем посидите в машине. Посидите и подождете, а я пока, ладно уж, так и быть, сбегаю на разведку. И пока я не вернусь, чтобы никто с места не двигался. Ясно?

И не дав никому опомниться, Кирюшка просто исчез.

Трое ведов не сговариваясь, молча переглянулись. Анна Михайловна хмыкнула, но комментировать не стала. Они знать не знали, что камеры наружного наблюдения, расположенные на нескольких деревьях рядом с развилкой, уже засекли потрепанный и облезлый москвич. И бдительная охрана взяла их на заметку.

***

Недавно оборудованный по последнему слову техники шикарный кабинет в пятьдесят квадратных метров с прекрасным компьютером, дорогим письменным столом, камином и мраморной полкой над ним, сейчас совершенно не радовал. Не радовала ни весна, ни птички за окном, а пасмурная погода и низкие тучи, готовые пролиться дождем соответствовали настроению. Герман Валентинович мерил великолепный ковер широкими шагами, расхаживая из угла в угол и нервно теребя двойной подбородок. В дверь робко постучали, он остановился, вскинулся:

— Какого черта? Кто там еще? — его когда-то красивое лицо давно оплыло и растолстело, Герман ни в чем не любил себе отказывать, особенно в выпивке и в еде.

Одна створка двери чуть приоткрылась, и в кабинет заглянула жена: невысокая, располневшая женщина с карими, коровьими глазами.

— Лапушка, может, перекусишь чего-нибудь? — просительно обратилась она к мужу. Но Муж явно был не в настроении:

— Пошла вон, дура! Дверь закрой с той стороны! Курица!

«Курица» торопливо прикрыла за собой створку, облегченно вздохнув, и на цыпочках бросилась прочь, подальше от греха. В таком состоянии его лучше не трогать. Хорошо ещё не швырнул в неё чем-нибудь тяжелым.

— Дрянь старая! — сцедил Герман, злым взглядом дырявя закрытую дверь.

Диана для него и в самом деле была старой дрянью, которая портит прелести жизни. Когда-то она ему даже нравилась, но теперь он без содрогания не мог вспомнить все эти сюсюканья, поцелуйчики и бесконечные объятия… а еще этот дурацкий вопрос: милый, о чем ты сейчас думаешь? Уж точно не о ней. Вероятно, ему давно следовало бы развестись, однако тесть еще имел связи, мог и пакость устроить. Но удерживало его совсем не это. В конце концов, и на старого маразматика нашлась бы управа. Просто Диана служила ему отличной ширмой. Герман любил девочек, особенно молоденьких, аппетитных, с круглыми попками и куриными мозгами. Из тех, кто читает только женские журналы о красоте и моде, и путают Ирак с Ираном, совсем как Джордж Буш-младший.

Пока у него печать в паспорте, романы на стороне его ни к чему не обязывали. Он мог сколько угодно жаловаться на свою жену, но вот развестись… Фига с два! Она терпела все его похождения, пьяные выходки, и даже к побоям относилась с некоторым философским смирением — бьет, значит любит. Герман и сам понимал, что среди своих любовниц вряд ли найдется хоть одна, которая стала бы все это сносить.

Выбирал он себе по большей части несостоявшихся топ-моделей или просто смазливых девочек, приехавших из сел и деревень покорять областной центр. На Москву у них денег не было. Эти простушки-красавицы спали с ним и мечтали: как бы отбить его у жены и затащить его в Загс. Обломись! Игра такая. Герман всем рассказывал слезливую историю о том, что жену давно не любит, однако бросить ее не может, поскольку у неё неизлечимое заболевание, жить ей осталось всего ничего, а бросать на произвол судьбы умирающую — последнее дело. Вот когда помрет… Сама того не ведая, Диана «помирала» уже лет десять. Узнала бы — очень удивилась.

К тому же, соберись он разводиться, возникли бы определенные проблемы. Ну, хотя бы потому, что большая часть бизнеса была записана на Диану. Юристы приносили ей на подпись бумаги, она подмахивала их, не глядя, а если что… ну, понятно. Герман, вроде как, и ни при чем. Кроме того, будучи тертым калачом, Герман прекрасно понимал, что ни одна из тех дур, с таким энтузиазмом прыгающих в его постель, в жены не годится. На старости лет лосем с развесистыми рогами ему становиться совсем не улыбалось. Да и внимания они все требовали, а ухаживать-то некогда. Все — дела, дела. Вот и сейчас, в праздничный день, он пытался решить проблему, с которой надлежало разобраться уже давным-давно.

Еще вчера днем он отправил этого младшего менеджера, это полное ничтожество… как его там? Хлопков что ли — встретиться с нужным человеком и передать кое-какие документы. Следом за ним отправил людей. Нужных людей. Двоих. Не поскупился. И на тебе — до места назначенной встречи этот кретин не доехал. Пропал, как сквозь землю провалился. Сам, как договаривались, не позвонил. Дальше — хуже. В пять утра Герман взял зазвонивший мобильник лишь затем, чтобы услышать об успешных результатах «операции», но два кретина наперебой принялись сумбурно и бестолково тарахтеть про какого-то бомжа, которого, просидев в засаде целую ночь, едва не замочили вместо младшего менеджера. Принялись ныть и жаловаться: мол, устали, всю ночь грязь месили, ноги отваливаются, не евши, не пивши, недоспавши… младший менеджер словно испарился… никто ничего не знает… никто его не видел, не слышал, не нюхал… одним словом, нет его, и все тут… да еще и машину пришлось бросить — в угоне она уже вторые сутки, глядишь, менты сцапают…