Женька и миллион забот (СИ) - Ворошилова Лариса Александровна - Страница 48

И все-таки вспомнил, где и когда видел эти большие карие глаза. Пятнадцать лет назад. В этой же самой библиотеке. Учился он тогда в университете, второе экономическое образование получал. А записался сюда потому, что информации и литературы катастрофически не хватало. Это теперь едва ли не в каждом доме — компьютер, интернет под рукой, качай — не хочу! А тогда, в книжных магазинах — только разносортица, хороших учебников днем с огнем не найдешь. Здесь он с этой Вероникой и встретился. Она ему тогда понравилась: толковая девушка. Правда, не красавица, ноги не от ушей, не блондинка, не топ-модель. А он как раз со своей очередной подружкой поругался, вот и завертелся роман.

Правда «романом» их короткие отношения назвать было трудно. Встречались редко: он работал, учился, целыми днями в разъездах, вечера — за учебниками; она — днем в библиотеке, вечерами подрабатывала переводчицей, кому контрольную сделать, кому — тесты написать, кого к экзаменам подготовить. Зато каждое свидание — событие. Обсуждали литературу, он читал наизусть Блока и Хайяма, она с упоением обсуждала Кафку и Трумэна Капоте. Он водил ее в рестораны, заваливал цветами, а она — девушка не его круга — стеснялась, неловко улыбалась и заверяла, что все это лишнее.

А через шесть месяц она вдруг сама позвонила ему и сказала, что очень благодарна ему за все, но лучше бы им теперь не встречаться, у нее жизнь кардинально изменилась, и пусть он на нее не обижается, поскольку он — перспективный и успешный бизнесмен, а кто она такая?

Но Костик обиделся. И звонить больше не стал. И даже не потому, что его задело это упоминание о разнице в положении, а скорее из-за неоправданных подозрений. Ну да, он уже тогда был известен в городе своими постоянными романами: частыми и непродолжительными. А Вероника — в возрасте, тут не до романов, тут бы хоть какой стабильности. Может, встретила того самого, единственного и любимого… ну, вероятно, не такого уж любимого, но зато надежного, и послала его — Костика Штуку — ко всем чертям. Женщины часто так делают: встречаются с двумя, чтобы, значит, был вариант. А уж если с тремя — так совсем хорошо.

Костику совсем не хотелось быть одним из вариантов.

Со временем обида, конечно, прошла. И теперь, на этом импровизированном банкете в его честь, он спокойно подошел к Веронике, стал расспрашивать о жизни, о делах. И вдруг оказалось, что никакого единственного и любимого нет, и никогда не было. А был и есть сын, которому вот уже четырнадцать. У Костика все внутри похолодело. Сдавив непослушными пальцами хрупкий фужер с шампанским, поинтересовался, словно бы в шутку: так, может, он и есть отец мальчика? Вероника спрятала взгляд и попросила не беспокоиться: им хорошо живется, родители помогают, она, как и раньше, подрабатывает, одним словом…

Ушел с того банкета Костик на ватных ногах, с тоскливой пустотой в груди. Всю ночь не спал, нарезал круги по кабинету, нервно курил сигареты одну за другой (вогнав все окружение в тихую панику и состояние близкое к предынфарктному). А на утро вызвал к себе Виктора Львовича, своего начальника службы безопасности, и всё ему выложил. Седовласый невозмутимо выслушал сердечные откровения начальника, похмурил брови и попросил не торопиться.

— То есть как: «не торопиться»? — не поверил собственным ушам Костик. — Пацан и так без отца четырнадцать лет живет.

— А если это ловушка? А если это не ваш сын? Если это происки конкурентов?

— Я Веронику знаю, она бы не стала лгать, — набычился Костик.

— Возможно, — кивнул Виктор Львович. — Могу даже предположить, что это правда. Но пара недель ничего не решит. А мы пока кое-что выясним. Сегодня я пришлю вам врача, будем устанавливать отцовство, — и начальник службы безопасности поднялся с кресла, захлопывая свой знаменитый блокнот в кожаном переплете.

— Думаю, это излишне. В отцовстве я уверен.

Виктор Львович остановился в дверях кабинета, обернулся, лицо было суровым:

— Или вы мне дадите исполнять мои обязанности, Константин Николаевич, или увольняйте.

Коротко и ясно. Больше разговоров не было. Дело обстряпали по-тихому. Под видом медосмотра в школе взяли образцы ДНК. Оказалось: да, сын. И только потом Костик позвонил Веронике, попросил встретиться. Свидание должно было пройти на «нейтральной территории», то есть в центральном парке, на лавочке под кленом. Костик ждал чего угодно: обвинений в свой адрес, претензий, ссоры… но все вышло совсем иначе.

— Знаешь, ты прости меня, — Вероника неловко улыбнулась. Она была одета простенько, но со вкусом. Длинные каштановые волосы забраны в хвост на затылке. Карие, глубоко посаженные глаза смотрели несколько виновато. Никакой косметики, никаких длинных ногтей, только слегка подкрашенные губы. Ладная фигурка, невзрачное на первый взгляд, личико, и только седые волоски на висках выдавали возраст. — Просто мне уже тогда тридцать два стукнуло, и все одна, одна… все как-то замуж не получалось выйти… а тут ты… ну, вот я и решила, если уж не суждено замужем побывать, то хоть ребенка рожу… — она нервно комкала платок, сидя на самом краешке скамейки, и Костик почему-то впервые в жизни почувствовал себя полным подонком, хотя ни в чем и не был виноват. — Я понимаю, это эгоизм. Нельзя ребенка рожать «для себя», у ребенка семья должна быть… Миша меня часто спрашивал, почему у него папы нет, а я отвечала, что папа у него есть, только он очень далеко и приехать не может… ну, сам понимаешь, вру… а потом спрашивать перестал, и…

— Почему раньше не сказала? Я бы обязательно помог, — Костик был хмур и деловит, как никогда. Старательные телохранители несли вахту в нескольких метрах, бдительно следя за редкими прохожими. В основном это были мамаши с колясками.

Вероника повела плечами, словно сбросив с них невидимую тяжесть:

— Не хотела. Ты ведь меня не просил этого ребенка рожать. Да и потом, нам хватает. Я подрабатываю, перевожу тексты, курсовые делаю, родители помогают… обходимся. Да и о какой помощи ты говоришь? Я тебе сама за Мишу благодарна… мне, кроме него в жизни больше ничего не нужно…

— Ну, хорошо, — Костик отбросил эмоции и заставил себя мыслить прагматично. — Отбирать у тебя сына я не собираюсь. Но он — мой ребенок. Имею я право принимать участие в его воспитании?

— Конечно, Костя, это твое право. Только… — она слегка замялась, — пожалуйста, подарками не балуй. Я знаю, ты — человек обеспеченный, но… Миша к этому не привык, да и не надо бы его... — Вероника замолчала, так и не закончив. И он понял: «покупать». — И еще, надо как-то объяснить, почему тебя не было целых четырнадцать лет…

Костик почувствовал, как гора сваливается с плеч:

— Ну, насчет этого можешь не беспокоиться. Найду выход.

И он нашел. Даром что ли заканчивал педагогический! История получилась такой душещипательной, что кабы сама Вероника не знала правды, разрыдалась бы горючими слезами. Было в ней все: и злые наветы соперницы, и конкуренты, и рэкетиры, и шантаж… Костик размахнулся не на шутку, сюжетец сочинил такой, что любой автор бразильских сериалов от зависти бы сдох.

Однако четырнадцатилетний пацан на эту откровенную муть не купился.

— Мам, чайку поставь, пожалуйста, — карие глаза — совсем как у Вероники — с недетской серьезностью воззрились на мать.

Вероника улыбнулась и удалилась на кухню, оставив сына с отцом. Она и сама понимала: двум мужчинам есть о чем поговорить.

Несколько секунд в комнате стояла тишина. Миша сидел в кресле напротив — серьезный и деловитый. Костик вглядывался в его лицо и видел себя в детстве, только в каком-то улучшенном варианте, а еще — прищур глаз, интонации, жесты, все напоминало отца. То есть Николая Егоровича.

— Слушай, — начал мальчишка, подняв карий взгляд на нежданного отца, — я тебе, конечно, за все это, — он мотнул головой в сторону многочисленных подарков, которые коробками громоздились едва ли не до потолка, — очень благодарен. Особенно за компьютер, но знаешь… ты только в голову не бери, ладно? Мало ли с кем чего не случается по молодости. Я все понимаю. За четырнадцать лет ты о ней уже, небось, забыл, а тут — на тебе, ребенок…