Женька и миллион забот (СИ) - Ворошилова Лариса Александровна - Страница 66

Магазинчик располагался в подвале жилого дома, ступеньки в него вели узкие и крутые, и пахло здесь плесенью и старой штукатуркой, которая перхотной пылью ссыпалась с потолка на бетонную лестницу. Ниночку сразу замутило, однако она, зажав нос и рот ладошкой, и стараясь дышать через раз, решила стоически перенести любые испытания, выпавшие на ее нелегкую женскую долю.

Они вошли в маленькое, тесное помещение, уставленное многочисленными книжными полками, проходы между которыми были такими узкими, что двум почитателям литературы и развернуться-то было негде.

— А, Зинаида Викторовна, добрый день, с праздником вас! — тут же поприветствовал их продавец и владелец магазина в одном лице.

— Ой, спасибо. И вас с праздником, — зарделась учительница, ощущая на себе восторженно-удивленный взгляд старого знакомого. Такими взглядами ее не баловали даже в молодости.

— Великолепно выглядите! Настоящая светская дама! Целую ваши ручки! — сухопарый старичок с лысиной, обрамленной пушистым венчиком седых волос, церемонно поклонился, прижимая правую руку к сердцу. Однако поцеловать ручку не потянулся.

— А это моя будущая невестка, — не к месту и не ко времени, окончательно смутившись, представила Зинаида Викторовна.

— Барышня! — еще один поклон. Однако ручки целовать не стал даже на словах. — Мои искренние поздравления! Чем обязан вашему посещению? Изволите что-нибудь выбрать для чтения?

— Да! — решительно выпалила Зинаида Викторовна. — Хочу сделать заказ, — она стрельнула взглядом на Ниночку, и той вдруг стало как-то неуютно. Она, конечно, предполагала, что Геночкина карточка сильно «похудеет» после их похода к Алене, но уж не предполагала что так сильно. А теперь она забеспокоилась, что заказ книг грозит оставить ее вообще без копейки.

— О, буду рад помочь. Что же вас интересует? — хозяин магазина взял ручку, приготовившись записывать.

— Итак, пишите… — с радостным энтузиазмом начала учительница.

Ниночка сразу поскучнела, через десять минут ей поплохело, а через пол часа она поняла, что зря позволила втравить себя в такую авантюру…

Список уже приближался к пятой странице, когда мелодичный колокольчик оповестил, что в магазин вошел еще один клиент. Зинаида Викторовна повернулась посмотреть просто так, ради любопытства и… обомлела. О таком счастье она и помыслить себе не могла. Перед ней стоял сам Николай Денисович Демидов — профессор словесности, преподаватель университета, написавший немало трудов и монографий по теории лингвистики. Она читала их все, даже несколько раз посещала его открытые лекции в университете. Но увидеть его вот так просто — в магазине. Без толпы студентов…

Нет, такой шанс она упустить просто не могла! Она бы потом до конца своих дней не простила себе. И если светила русской словесности не захочет с ней знакомиться, то уж без его автографа она отсюда точно не уйдет!

Через полчаса они все втроем выходили из магазина, беседуя, словно старые приятели. Ниночка брела позади, забытая всеми, а два знатока лингвистики спорили с немалым пылом, при этом Николай Денисович говорил скупо, емко и сдержанно, а вот Зинаида Викторовна распалилась не на шутку.

— Да ну нет! Нет! Ни в коем разе не соглашусь с вами. Да что же это за литература такая? Не литература это вовсе! Уж позвольте мне высказать свое мнение до конца. Литература предполагает богатство стилистических приемов, глубину раскрытия образов, детализацию… а в вашей фантастике где всё это? Где? Да ну нет, Николай Денисович, голубчик, фантастику читать все равно, что промокашку пережевывать…

— Нет, уж, позвольте с вами не согласиться, — седоволосый солидный профессор, одетый хоть и в старый, но все же с иголочки, костюм, пытался спорить деликатно, чтобы не дай бог не задеть чувства этой привлекательной и умной женщины. — Любая литература выполняет определенные функции, и в первую очередь поучительные. Не станете же вы утверждать, что вся литература только для того и пишется, чтоб показать красоты языка? Уж вам бы и в голову не пришло читать произведение изысканное и даже красивое, однако скучное по своей идеи, по сюжету и бедными характерами, похожими на картонку. Никакая красивость языка не оправдала бы существование такого сочинения. Да что же я вам доказываю? — воскликнул он, неожиданно останавливаясь.

Зинаида Викторовна тоже остановилась, а Ниночка, зазевавшись, налетела на будущую свекровь, отдавив ей пятки. Однако та даже внимания не обратила.

— Вы хоть Шекспира возьмите, хоть Толстого, хоть Достоевского, да пусть даже и Стейнбека — ведь в первую-то очередь идеи, милая Зинаида Викторовна, сюжет с его непростыми переплетениями параллельных повествований, со сложными и совершенно неоднозначными характерами. Верите ли, когда читал «Братьев Карамазовых», плакал. И ведь не только от того, что у Достоевского слог прекрасен, прост и емок, ведь сюжет, сюжет какой! Вы так про фантастику говорите, потому, как хорошей фантастики не читали… у нас теперь все больше хороших авторов молодых и талантливых появляется. И идеи отменные, и повествование размашистое, не мелочатся. Да и слог… ну, слог иногда оставляет желать лучшего, так ведь, что же вы хотите? Литературных факультетов у нас в стране мало. Русский язык в школах преподают скверно, а в университетах не на то упор делают… — он подхватил Зинаиду Викторовну под руку и повлек ее дальше по инерции, продолжая её убеждать. Она внимала, не отрывая восхищенного взгляда от этого седоволосого, умного мужчины. Ах, если бы только он встретился ей лет эдак двадцать назад! Верно, и вся жизнь ее тогда переменилась.

Ниночка, прижав ладошку к потолстевшему после сытного обеда животу, тащилась позади этой парочки и с тоской соображала: на сколько же затянется этот разговор и чем вообще грозит закончиться эта внезапная встреча?

Она знать не знала, что закончится это только часов эдак через пять, после таких жутких приключений, которые ей сроду переживать не доводилось.

— А вот скажите, бабушка…

— Экий внучёк нашелся! — ехидно отреагировала бабка, обращаясь даже не к нему, а к Анне Михайловне, которая лишь молча кивнула, отхлебывая душистый ромашковый чай. Пили по-старинке, по-купечески, из блюдец, вкусно примакивая в крепкий, терпкий чай большие куски колотого, серовато-желтого сахара. Золотисто-желтый липовый мед, прозрачный, точно слеза, разносил по дому летний аромат, от которого начинала кружиться голова, а перед глазами так и вставала картинка дивного луга с его веселым разнотравьем. — У меня таких внучков… вона, полна деревня! — пояснила знахарка. — Да и чего это ты ко мне во множественном числе обращаешься? Меня поди не полк, и даже не взвод какой. Одна я, как есть одна.

— Извините… а как же к вам обращаться?

— Агафья, — старуха пожала плечами.

— Я так понимаю, мы ауру видеть можем. И вы её видите…

— Вот, опять заладил, — прихлопнула бабка сухой ладонью по столу. — Уж который раз тебе говорю: не выкай ты мне.

— Хм… гм… Агаша, эту ауру все видеть могут?

— Ишь ты! Куды хватил. Да кабы все-то видели, может, не дурили бы люди друг друга, да не мошенничали, да не крали бы. Она же, всякая глупая, али какая другая поганая мыслишка, на ауре отражается, деформирует её. А после болеет человек. Иной раз си-ильно скручивает. Говорят, в прежние дни, до раздела-то, всякий увидеть мог. Потому люди чистые были, не лгали, не мошенничали. А теперь не видят.

— Но вы… ты же видишь? И мы видим.

— Так вы-то особенные. Кому попало портал не откроется. Это уж известно всякому. Абы кто-то через него не пройдет.

— Так мы в другой мир попали, да? — в голосе Димы прозвучало столько надежды, что кто бы другой так и не стал разочаровывать писателя с планеты Земля, но только не вредная старуха. Ей на его разочарования — тьфу да растереть!

— Экий ты прыткий, как я погляжу, касатик! Другой мир! — уж казалось бы, куда еще ехидней, ан нет! Старческий голос исходил таким сарказмом, что в пору со стыда сквозь пол провалиться. — Тебе до другого мира-то… — старуха открыла рот, но вдруг резко его запечатала сухой, костистой ладонью. — Не, не стану вслух говорить, а то еще чего доброго именно это с тобой и стрясется, — пояснила она, отрывая ладонь ото рта.