Женька и миллион забот (СИ) - Ворошилова Лариса Александровна - Страница 78

Диана бежала, не разбирая дороги, ей чудилось, будто этот замшелый дедок с палкой гонится за ней и вот-вот настигнет. А потом ударит ее по спине своим батогом… дальше воображение женщины, испорченной средствами массовой информации, рисовало такие кровавые и гадкие картинки, что даже рассказывать не хочется.

Впереди замаячил жуткий куст с синюшными листьями, Диана лишь успела разглядеть, что над ним вьется какой-то черный рой, больше ничего. В следующую секунду ее со всех сторон облепили мухи. Они жужжали, атаковали глаза, нос, рот, забивались в уши… словно камикадзе, втыкались в лоб…

Пытаясь отмахиваться, Диана крутилась, бестолково размахивала руками, пока не сообразила, что лучший способ избавиться от назойливых насекомых — бежать без оглядки, сломя голову, нестись, как сумасшедшая куда глаза глядят…

Но вот глаза-то как раз и не глядели, потому как мухи, точно вредители-диверсанты, в первую очередь сплошной массой облепили голову, норовя залезть в рот, нос и уши. Она не смогла даже позвать на помощь.

Не разбирая дороги, крепко зажмурившись, Диана неслась по лесу, спотыкаясь, оступаясь, натыкаясь то на ветки, то на стволы деревьев. Она не видела, да и не могла видеть, как прямо перед ней разверзлась бездонная черная ямища.

Она ухнула в эту яму, не успев даже вскрикнуть…

***

— Агашка! Агашка! — заполошно орал знакомый дедок в рыжей кепке, на полусогнутых несясь вдоль улицы. — Беда! Ох, беда!

Женька с Димой недоуменно переглянулись. Анна Михайловна нахмурилась. Кирюшка сидел, взгромоздившись пушистой попой на забор, и болтал лапами, точно его беда совсем не касается.

Знахарка, вышедшая за калитку к машине проводить случайных гостей, так и замерла, уперев кулаки в бока.

— Чего орешь-то? — совсем не ласково осведомилась она, когда дедок подбежал ближе.

— Ой, беда, Агашка! Тетёха какая-то в пруд свалилась! Да не наша тетёха-то! Не местная. Ихняя! — он ткнул скрюченным старческим пальцем в сторону пришлых.

Пришлые вновь переглянулись, озадаченно соображая, кто бы это мог быть.

— Тьфу! — смачно сплюнула на пыльную дорогу знахарка. — Вот же день! Ведь знала, что худо будет… ладно уж, идем!

Пошли всем квартетом, прихватив с собой для верности Кирюшку, как-никак а его рук дело: пруд над базарной площадью.

Конечно, Женька предполагала, что сие зрелище будет впечатляющим, но не думала, что до такой степени. Гигантская махина, вроде грязной, земляной чаши и впрямь висела над базарной площадью, закрывая собой весь обзор. Внизу уже собрался любопытный народ, раззявив рты, стояли любопытные, пришедши поглядеть: что же будет дальше. Уж больно день выдался урожайный на чудеса да зрелища. И даже сыплющаяся на головы землица да камешки не могли разогнать народ. Да и то: за год-то уж ко всему привыкли.

А зрелище заключалось в том, что высоко в уже совершенно темном небе, свешиваясь с края гигантской чаши, виднелась крохотная голова, чего-то скулящая неразборчиво. Членораздельно прорывалось только: «помогите!»

Знахарка уставилась на страдалицу:

— Эй, ты чьих будешь-то? Откель? Звать как?

— Господи, да снимите же меня как-нибудь отсюда! — возопил жалостливый голос с небес.

— Ясно. Покуда энту тетерю оттедова не снимем, — со знанием дела заключила Агафья, — николи от нее не добъесся.

— Ой! — на пару мгновений голова совсем пропала из поля зрения. Народ загомонил, оживленно обсуждая: сразу потопнет али ашшо побултыхается маленько. — Я плавать не умею!

В Женьке проснулось сочувствие. Она вдруг вспомнила, как еще вчера вечером сама чуть не утопла в мелкой речушке, где и воды-то было по колено.

— Агаша, ну сделайте же что-нибудь! Она же там захлебнется! Жалко! — воззвала она одновременно к совести и жалости.

Кирюшка захихикал, сидя на Женькином плече, но тут же словил затрещину от Анны Михайловны.

— Ты, ангел, или где? Летать умеешь? Крылья имеешь? Вот и давай, спасай, не сигать же ей оттудова.

Кирюшка сразу приуныл и попытался юркнуть за шиворот к Женьке, но был пойман бдительной рукой старой разведчицы. Агафья тоже встала на страже.

— Ах, ты пес приблудный! Натяпал дел, а как исправлять, так в кусты! — накинулась она на ангела.

— Кирьян, совесть имей! — тут же вставил веское слово Дима. — Давай, спасай женщину. Утонет ведь. А то никакой мужской дружбы, ты это учти…

— И я тебе еще добавлю, — многообещающе вставила художница.

Кирюшка тяжело вздохнул. Деваться некуда. Обложили, как волка красными флажками.

Он еще раз для убедительности тяжело вздохнул, изображая всемирную скорбь, а затем стартанул сразу с Женькиного плеча, на лету разворачивая крылья. Столб света ударил в небеса, ангел, распростерши исполинские белые крылья, воспарил над базарной площадью, снизойдя до несчастной.

— Прииди ко мне, дитя мое! — паря над площадью, на уровне злосчастного пруда, с которого так и сыпались комья земли, он протянул утопающей руки. — И спасись во имя Божье! Ибо сказано в писании: да не упадет и волоса с головы человека без соизволения Божья!

Дима со смеху давился, Анна Михайловна только хмурилась и осуждающе покачивала пламенно-рыжей головой. Женька скрипела зубами, мысленно обещая самой себе пообрывать паршивому ангелу не то что язык, но лапы, а заодно и голову.

— Вот ить баламут! — прокомментировала сцену спасения знахарка, бросив многозначительный взгляд на художницу.

— А я что? Я — ничего! — сразу же принялась защищаться та. — Я бы сама его за такой цирк придушила.

Дальше в небесах произошло нечто совсем уж непонятное. Ангел ухватил тетёху за руки и принялся тянуть к себе, а та кричала дурным голосом и упиралась всеми четырьмя. Народ загомонил еще больше, похоже, ставки начали делать: кто перетянет. Не перетянул никто. Просто женщина снова нырнула в воду, и Кирюшке пришлось последовать за ней.

Потом староста — дед Кирилл — и бабка Агафья пинками разгоняли народ, чтоб, значит, толпу не создавали. Напуганную вусмерть жертву несчастного случая доставили к знахарке на дом. Завернули в одеяло, дали валериановых капель и заставили рассказать все с самого начала.

Как вы уже догадались, это была Диана.

***

Диану отпаивали валерьяновым настоем и выслушивали долгий и подробный отчет обо всем, что стряслось в доме Конявина. Она много и часто пускала слезу, сморкалась в платочек, и от всего сказанного становилось легче на душе: впервые в жизни жене бизнесмена попались благодарные слушатели. Три женщины сердобольно посочувствовали, а молодой человек по имени Дима, даже обозвал Конявина мерзавцем.

— Да он просто самоутверждается за вас счет! Комплекс неполноценности преодолеть не в состоянии. Он сам — урод моральный! — заключил писатель.

— Вы думаете? — Диана, зажав нос платком, уставилась на молодого человека заплаканными глазами. — Он всегда такой уверенный, такой решительный…

— О, точно, первый признак комплекса неполноценности, — заверил со знанием дела Дима. — Такие люди вечно мнят себя пупом земли на ровном месте, будто вся Вселенная вокруг них только и вращается. А внутри гнильца. Ни таланта, ни ума, а самоутвердиться хочется, вот и колотят жен.

— Ну да, конечно, — ехидно заметила Женька, складывая губки бантиком. — С чего бы это Конявину вдруг страдать комплексом неполноценности? Он как-никак, бизнесмен. И дело у него, насколько можно судить, идет куда как успешно.

— Да разве не понятно? — удивился Дима. — Он на Диане женился только потому, что её отец ему помочь мог. Без его связей и влияния, Конявин бы ни черта не добился. Это же и ежу ясно.

— А она — не ёж, ей лично не ясно, — вставил вредный Кирюшка, взгромоздившись на верхнюю полку с посудой: подальше от скорой на расправу руки собственной патронируемой.

— А ну-ка ты, ангел! Захлопни рот, а то как сейчас… — Женька потрясла кулачком, но вспомнив, к чему привел недавний инцидент, торопливо спрятала руку за спину. — Поубивала бы всех мужиков, которые руки распускают! — тут же перешла к радикальным мерам Женька. — Нет, чтоб соседа поколотить. Так нет! Жену колотит. Ну конечно, женщины — существа слабые, сдачи не дадут!