Женька и миллион забот (СИ) - Ворошилова Лариса Александровна - Страница 84

— И не выкобенивайся, будешь вякать, зарою и не поморщусь. Все понял?

Конявин понял, согласился и даже заверил, что Костик Штука и ему самому — кость поперек горла, что и сам давным-давно мечтал с этим гадом разделаться, вот только не знал, как к этому делу подступиться, а вот теперь, когда сам Боря Буравчик со своими людьми… бла-бла-бла…

С перепугу Конявин гнал пургу не по делу, лишь бы задобрить Борю. Боря дела свои решал на раз: нет человека — нет проблем. И если только ему покажется, что Герман хоть где-то глубоко в душе имеет малейшие сомнения…

Буравчик прекратил этот словесный понос одним властным мановением толстой, как бревно, руки:

— Не трынди, Конявин. Давай адрес. Пока мои люди дело делают, мы тут перекантуемся, если что-нибудь пойдет не так, головой заплатишь. На, — он без сантиментов ткнул в пухлое лицо Конявина мобильником, — звони своим ублюдкам, пусть моих людей встретят и сделают все, как будет ведено.

Герман вздохнул и взял мобильник. А куда деваться?

Ферт нервничал и злился, но злился больше. Во-первых, не нравилось ему само задание. Не нравился дом, не нравились два этих хряка, которые сторожили пленников, не нравилось, что потом придется убить четырех человек, одна из которых — беременная женщина, слезливая и истеричная. Правда, вторую стерву было нисколько не жалко, вон: долбанула его костяшками пальцев прямо по переносице, теперь нос распух, глаза до кучи собрались, как у того петуха из «Куриного побега». А Прорва сидит с перевязанной рукой — укусила. Эта старая гадина дерется так, будто всю жизнь в спецназе служила. И если бы ни Гундос, саданувший ее в висок рукоятью пистолета, наверное, всех бы покалечила.

Нет, понятное дело, подыхать никому не охота, но все равно Ферт злился. Еще раздражало, что Прорва отправил двух своих подельников за выпивкой и девочками. Нет, это, само собой, не лишнее, особенно девочки, не известно ведь, сколько ждать придется: может, сутки, а может и неделю, это уж как выйдет… но Конявин строго настрого запретил устраивать бардак.

— Ну, чего уставился-то… ходи, давай! — прочавкал Прорва, запихивая в рот очередной увесистый кусок колбасы. Это тоже раздражало. Сколько же жрать можно? Уже полтора часа жрет — все никак остановиться не может! Впрочем, его потому Прорвой и кличут. Здоровый, пузатый, мордатый. Харя в прыщах и угрях. А своими сальными пальцами все карты заляпал, паразит!

— Чего ходи-то? — тут же взвинтился Ферт. — Мы в подкидного играем, вот вернутся пацаны, тогда и продолжим.

— Иди ты! Когда они еще вернутся, до города только сорок минут пилить… — Прорва едва успел прожевать один кусок и тут же запихнул в рот другой. — Они с мочалками приедут, не до карт будет…

— Конявин строго-настрого запретил…

— Да плевать я хотел на твоего Конявина! — слюнявые крошки так и летели изо рта Прорвы, глаза выпучил, побагровел. Ферт опасливо отодвинулся. Может, конечно, и не кинется, но связываться с этим пузаном очень уж не хотелось. У такого кулак — что твоя кувалда. Врежет: на всю жизнь инвалидностью осчастливит.

Ферт отложил карты и поднялся со стула:

— Надо бы этих козлов в подвале проведать. А вдруг подох кто, — с напускным равнодушием бросил он.

— Да какого хрена! Что им сделается? Сидят себе и сидят! Ходи давай! — Прорва начал заводиться, аж про колбасу забыл.

— А ты мной не командуй! — тут же взбеленился Ферт, чувствуя, как подкатывает злость. — Меня Конявин сюда прислал за делом присмотреть. Чтобы с этими уродами до поры до времени ничего не случилось. И чтобы все прошло гладко. И не ори на меня, понял! А то звякну шефу, он вам быстро мозги на место вставит…

— Да чо ты завелся-то? — Прорва аж жевать перестал. — Кто на тебя наезжает? Хочешь на козлов глянуть, ну так пойди, да глянь! Вот делов-то куча! Я – чо? Я — не чо! Делай, чо велено, без базаров! — он цапнул с тарелки очередную сосиску и целиком запихнул в рот.

Ферт поморщился. Тоскливо было как-то и неуютно. Он уже было развернулся, но в этот момент ослепительная вспышка хлестнула по глазам. Последнее, что успел увидеть Ферт перед смертью — несущийся навстречу здоровенный осколок стекла…

— Стоп! Стоп!

Ферт так и замер с разинутым от ужаса ртом.

Женька возмущенно воззрилась на ошарашенного Кирюшку.

— Мы так не договаривались! — категорично заявила обладательница ангела-хранителя. — Без смертей! Понял? И нечего делать глаза, как у бешеной селедки!

— Это у меня «как у бешеной селедки»? — от возмущения Кирюшка задохнулся. — Ну, знаешь…

— Нет, Кирьян, я тебе говорю, как мужчина мужчине, — спокойно вставил Дима, пытаясь не допустить очередной склоки. Эти двое обладали не слишком большим терпением и еще меньшей толерантностью по отношению друг к другу. Дай им волю, так ругались бы все двадцать четыре часа в сутки. — Давай и правда, без смертей. Во-первых, это как-то неэтично, во-вторых…

— Негигиенично, — вставила со знанием дела Анна Михайловна.

— А что, мне нравится! — неожиданно поддержал Кирюшку задорный Мишка. Встрепанный, с горящими глазами, он явно испытывал кайф уж от одного того, что приходится принимать участие в таких неординарных событиях. — Нечего людей похищать! — он был явно настроен радикально и на компромиссы идти не собирался.

— Миша, нет, — тихим, но достаточно строгим голосом осадил сына Константин. — А вдруг подвал заденет. Может кто-нибудь пострадать. Я этого не допущу.

— Там подвал бетонированный! — принялся орать Кирюшка. — Что им сделается? — но тут же схлопотал увесистый подзатыльник от Савелия и умолк.

— К тому же, как потом милиция будет вылавливать двух других? Ведь не докажешь, что они причастны к похищению, — вставил Виктор Львович.

— А милиция у нас на что? — вредничал Кирюшка. Уж больно ему нравилась сама идея — встряхнуть домик как следует, снести его с лица земли, не оставив даже следа. — Пусть работают, а мы им наводочку подкинем…

— На водочку? — переспросила Женька недоуменно.

— Да не на водочку, а наводочку…

— Нет, не годится. Придумай другой вариант. Нам они живыми нужны, как свидетели и соучастники. Особенно этот Ферт. Его лично Конявин послал. Значит, Ферт должен быть жив-здоров, и в приличной кондиции, — Виктор Львович сидел на принесенном стуле ровно, точно барышня-дворянка из Смольного.

Никогда раньше Константин Демидов не думал, что у него такой маленький кабинет. Раньше всегда места хватало, а сегодня — нет. Да и в самом деле: народу собралось изрядно — четверо приехавших, Геннадий, Виктор Львович, охранник (так, на всякий случай) и Миша.

Когда шеф службы безопасности привез сына, Костик забеспокоился, а вдруг эти двое как-нибудь неадекватно воспримут двух странных типов, в обнимку сидевших на письменном столе. Но все прошло гладко: Миша только глаза округлил:

— Ух ты! Классно! Это кто? Домовые? Целых два? — похоже, современные детки, начитавшись фантастики и фэнтези, не слишком пугливы. И слава Богу!

Но вот реакция Виктора Львовича удивила даже Костика. Едва переступив порог кабинета, он бросил взгляд на сладкую парочку, подошел вплотную к столу и поинтересовался:

— Локализованы? — оба сразу дружно закивали, с ужасом и нескрываемым пиететом вытаращившись на неожиданного гостя. Молча. Без вопросов. — Освидетельствование выездной Комиссии по делам ментализации проходили? — те снова дружно закивали, как-то очень нервно прижавшись друг к другу. — А допуск имеется?

Это походило на допрос. Удовлетворившись немыми ответами, Виктор Львович повернулся к Костику и доложил:

— Все в порядке, эти двое имеют право здесь присутствовать.

Демидов не знал, что и подумать. Он всегда полагал, что нечисть и прочая потусторонняя сила не подвластна человеческому разуму… или подвластна? Задумываться сейчас не было ни времени, ни желания.