Женька и миллион забот (СИ) - Ворошилова Лариса Александровна - Страница 86

— Имеется, — еще неуверенно пискнул домовой. — В коридоре, рядом с гостиной, где похитители сидят…

— Так, это хорошо, — Женька задумчиво потерла подбородок, в кабинете повисла тишина…

Спи моя радость, усни,

В доме погасли огни…

Вся компания обернулась, не сговариваясь. Диана сидела на полу, в углу кабинета, держа на руках травмированного Савелия. Тот, закрыв глаза, блаженно улыбался. Невольно оказавшись в центре внимания, Диана замолчала, оборвав колыбельную, и густо покраснела, точно маков цвет.

— М-да… так о чем я? — сбилась с мысли Женька. — Ах, да! Этих головорезов надо вырубить, потом отпереть подвал, выпустить заложников и…

— Да, но одна-то ты с такой задачей не справишься, — возразил Дима.

— Не справлюсь, — впервые в жизни охотно согласилась Женька. — А кого же я возьму с собой? — она повернулась к Костику Штуке. — Вы мне несколько человек сможете дать?

— Само собой, — деловито кивнул бизнесмен.

— И меня, меня возьмите! — тут же подскочил Миша. — Я каратэ изучал, я их всех уложу, как нечего делать… и… там моя мама.

— Не выйдет! — замогильным голосом обломил всех вредный Кирюшка. Он уже сидел, обнявшись с домовым, точно с лучшим другом. — Она только дуального может с собой перетащить. Или родственного.

— Кирьян, объясни толком, — потребовал Виктор Львович.

— Дуальный — Дима, а родственная — Анна Михайловна, — ангел пожал плечами.

— Так, и что теперь? Ничего себе, группа спецназа — писатель и старушка! — с некоторой долей сарказма выдавил Миша, но тут же поймал на себе укоризненный взгляд отца и умолк.

— Выбора все равно нет, — вставил Виктор Львович. — Необходимо действовать быстро, пока люди Буракова не подъехали. Иначе будет бойня. Бураков — не Конявин. Он сомневаться не станет. Поубивает всех, и правых, и виноватых. Поэтому действовать надо наверняка…

***

Макс Тыркин (да, да, бывают и такие фамилии) купил этот дом для своей невесты, с которой собирался обзавестись многочисленным семейством. Купил он дом на ворованные деньги, поскольку работать Макс не особо любил, а потому все больше воровал. Правда таким откровенно он свое занятие не называл, а называл это: «тырить». А тырить Макс любил. Очень. (Наверное, сказывалась фамилия). Если бы случай Тыркина рассматривал какой-нибудь психиатр, то наверняка бы принял бедолагу за клептомана, поскольку Макс тырил все: кирпичи, цемент, песок, керамзит, двери, старые рамы… даже шурупы, гайки, краны, и прочую дребедень, которую легко и свободно можно купить в любом магазине стройматериалов. Тырил книги, вещи, одежду, еду, даже корм для животных. Одним словом: «пришел, увидел, спёр». Тыркин был совершенно доволен жизнью и жалел только о том, что дом стырить нельзя. Не унесешь же его в кармане, в самом деле. И деньги Макса любили. Частенько сыпались к нему в карман сами собой. Вот и теперь: подвернулся левый заработок. А поскольку Макс не гнушался никакими деньгами, то с удовольствием отдал собственное жилище под временное убежище для похищенных. А что? Пара тысчонок обломится — и хорошо!

С людьми Конявина ему уже работать доводилось, а потому никаких особых сомнений не возникало. И уж тем более не думал и не гадал Макс, чем ему это «выгодное» дело обернется.

— Ну, чего уставился-то… ходи, давай! — прочавкал Прорва, запихивая в рот очередной увесистый кусок колбасы.

Господи, сколько же жрать можно? Уже полтора часа жрет — все никак не остановится! Вон какую морду наел, в три дня не обгадишь. Да еще своими сальными пальцами все карты заляпал, гад!

— Чего ходи-то? — тут же взвинтился Ферт. — Мы в подкидного играем, вот вернутся пацаны, тогда и продолжим.

— Иди ты! Когда они еще вернутся, до города только сорок минут пилить… — Прорва едва успел прожевать один кусок и тут же запихнул в рот другой. — Они с мочалками приедут, не до карт будет…

— Конявин строго настрого запретил…

— Да плевать я хотел на твоего Конявина! — слюнявые крошки так и летели изо рта Прорвы, глаза выпучил, побагровел. Ферт опасливо отодвинулся. Может, конечно, и не кинется, но связываться с этим пузаном очень уж не хотелось. У такого кулак — что твоя кувалда. Врежет: на всю жизнь инвалидностью осчастливит.

Ферт отложил карты и поднялся со стула:

— Надо бы этих козлов в подвале проведать. А вдруг подох кто, — с напускным равнодушием бросил он.

— Да какого хрена! Что им сделается? Сидят себе и сидят! Ходи давай! — Прорва начал заводиться, аж про колбасу забыл.

— А ты мной не командуй! — тут же взбеленился Ферт, чувствуя, как подкатывает злость. — Меня Конявин сюда прислал за делом присмотреть. Чтобы с этими уродами до поры до времени ничего не случилось. И чтобы все прошло гладко. И не ори на меня, понял! А то звякну шефу, он вам быстро мозги на место вставит…

— Да чо ты завелся-то? — Прорва аж жевать перестал. — Кто на тебя наезжает? Хочешь на козлов глянуть, ну так пойди, да глянь! Вот делов-то куча! Я – чо? Я — не чо! Делай, чо велено, без базаров! — он цапнул с тарелки последний кусок колбасы и целиком запихнул в рот.

Но тут сработал мобильник. Ферт вытащил его из кармана джинсовой куртки. Звонил шеф.

— Слушай внимательно. Сейчас приедут ребята Буравчика, прими их, как положено, они со Штукиными людьми сами разберутся. Всё понял?

— Всё, — упавшим голосом поддакнул Ферт.

Настроение упало ниже плинтуса. Черт. Так и чувствовал, что хорошим дело не кончится. Принимать участие в мокрухе не хотелось отчаянно, но не послушайся он сейчас Конявина, самого зароют живьем где-нибудь в лесу, подальше от дороги. Он и так первое задание запорол: пацана не взял. Вот шеф его сюда и отправил, что называется, оправдывать оказанное доверие, и если что-нибудь пойдет не так… Ферт об этом даже думать не хотел. Мало ему той телки сегодня утром, которая каким-то образом в кабинет забралась. Всех собак на него повесили, хотя вот он-то как раз был вообще не при чем: честно и добросовестно стоял у дверей и сторожил.

В душе поселилась кислая тоска.

Со стороны коридора, на втором этаже что-то отчетливо грохнуло.

— Слышь, пойди, глянь, чего там! — раскомандовался Прорва, прожевывая колбасу.

Ферт тяжело вздохнул, но пошел. Мелодичный дверной звонок возвестил о прибытии гостей уже в тот момент, когда он поднимался по лестнице. Возвращаться не хотелось. Пусть Прорва сам справляется. К черту.

Ферт вышел в коридор и внимательно его оглядел. Пусто. Только под зеркалом валяется пепельница. Пепельница? Она-то тут откуда?

Ферт подошел, наклонился и… удар тупым тяжелым предметом пришелся в аккурат по затылку. Горе-похититель даже не успел понять, что же на самом деле произошло, вырубившись в одно мгновенье.

А в этот самый момент Прорва, держа наготове пистолет, открывал дверь. На пороге стояла благообразная старушка с огненно-рыжими волосами.

— Чо надо? — ну, прямо — сама любезность, вот только разве не расшаркался.

Старушка заулыбалась еще шире, обнажая крепкую вставную челюсть (это Прорве попервоначалу так показалось).

— Здравствуй, сынок! Это дом восемьдесят третий?

— Ну? — Прорва был озадачен не на шутку. По его понятиям один вид пистолета в его руке должен был напугать бабку до смерти. Но, то ли старуха совсем маразматичка и ни черта не понимает, то ли подслеповата… одним словом, на оружие она даже внимания не обратила. Прорва спрятал пистолет обратно за пояс. Бояться старухи он считал ниже своего достоинства, да и что она, собственно, может с ним сделать, с бугаем-то этаким?

— Здесь мой троюродный племянник проживает, — сообщила неожиданно бабка, продолжая лучезарно улыбаться на всю улицу, аж светлее стало.

— Ну? — тупо повторил Прорва.

— Так я к Максимочке в гости приехала. Он, говорят, жениться собрался, вот и приехала перед смертью на счастье племянника глянуть.

— Ну? — Прорва своим объемистым животом надежно перекрывал дверной проем.