Отражение: Разбитое зеркало (СИ) - "Pale Fire" - Страница 44

— Ну, они хорошие такие мирные девочки, — объяснил Франсуа и допил перцовку. — С хорошим образованием, милые. А я кто?

— А ты летный инструктор в школе Барнса, наемник-ветеран и вообще мой любимый человек, что тебе еще нужно для счастья? — спросил Барнс. — Попроси принести себе бутылку этого пойла, чтобы не гонять девушку туда-сюда.

— Не, я чего-нибудь другого хочу, — Франсуа потыкал в клавиатуру на подлокотнике кресла и вызвал барное меню. Он долго его листал, рассматривал бутылки и наконец спросил: — Что посоветуешь?

— Смотря чего ты хочешь, — Барнс погладил его по бедру. — Если жахать залпом маленькие порции — то водку, граппу, текилу, шнапс. Если тянуть удовольствие — то коньяк, виски, абсент. Можешь взять шампанское и ужраться с двух бутылок, но пить будет очень приятно. Если хочешь сладкого — возьми амаретто, вермут или ликер, можно шоколадный. Странного — самбуку. Просто потягивать и не сильно улететь — вина.

— Абсент, — решил Франсуа. — Я о нем слышал, но никогда не пробовал.

— Неплохой выбор, — улыбнулся Барнс.

Пришла стюардесса, принесла поднос с бутылкой салатовой жидкости, две больших рюмки на короткой ножке, пиалу с кусковым сахаром, странным предметом, который Барнс обозвал ложкой, и спичками. Настоящими деревянными спичками.

— Спасибо, мы справимся сами, — заверил Барнс, отпустив стюардессу.

Франсуа смотрел на все это вытаращенными глазами.

— Баки, а сахар-то зачем? — спросил он. — И спички?

— Ща покажу, — отлепился от Франсуа Барнс, пересадил его на диванчик рядом со стеклянным столиком, куда переставил все это великолепие и принялся разливать абсент по рюмкам через сахар, который положил на те самые “ложки”, которые были больше похожи на фигурные сеточки с длинными ручками.

Разлив ярко-зеленую жидкость по рюмкам, наполнив их чуть более чем до половины, Барнс поджег спичку и подпалил оба кусочка сахара, лежащих на ложках.

— Теперь жди, пока растает, и можно пить, — сообщил он, как завороженный глядя на ровное пламя и капельки карамели, капающие в абсент.

— Охуеть! — высказался Франсуа. — Я и не знал, что это такое извращение! Но почему спички, почему не зажигалка?

— Это единственное, что тебя интересует? — спросил Барнс, подавая рюмку с полностью растаявшим сахаром, и беря свою.

Франсуа осторожно попробовал и застонал от наслаждения.

— Офигенно! — сказал он.

Барнс отпил из своей рюмки, смакуя этот одновременно горький и сладкий вкус, полынью оседающий на губах и, поставив рюмку на столик, потянулся к Франсуа, погладил ладонью по щеке и поцеловал, слизывая эту сладкую горечь, притягивая к себе, чтобы прижать, чтобы забыл обо всем на свете, выкинул все тревожащие мысли из головы.

Когда в аэропорту их встретил лимузин от гостиницы, Франсуа потерял дар речи. Он стоял, сжимая в руках свою фиолетовую «гагару» и смотрел на здоровенный перламутровый лимузин без колес, зависший над парковкой.

— Ты чего, малыш? — подтолкнул его Барнс к лимузину. — Это за нами.

— Лимузин!? — Франсуа развернулся к нему всем корпусом. — Какого хрена? Я что, суперзвезда?

— Если хочешь, то суперзвездой буду я, — миролюбиво сказал Барнс. — Просто к нашему номеру прилагается стандартный пакет услуг, и это одна из них. Пойдем.

— Стандартный?! — взвизгнул Франсуа. — Это что ж за номер-то такой?!

Подталкиваемый Барнсом, он сел в машину. Салон был обшит белой клонированной замшей, работал кондиционер, тихо играла какая-то скрипичная музыка.

— Было написано, что президентский люкс на пять комнат, — честно сказал Барнс. — Я, когда номер выбирал, решил его взять, потому что никогда не видел, какие они, эти люксы. Вот, решил сам посмотреть и тебе показать.

Барнс улыбался немного нервно, гладил Франсуа по бедру, а лимузин уносил их от аэропорта в город, на который можно было полюбоваться через наглухо тонированные стекла.

— Ты ебанутый, — честно сказал Франсуа. — Баки, ты на всю свою двухсотлетнюю голову ебанутый. На хуя нам пять комнат на двоих?

— Я хотел посмотреть президентский люкс, — просто ответил Барнс, совершенно себя при этом ебанутым не чувствуя. — А пять комнат… Будет где потрахаться.

— Главное чтоб не на люстре, — сказал Франсуа. — А то слышал я старый анекдот…

— Какой анекдот? — оживился Барнс, вытащил из бара бутылку шампанского и, открыв, выпил сразу половину.

— Продает француженка мебель скупщику… — начал Франсуа.

— А, да-да-да, — вспомнил этот анекдот Барнс. — Если захочешь, то можно и люстру опробовать.

Он во второй прием выпил всю бутылку шампанского и почувствовал себя слегка навеселе. Жаль, что это приятное ощущение легкости спадет не позже, чем через полчаса, а то и раньше.

— Я люблю тебя, малыш, — Барнс затянул Франсуа к себе на колени и впился в губы жадным поцелуем за пять минут до того, как они подъехали к отелю. — Пойдем заселяться.

Заселение прошло очень быстро. У Барнса просто отсканировали чип карты в телефоне и прибежавший носильщик забрал их вещи и провел в вип-лифт только для них.

В лифте стояла небольшая банкетка, обтянутая синей парчой, которой они не воспользовались. Они поднялись в пентхауз, и только сейчас стало понятно, что их номер — это весь этаж.

Оставив носильщику на чай, Барнс подхватил вещи, сцапал за руку Франсуа и затащил его в прихожую их номера, которая была как их гостиная дома. А гостиная как вообще весь дом. Интерьер был выполнен в пастельных тонах и обставлен легкой мебелью. Во всем превалировали нежные оттенки бежевого, немного серого и голубого.

За стеклянными раздвижными стенами был огромный, увитый зеленью балкон с бассейном.

— А тут прикольно, — констатировал Барнс, понимая, что этот навороченный люкс ему до фонаря. — Места полно. Я так люблю тебя, — он резко обернулся к Франсуа, скинув вещи на пол, и обнял, прижимая к себе. — Я люблю тебя. Я хочу тебя. И я хочу, чтобы этот отпуск тебе запомнился. Давай завалимся в местную ванну. Я уверен, она должна быть огромной.

— И будем трахаться в ванне? — подмигнул ему Франсуа.

— Да, начнем с нее, — уверенно сказал Барнс, вытащил из клапана рюкзака смазку и, подхватив Франсуа под задницу, усаживая себе на бедра, пошел искать ванную.

Франсуа, пока Баки искал ванную, щекотал его за бока.

— Да прекрати ты уже, мне не щекотно, — ржал Барнс, а потом наконец нашел нужную дверь, она была в спальне, стилизованная под стену, и не была бы открытой, Барнс бы долго еще искал, нося Франсуа по номеру.

— Бля! — сказал Франсуа, увидев прозрачных стеклянных дельфинов в натуральную величину, аквамариновые волны бортиков и прозрачный потолок.

— Какая есть, — улыбнулся Барнс и врубил воду, не выпуская из рук Франсуа, прижал его к себе крепко-крепко. — Я так люблю тебя… Черт, еще же надо раздеться.

Но не торопился выпускать свою добычу из руку, хотя в таком положении им однозначно будет тяжело избавляться от одежды, хотя и возможно.

— Я против купания в одежде! — заявил Франсуа. — Отпусти меня.

Барнс весело засмеялся, целуя его. Как же давно он не веселился на Гавайях подобным образом, запрещая себе такие развлечения. Но сейчас все казалось правильным и логичным, когда-то нужно было стряхнуть траур окончательно, полностью ожить, чтобы память не была камнем на шее, не дающим всплыть на поверхность.

— Раздевайся, — решил Барнс, не отпуская Франсуа. — Уж футболку ты снять способен.

— Ты не поверишь, — Франсуа принялся по-армейски быстро раздеваться, — но я способен даже снять штаны и разуться.

— Вперед, — разрешил Барнс. — Показывай свои навыки раздевания, сидя на руках.

— А ты показывай свои навыки удержания раздевающегося человека, — Франсуа завозился, расшнуровывая правый ботинок.

— Да я-то что? — Барнс крепко удерживал его, попутно лапая за задницу и пытался не бросить все нафиг и начать сдирать одежду с них самостоятельно. Проблема была в том, что он не помнил, взял ли с собой еще джинсы, или у него только те, в которых он приехал. Что из одежды взял с собой Франсуа, было для Барнса вообще загадкой.