Жмурки с любовью (СИ) - Герр Ольга - Страница 46
- Предыдущая
- 46/54
- Следующая
— Ничего он не сделал. Все было…, — она замялась, — обычно.
— Да уж, — хмыкнула Саби, — обычно. Я по твоему лицу вижу, как оно было. Ну да ладно, с этим покончено. О следователе можно забыть.
Марике стало грустно. Она совсем не хотела забывать о Дарквинне.
— У нас есть проблема серьезнее. Эльмидалу арестовали.
— За что? — тревога за знакомую мгновенно привела Марику в чувства.
— Да какая разница? — отмахнулась Саби. — Главное с ее помощью к наследнику не подобраться. К тому же на дворец совершили нападение, и теперь туда не пускают посторонних.
— Как быть?
— Есть у меня знакомый во дворце. Помнишь, он провел тебя в сад? Попробую через него. Если не выйдет, будем ждать. Рано или поздно осадное положение снимут.
— Ты о жандарме? Ты к нему собралась? — Марика только заметила, что Саби одета по парадному. — Во дворец?
Напарница кивнула, и Марика вздохнула с облегчением. Как хорошо, что Саби взяла дело в свои руки.
Едва она ушла, Марика наносила воды в дубовую ванную и с наслаждением погрузилась в нее. Кожу пощипывало от жара, словно тысячи маленьких иголок впивались в тело. Похожий эффект был у прикосновений Дарквинна. Марика сжала ноги и закусила губу, из горла вырвался хриплый стон. С ней творилось что-то невообразимое. Несколько часов не прошло с близости, а она уже мечтала о повторении, хотя раньше о мужчинах думать не могла. Впрочем, последнее изменилось не сильно. Мужчины по-прежнему были ей малоприятны. За исключением одного.
Она выбралась из ванной. Не так относятся к смертельно опасному врагу, ох не так. Но что делать, если сердце сладко замирает при мысли о нем?
Она едва накинула халат и промокнула волосы полотенцем, когда в дверь постучали. Марика выглянула в окно на втором этаже – у порога стоял герой ее грез собственной персоной. Под ложечкой засосало. Она боролась за то, чтобы выкинуть его образ из мыслей, так он явился во плоти.
Первым порывом было сделать вид, что никого нет дома. Но Дарквинн крайне не вовремя запрокинул голову и увидел ее в окне. Махнул рукой в знак приветствия и кивнул на дверь. Мол, открывай, я заждался. Делать нечего, она поплелась вниз.
Глава 30. Увольнение в запас
Тантала подала отцу желтую мантию, расшитую изображениями в виде кругов с лучами. Они символизировали солнце, а оно в свою очередь Великую Богиню.
— Позаботься о том, чтобы ее осудили, — сказала она.
— Для этого нужны неоспоримые доказательства.
— Они есть. Верда видела поцелуй, — Тантала загнула палец. — Несколько жандармов подтвердят, что невольник не раз касался воплощения Богини, и далеко не всегда причиной тому была забота о безопасности. Плюс следы порошка на губах невольника. Какие еще доказательства требуются?
— Этих достаточно. Лишь бы…
— Что? — Тантала поправила мантию на плечах отца. — Боишься, император воспользуется правом помилования?
— Она его дочь. Я бы на его месте воспользовался, — жрец с нежностью посмотрел на дочь.
— Император не ты. Я у тебя единственная, а у повелителя Эльмидала одна из десятка, если не из сотни. Одной больше, одной меньше.
— Она старшая. Любимая. Когда-то он настоял, чтобы ее выбрали воплощением Богини.
— Это была прихоть. Игра, которая давно ему наскучила.
— Надеюсь, ты и в этот раз права. Если будет на то воля Богини, вскоре ты станешь ее воплощением, — жрец поцеловал дочь в лоб.
Пока он по мраморному полу перехода спешил в храм Великой Богини, возглавить совет судей, Рейна вели туда из жандармерии мрачными коридорами. В храме он искал в толпе Эль. Наконец, увидел ее сидящей перед пятью креслами. Ему самому приказали встать неподалеку, и он обрадовался, что будет с ней рядом.
Эльмидала выглядела бледной, но решительной. Она умело скрывала страх. Рейн восхитился ее смелостью. Он сам провел бессонную ночь, гадая, что их ждет. В соседней камере коротал дни до нового назначения раб-илларец, и Рейн завязал знакомство в надежде, что тот расскажет о наказаниях принятых на островах.
Но раб ничего толком не сказал. Разве что поведал, откуда пошел запрет на прикосновение к Богине.
— Истинная Великая Богиня, — говорил он, — не терпела, когда ее трогали. Об этом написано в «Книге памяти». Отсюда и запрет.
Что за «Книга памяти» Рейн не знал, зато слышал, что солнечные не приветствуют чужих прикосновений. Для них это нечто интимное, то, что позволено только близкому. Люди же довели эту особенность гелиосов до абсурда, не разобравшись в ее истоках. И Рейну с Эльмидалой предстояло расплатиться жизнями за их скудоумие.
Храм заполняли зеваки. Прохожих с улицы не пускали, но и среди приближенных к императорскому двору хватало желающих поглазеть на суд над самой Богиней. Вскоре появились судьи. Их возглавлял верховный. Добился-таки своего, гад. Рейн стиснул кулаки. Ух, с каким удовольствием он бы врезал по его наглой роже!
Дочурка жреца тоже была здесь. Стояла в первом ряду зрителей, и выражение лица у нее было такое – предвкушающее, словно она пришла на выступление странствующих скоморохов. Как она обвела его вокруг пальца? Ему слишком хотелось поверить в ее слова, вот и попался. Теперь-то он видел, что она из себя представляет, а главное на чье место метит.
Едва верховный жрец сел в центральное кресло, как в зале установилась тишина. Но продержалась недолго. Среди зрителей началось волнение, и вскоре они расступились, пропуская императора. Его появление в храме вызвало панику. Жрецы заметались в поисках кресла для повелителя, а жандармы выстраивали оцепление. Клеон Багряный не пожелал сесть на возвышение рядом с судьями, подчеркивая, что он здесь в качестве зрителя, а не вершителя судеб. В итоге он устроился поодаль лицом к толпе.
В его присутствии без того напряженная обстановка накалилась до предела. Нервничали даже судьи, хотя они были здесь главными.
Император взмахнул рукой – начинайте, я готов. Верховный жрец Квист откашлялся и произнес:
— Мы собрались в храме Великой Богини перед ее золотым ликом, чтобы предать суду эту женщину и этого мужчину за нарушение запрета. Поддавшись низменным инстинктам, они осквернили тело Богини.
Квист говорил так, словно тело Эль ей не принадлежало, словно она, а не Богиня в нем гостья. Что за дикость? Остаток обвинительной речи Рейн прослушал, изучая лик той самой Богини за спинами жрецов. Размером с человеческий рост он был отлит из золота и намертво прикреплен к стене храма. Гигантская посмертная маска. Великая Богиня Иллари была хороша собой, но черты ее лица выдавали упрямый вздорный характер. Ох, и нелегко пришлось тем, кто жил в ее времена.
Верховный жрец вызвал первого свидетеля – подлую предательницу Верду. Рейн слушал ее, а сам думал, как страшна месть отвергнутой женщины. Неужели все ее поступки продиктованы тем, что он предпочел Эль?
Верда рассказала, как проснулась ночью, и, выйдя подышать свежим воздухом, услышала голоса на балконе. Пойдя на звук, она увидела как воплощение Богини и невольник целуются. Эта картинка так шокировала бедняжку, – тут Верда пустила слезу, – что она завопила.
Следом за служанкой вызвали жандарма. Тот был Рейну незнаком, но, оказывается, он видел смазанный порошок на щеке Эль. По его утверждению в день, когда напали на сераль, к Богине прикасался только невольник-телохранитель. Но почему именно к щеке? Вопрос повис в воздухе. Рейн тоже не мог на него ответить. Он не помнил, чтобы дотрагивался до щеки Эльмидалы. Тогда стояла такая неразбериха, порошок мог случайно смазаться, но разве это кого-то волновало.
Во время выступления тех, кто видел следы порошка на его губах, Рейн осознал, что суд проигран. Даже если им в конце дадут слово, оправдаться они не смогут. Кто им поверит после услышанного? Поцелуй был. Доказательств тому предостаточно. Рейн не строил иллюзий насчет наказания. Раз за случайное прикосновение к Богине убивали, то его судьба предрешена. Но вдруг получится спасти Эль. Этого он желал всем сердцем.
- Предыдущая
- 46/54
- Следующая