Мандариновые сны (СИ) - Яфор Анна - Страница 9

Тихий голос и заботливое тепло убаюкали прежде, чем девушка это осознала. Сил хватило лишь на то, чтобы улыбнуться, прошептав  неясную благодарность и на самом деле погрузиться в пьяняще-сладкий сон.

На этот раз все было иначе. Неясные тени обрели яркие образы, а то, что она прежде едва угадывала, стало осязаемым.

Маша ощутила, впитала в себя присутствие того, кого так долго ждала.  Ей показалось, что даже кожа завибрировала, откликаясь на появление мужчины. На ум невольно пришло сравнение со слепым человеком, который воспринимает окружающий мир как-то по-особенному. В чем-то ярче и острее. Слышит то, что не видят его глаза.

В комнате царил полумрак, но усталость и пережитое волнение как будто добавляло темноты. И при этом она была живой, оглушала и завораживала, как и скрытый в ней мужчина. Он потянулся к плечу девушки, легонько дотрагиваясь и разворачивая к себе. Маша тихо охнула, подаваясь навстречу, – и утонула в его объятьях.

Почувствовала жар, из-под пальцев растекшийся по телу и рождающий в сознании совершенно не свойственные для нее фантазии. Этот человек, которого она даже не видела почти, а больше чувствовала, находился так непростительно близко. Так недостаточно близко. И взрослая, разумная, состоявшаяся женщина, которой Маша считала себя, вдруг утратила здравый смысл, подчиняясь прежде неведомым законам, которые при этом знала слишком хорошо.

Ей было приятно его ощущать. Запах, тепло, силу, исходящую от всего облика. Прикасаться к плечу через тонкую ткань рубашки, чувствуя тот же жар, который переполнял собственное тело.

– Я тебя так долго ждал… А тебя все не было…

Ждал? Ее? Кажется, что-то подобное ответила и она, только не различила собственного голоса.

– Позволишь?

– Что ты… – не осмелилась задать свой вопрос, лишь зачарованно смотрела, как его лицо приближается, как он склоняется к ней, теперь касаясь уже своим дыханием. И когда потянулась навстречу, соприкасаясь с теплыми губами, почувствовала, как ее затапливает облегчение. Такой родной… такой ее… весь… весь…

Глубоко вздохнула, поначалу не находя никаких слов. Их заменили ощущения. Нежность без пределов, граничащая с потребностью прижаться к нему. Такому родному. До боли вжать его в себя, чтобы он понял, какие чувства вызывает в ней. Но эта боль не отвращала, она имела какой-то прежде неведомый оттенок, который проникал под кожу, негой растекаясь по телу. В мыслях переплелся страх потерять такого долгожданного возлюбленного с желанием оказаться как можно ближе к нему. И не только сейчас. В один миг стал самым важным человеком. Маша ждала его всегда, а теперь, оказавшись рядом, не могла насладиться этими мгновеньями.

Она распластала на его груди ладони, и, покрывая короткими поцелуями обнаженную шею, спустилась губами ниже, где под ее руками разошлись края его рубашки, отрывисто шепча:

– Я позволю все… все, что ты захочешь…

И в тот же миг первое, почти робкое, изучающее прикосновение, бережно просящее разрешения продолжить, сменилось иным – жадным и пьянящим.

Его улыбка была не видна, но Маша ощутила ее собственными губами, как и шепот, скользнувший куда-то вглубь ее естества.

– Останови меня, милая, если тебе что-то не понравится.

Выдохнула эхом:

– Не остановлю… Нет… – поняла это очень отчетливо, и не осталось никаких сомнений. – Не остановлю, пока остановиться не захочешь ты сам. Хочу всего тебя. Сейчас. Пожалуйста…

Это напоминало мольбу, самую первую из тех, что разольются в пьянящей тишине этой ночи немногим позже. Утолить жажду и насытить собой. Ответить на сокровенные потребности… нет, не тела – сердца, души, что долгое время дремали глубоко внутри и наконец-то стали явными.

– Хочешь? – на широкой ладони – очищенный мандарин, такой аппетитный, что Маша почувствовала его вкус до того, как попробовала.

– Хочу… – крошечная долька оказалась во рту. – Очень, очень хочу…

Она хотела принадлежать этому мужчине. Жаждала им владеть. Ему одному. Пальцы, ставшие какими-то непослушными, расправлялись с бесконечными пуговичками на его рубашке. Удивительно, что девушке удалось не разорвать тонкую ткань, стаскивая ее с плеч Ивана. Губы прочертили контур его рта, опустились по скуле к шее, поймав трепещущую венку.

– Хочу тебя.

Такое закономерное признание, которое не могло не прозвучать. Кто из них его произнес? Кто отозвался эхом? Это не имело значения, потому что отражало суть того, что чувствовали оба. Слова, как необходимый для жизни глоток воздуха. Желание погрузиться в любимого человека.

Руки скользнули вниз, замирая на ремне брюк, и  под горячей кожей напряглись мышцы, отзываясь в ее теле еще большей жаждой. И перекрывая последние пути к отступлению.

Девушка никогда не стремилась заниматься любовью в почти полной темноте. Не считала себя идеалом, но и особыми комплексами не обладала, потому прятаться в общем-то не было смысла. Но сейчас лишний свет только бы помешал. Увидев глаза Ивана, в которых отражалась ее страсть, Маша подумала о том, что и это происходит с ней впервые. Прежний опыт мог носить любое название, но это не было любовью. Секс удовлетворял желания тела, но не превращался в кипящее сумасшествие, от которого перехватывало дыхание.

Ей нередко дарили подарки, а Олег вообще был любителем роскошной  кухни, потому любил посещать рестораны. Но никакие даже самые изысканные блюда не могли превзойти то удовольствие, которое Маша получала, чувствуя, как растекаются по телу по телу прохладные сочные капельки. Пьянела от невероятных ласк. И понимала, что раньше и понятия не имела о том, как приятно чувствовать  губы любимого мужчины, повторяющие движения этих капелек.

Маша пила его ласки, став внезапно голодной и жадной до них. Ощутила на затылке прикосновение ладоней, когда он притянул ее к себе. Глубокие, долгие поцелуи, вонзающийся в рот язык, черные, как окружающая ночь, глаза, смотрели на нее с возбуждающей, восхищающей дерзостью. Она снова почти ничего не могла рассмотреть, но чувствовала, впитывая в себя рот, шею, могучие плечи сильного мужчины, целиком его тело, которое превратилось в натянутую струну, от которой невозможно было отнять дрожащие, напряженные пальцы.

В лунном свете черты Ивана казались более резкими, а снежное сияние подчеркивало подбородок и скулы, накладывая таинственные тени вокруг глаз и высвечивая серебряные нити, что запутались в его волосах подобно искрам уснувших звезд.

И ничем было невозможно остудить истекающий от рук жар. Маше хотелось оказаться еще ближе, хотя между телами не осталось даже малейшего расстояния. Столько времени сдерживаемый голод вырвался наружу, и девушка лишилась сдержанности,  выплескивая страсть, что грозила затопить с головой. Шепот признаний слился со стонами удовольствий.

Она любовалась. Здесь, в этой лесной глуши, в мире, таком далеком от привычных девушке обстоятельств, Иван выглядел воплощением уверенности и первобытной мужской силы. Властный, доминирующий, он при этом был нежным до такой степени, что от его ласк захватывало дух.

Как будто остановилось время, ожидая, пока два человека насытятся друг другом, и позволяя никуда не спешить.

Неужели звезды на ночном небе и огоньки в домах она рассматривала с крыши всего лишь прошлой ночью? Сейчас казалось, что это происходило совсем в другой жизни.

Насыщенный событиями рабочий день, незаконченные покупки, женщина в магазине, яркие фантики конфет, затерянная в лесу тропинка… Ей приснилось все это. Или же она спит теперь. И видит во сне эти глаза, так сильно напоминающие звезды. Только теперь они не далекие и холодные, а совсем рядом, живые и яркие – прямо над ней. И просыпаться совсем не хочется.

А еще Маша не подозревала, насколько бесстыжей может быть. Или во сне можно все? Во сне можно все… Его волосы небрежно спадают на лоб, на плечах отчетливо проступают следы от ногтей. И он весь – только ее.