Не отпускаю (СИ) - Шагаева Наталья - Страница 35

— А ты течешь, моя девочка, тебе нравится, хоть ты и плачешь. Плачь, моя хорошая, это возбуждает еще больше, — выворачивает мою голову к себе и слизывает слезинку с моей щеки, продолжая массировать и сжимать клитор. Я настолько слабая перед ним, что у меня подкашиваются ноги, но он хватает меня за талию и опять вжимает меня щекой в зеркало, по которому размазываются мои слезы вместе с косметикой. Грудь прикасается к холодной поверхности стекла, и я содрогаюсь от контраста холода и его горячего тела. Мне холодно и жарко одновременно. Между ног разливается жар, меня трясет от возбуждения, и кружится голова. Я словно теряю себя, позволяя ему вертеть мной и рвать на куски. Вадим фиксирует мои бедра и резким толчком входит в меня до упора.

— Аааа, — не сдерживаюсь, кричу в голос от столь грубого вторжения. Оказывается, страх с примесью дикого возбуждения делает из меня голодную, скулящую самку. Он не останавливается, как раньше, не позволяет мне привыкнуть к своему размеру. Он начинает вдалбливаться в меня, словно умалишенный, вжимая за волосы в зеркало, тяжело дыша в затылок, всасывая и кусая кожу на шее. Мое тело напрягается как струна, меня бьет озноб. Я покрываюсь мелкими капельками пота от того, что возбуждение граничит с болью. Он входит в меня настолько глубоко и сильно, что кажется разорвет меня. А мне хорошо. Это невыносимо, но очень хорошо. Я схожу с ума вместе с ним и стону в голос. Трусь щекой об зеркало и плачу уже от невероятно новых ощущений, о которых даже не подозревала.

Это длится мучительно долго, до полной потери сил и жжения между ног. Он дразнит меня, играет со мной, не позволяя кончить. То отстранят от зеркала, замедляя темп, лаская грудь, играя с возбужденными, истерзанными им сосками, то совсем останавливается глубоко во мне, и целует. Я уже сама со всей силы впиваюсь в его губы, намеренно прокусывая их в кровь, причиняя боль, ощущая вкус его крови. А он рычит, вновь вжимая меня лицом в зеркало, и снова вдалбливается в меня, набирая бешеный темп. А я бесстыдно наслаждаюсь, находясь на грани, через которую он не позволяет мне перешагнуть. Злюсь на него, заводя руки за спину, расцарапываю его бедра ногтями. Кажется, я сошла с ума, мне так хорошо в этой сладкой боли и безумии. Нервы на пределе, все чувства настолько обострены, что я уже вою в голос.

— Хочешь кончить? Проси! Иначе я могу продолжать это всю ночь, — угрожающе рычит он, и обжигает мою попу хлестким ударом. Он останавливается, поглаживает мои бедра и вновь шлепает, ещё и еще, пока все тело не начинает гореть в агонии. Это не больно, это бесстыдно и сладко, до такой степени, что я сама подставляю бедра его ударам.

— Проси. Скажи — Вадим, позволь мне кончить, — хрипло, задыхаясь, шепчет он, находит мой клитор и обводит его по кругу. А я уже не хочу ласки, я хочу грубо, глубже и сильнее. Слезы стекают по щекам, мне не хватает воздуха от этой мучительной пытки и от того, что я действительно собираюсь его просить.

— Вадииим… позволь… мне кончи…, — задыхаясь, произношу я.

— Нет, не так, — издевательски усмехается он. — Громче и четче! — он вообще ничего не делает, хотя хочет кончить не меньше моего, я чувствую, как его напряженное тело трясет, насколько промокла его рубашка и прилипла к груди, я ощущаю пульсацию его члена глубоко внутри меня.

— Позволь мне кончить! — с каким-то остервенением кричу я, виляя бедрами.

— Вот так, — удовлетворенно хмыкает он. Обхватывает мои руки, заводит их за спину, вынуждая прогнуться, держит их за запястья. Полностью выходит из меня и вновь входит на всю длину, до основания, создавая характерный шлепок об мои горящие от ударов бедра. И все, я окончательно теряюсь. В глазах темнеет, разум затуманен. Адреналин в крови разливается по телу, и я уже не кричу, я вою и задыхаюсь от грязного наслаждения. Замираю, выгибаюсь в его руках, закатывая глаза от острого оргазма, который накрывает меня судорогами, ноги подкашиваются. Это так дико хорошо, что даже страшно. Вадим подхватывает меня, делает ещё несколько сокрушительных толчков и тоже кончает, утыкаясь в мою мокрую шею, обжигая горячим дыханием. Несколько минут мы так и стоим, полностью потерянные, в другой реальности, где нет измен, лжи и фальши. Нет обид и упреков, а есть только мы и наше общее безумие. Он прижимает меня к зеркалу, и сам подрагивает, уже нежно целуя мою шею, лаская кожу языком. Аккуратно зарывается в мои волосы, как раньше поглаживает, хрипло шепча о том, какая я вкусная и сладкая. И это отрезвляет меня, вся реальность обрушивается, окатывая ледяной водой. Мне вдруг становится мерзко от себя и противно от осознания того, что он делал то же самое с другими, возможно совсем недавно, и они также получали от этого удовольствие. Ярость и обида зашкаливают и придают силы. Резко отталкиваюсь от зеркала, пытаясь вырваться.

— Отпусти меня, — шиплю как кошка, не желая больше находиться в его объятиях. Но он хватает меня за плечи и разворачивает лицом к себе, внимательно осматривает меня, сжимая челюсть.

— Убирайся отсюда, не трогай меня! — впадая в истерику, кричу я, потому что никак не могу избавиться от навязчивых картинок его измен. — Ты мне противен! — после этих слов, он застывает, смотря пронзительно темным взглядом, а потом швыряет меня на кровать.

— Запомни, Полина, ты моя. Хочешь ты этого или нет. Я дал тебе слишком много свободы! Позволил думать, что ты можешь делать все что угодно. Но это не так! Еще раз к тебе кто-нибудь прикоснется, убью! — он не кричит, но произносит это настолько холодно и пугающе, что меня начинает морозить. Вадим осматривает меня растрепанную и истерзанную им, надевает брюки, застегивает ремень и выходит из комнаты, оглушительно громко хлопнув дверью, сотрясая стены. А я чувствую себя растерзанной, жалкой и униженной. А главное я ненавижу уже не его, а себя за то, что вела себя как голодная самка, получая от всего этого удовольствие…

Вадим

Кажется, я разучился дышать. Не могу сделать ни единого нормально вдоха. Битый час сижу в собственном кабинете, в полной темноте, и слушаю только собственное сердцебиение. Обхватываю полупустую бутылку виски, делаю пару жадных глотков, чувствую, как меня начинает тошнить. Только меня тошнит не от алкоголя, который ни хрена меня не берет, меня выворачивает от себя. Узнал, что Полина в ресторане с этим мудаком, и мне снесло крышу. А ведь я только утром предупреждал ее не играть со мной в такие игры. А она не прислушалась ко мне, предпочитая разбудить во мне темную сторону, которую я не хотел ей показывать.

Облокачиваюсь на стол, сжимая тяжелую голову руками, прислушиваясь к звукам наверху. Уснула? Вряд ли… Я слишком хорошо ее знаю. Что она сейчас обо мне думает? Считает меня извергом, моральным уродом? Проклинает? Только вот я своей вины почему-то не ощущаю. Может это все и к лучшему. Пусть знает какой я. Я не хотел так с ней. Никогда не хотел. Но сегодня она меня вынудила. Солнце мое, зачем? Зачем ты все это допустила? Зачем позволила прикасаться к себе другому. Я смотрел на твои губы, которые целовал другой и хотел их разбить. Смыть твоей кровью его поцелуи. Да девочка моя, я такой. Сегодня я приоткрыл тебе свою темную сторону. Совсем чуть-чуть. Поверь, родная, я сдерживался. Если б не любил тебя и не берег, наверное, убил бы. Хотя нет, солнце, мы хотим причинить боль только тем, кого любим.

Когда мне доложили, что моя жена спокойно ужинает, в мать ее, романтичной обстановке с ублюдком Шульцем, я думал, что разнесу к черту весь ресторан. Около часа у меня ушло на то, чтобы хоть немного успокоиться и подавить в себе желание убивать. Я ехал за ними и наблюдал, мне нужно было знать, как далеко зайдет моя жена в желании отомстить мне. Чувствовал, что она с ним не спала, но это не отменяет факта, что она этого хотела. Кто знает, чем бы закончилась эта ночь, если я их не остановил. Ее чертово кружевное платье, шпильки и чулки кричали о том, что он бл*дь хотела продолжения! Никогда бы не подумал, что моя чистая девочка способно на грязную измену. Да мать ее измену! Потому что она моя жена и только смерть разлучит нас. И я очень серьезно воспринимаю эту фразу. Слишком серьезно…