Черная башня - Павлищева Наталья - Страница 10

– Надо же… Это случайно получилось, клянусь. Но отец действительно не позволит тебе жениться на этой девчонке. У него другие планы. Если ты не обещал, это хорошо, не придется мне жертвовать собой.

Не сдержавшись, Козимо швырнул в брата тем, что подвернулось под руку, а подвернулся небольшой ящичек для камешков от счетов. Самих камешков в нем не было, но все равно увесистый. Лоренцо увернулся, однако угол, видно, задел плечо.

– Сумасшедший! Убьешь ведь, – потирая ушибленное место, возмутился младший брат.

– Иногда мне кажется, что ты старше меня, – задумчиво произнес Козимо.

Лоренцо молча уставился на брата, чуть подумал и кивнул:

– В этом да, а в делах ты старше отца.

– В каких делах?

– Банковских. Отец прав, Козимо, ты прирожденный банкир, и этого тебе не избежать.

– Что бы ты понимал! Кроме как под юбки заглядывать, ничего другого знать не хочешь.

Эта тирада вырвалась у Козимо невольно, его действительно раздражала привычка Лоренцо во всем искать любовную выгоду в ущерб учебе.

Видя, что рука брата снова ищет что потяжелей, Лоренцо предпочел ретироваться:

– Ладно, ладно… я пошел. Если на Пьеретте необязательно вместо тебя жениться, то я, пожалуй, пересплю с Марией.

– Вот дурак! – беззлобно выругался Козимо вслед неугомонному братцу.

Джованни понимал, что никакими нравоучениями влюбленность сына не задушишь, надо действовать по-своему, то есть хитрей. Банкир решил применить самое действенное средство – золото.

Кроме того, у Джованни на старшего сына были свои виды, а для этого Козимо требовалось выбросить из головы не только Пьеретту, но и дом, где ее увидел.

Совсем недавно Флоренция присоединила к себе Пизу, вернее, просто купила эту территорию. Но в Пизе потребовали гарантий своей безопасности, а в качестве залога хотя бы на время двадцать молодых людей из состоятельных семей Флоренции.

Заложники…

Но когда вместе со Строцци, Альбицци, Уццано назвали и имя Козимо Медичи, Джованни почувствовал себя польщенным. Его самого уже несколько раз избирали в Синьорию, потом доверили быть в числе выборщиков на конкурсе, теперь вот Козимо должен ехать в Пизу… Конечно, должен, у отца и сомнений не возникало на этот счет.

Потому, услышав слух о намерении старшего сына жениться на простолюдинке, Джованни так взъярился. Он решил разобраться со всем сам, а еще убедить Никколи, чтобы тот не мешал банковскому будущему Козимо.

Сказано – сделано, Джованни де Медичи не из тех, кто бросает задумки на полпути.

– Пьеретта, я понимаю, что тебе хочется стать женой Козимо Медичи. Ты достаточно наслышана о состоятельности моего сына и моем состоянии тоже.

– Синьор Медичи… – смутилась девушка, пока еще надеясь на благополучный исход разговора. Но уже в следующее мгновение после останавливающего жеста Джованни Медичи поняла, что ничего не получится.

– Я не столь богат, как… другие, но даже родство с синьором Никколи не дает тебе право рассчитывать на такое замужество. Козимо обещал на тебе жениться?

– Нет, синьор, – замотала головой девушка.

– Он… обесчестил тебя?

– Нет, что вы! – Пьеретта залилась краской.

Надо же, удивился Джованни, девчонка даже способна краснеть…

Он вздохнул:

– Мы не всегда можем поступать так, как того желает сердце. Козимо слишком молод, чтобы жениться, ему нужно многому научиться. А вот тебе пора замуж. Я дам тебе приданое. Неплохое приданое.

– Я не из-за денег, синьор Медичи, я люблю Козимо.

– Деньги – не лучшая замена любимого, но они не помешают.

Довольно увесистый кошель перекочевал в руки растерянной Пьеретты.

– У меня одно условие, девочка: не давай повода для сплетен о вас с моим сыном и постарайся не попадаться ему на глаза. Не выполнишь эту просьбу, уничтожу.

Глядя вслед спокойно вышагивавшему банкиру, Пьеретта обливалась слезами. Разве она виновата, что родилась пусть не в хлеву, но не во дворце? И в Козимо она по-настоящему влюбилась, как и он в нее. Да-да, женщина всегда понимает, если мужчина влюблен. Козимо хороший, не потому, что сын синьора Медичи, а просто потому, что хороший. Он умный, добрый и скромный, не как его брат Лоренцо. Но синьор Медичи прав, Козимо не для Пьеретты.

И мессир Медичи тоже хороший, он строгий, но добрый. Мог бы просто вышвырнуть Пьеретту из Флоренции, а он денег дал. Флоренция – республика, но золото никто не отменял, потому перед законом все равны, а вот между собой – нет, и девушка-простолюдинка даже в республике не может рассчитывать на замужество с сыном даже самого доброго банкира.

Теперь предстоял разговор с Никколи, разговор, о котором никто не должен знать, как и о его последствиях. Умеет ли этот чудак-философ держать язык за зубами? Оставалось надеяться, что умеет.

– Синьор Никколи, я Джованни де Медичи, отец Козимо.

– Прошу вас присесть, синьор Медичи. Конечно, я узнал вас…

Никколи чуть смутился, он чувствовал, что Джованни пришел не зря, у того серьезный разговор. И дело не в том, что банкиры вообще осторожны в знакомствах, а Медичи и вовсе мало с кем знался, просто было в этом невысоком человеке что-то такое, что заставляло даже самых значительных собеседников чувствовать его волю и тайную силу.

Медичи не стал укладываться на пиршественное ложе, хотя жест хозяина дома указывал именно на такое место, он вообще не стал садиться.

– Синьор Никколи, позвольте мне сразу приступить к делу.

Никколи тоже остался стоять, но не подошел ближе, чтобы не нависать над гостем. Они смотрели друг на друга с откровенным любопытством.

– Синьор Никколи, я уважаю людей, которые знают свое дело лучше других. Вы знаете свое. Я искренне уважаю вас.

– Благодарю… – Никколи просто не знал, что ответить на такое заявление. Медичи словно не заметил легкого смущения собеседника и продолжил:

– Я не был против вашей дружбы с моим сыном. – Никколи напрягся. Неужели Медичи подозревает их с Козимо в сексуальной связи? Но Джованни де Медичи поднял ладони, словно защищаясь от какой-то нелепицы: – Нет-нет, судя по тому, что у Козимо есть любовница, он не занимается содомией, я не о том.

Теперь банкир полез за пазуху и достал оттуда несколько листов.

– Речь пойдет о деньгах. О чем же еще может говорить банкир, не так ли?

Увидев угол одной из бумаг, Никколи понял, что это такое, и помрачнел. Медичи кивнул:

– Вы правильно подумали, синьор Никколи, это ваши заемные расписки. Все. Я верну вам их, если вы вернете мне сына.

– Но я… что значит вернуть сына? Он ваш, я никогда не пытался… я никогда не настраивал его против отца… – Никколи замолчал, повинуясь жесту банкира.

– Я буду оплачивать ваши траты и впредь при условии, что вы не станете препятствовать банковским занятиям Козимо. Он должен стать банкиром, и если подумает, что его будущее в другом, вы сумеете убедить его в моей правоте. Это первое.

Джованни де Медичи медленно порвал листы.

Никколи завороженно смотрел на клочки собственных векселей, предъявление которых не просто разорило бы, но вогнало в нищету. И тут его охватил ужас: вдруг это только копии, разве не мог Медичи копировать векселя, как сам Никколи копировал книги? Но нет, вон на клочке его собственный почерк со знаменитым наклоном вправо и характерное написание двух букв, которое не могли повторить даже ученики.

А банкир тем временем продолжил:

– И второе: я знаю, на что вы потратили полученное наследство, и уважаю ваше увлечение. Можете скупать сколько угодно рукописей и дальше при условии…

Конечно, разве банкир может что-то делать, не ставя при этом никаких условий в свою пользу?

Визит получился коротким.

Перед уходом Медичи вдруг попросил:

– Многие считают меня недалеким и способным видеть только деньги. Прошу вас, не разубеждайте людей в этом. Моему сыну тоже необязательно знать о моем визите и нашем договоре. И не сомневайтесь, Медичи держит слово.